Соперники считали мистера Мэндрейка необычайно одарённым – более того, опасно одарённым. Когда его назначили министром информации, они отреагировали соответственно. Однако все покушения были успешно отражены: посланные джинны не возвращались, ловушки срабатывали на тех, кто их ставил, узы рвались и усыхали. Под конец утомлённый этим Мэндрейк официально бросил вызов всем своим тайным врагам, предлагая сразиться с ним в магическом поединке. На вызов никто не откликнулся, и авторитет Мэндрейка поднялся ещё выше.
Жил Мэндрейк в элегантном доме в стиле времён короля Георга, стоящем среди других таких же домов. Окна Мэндрейка выходили на просторную, славную площадь. Дом стоял в полумиле от Уайтхолла и достаточно далеко от реки, чтобы летом её вонь сюда не доносилась. Площадь представляла собой небольшой сквер, засаженный буками, с тенистыми аллеями и зелёным газоном в центре. Место было тихое и малолюдное, хотя и не сказать, чтобы малоохраняемое. Днём площадь патрулировали полицейские в серой форме, а после наступления темноты с дерева на дерево бесшумно перелетали демоны в облике сов и козодоев.
Такие меры безопасности принимались из-за обитателей домов, стоящих вокруг площади. Тут жили несколько наиболее могущественных волшебников Лондона. На южной стороне, в кремовом доме с фасадом, украшенным фальшивыми колоннами и пышнотелыми кариатидами, жил мистер Коллинз, министр внутренних дел, недавно назначенный на эту должность. К северо-западу простиралась великолепная усадьба министра обороны, мистера Мортенсена, с золотым куполом, сверкающим над крышей.
Резиденция Джона Мэндрейка выглядела менее внушительно. Узкое четырёхэтажное здание, выкрашенное в лютиково-жёлтый цвет, с белой мраморной лестницей, ведущей к дверям. Высокие окна снабжены белыми ставнями. Комнаты обставлены скупо, стены оклеены обоями с тонким узором, на полах – персидские ковры. Министр не афишировал свой высокий статус: в парадных комнатах было выставлено не так уж много драгоценных безделушек, и за домом присматривали всего двое слуг-людей. Ночевал министр на третьем этаже, в простой комнате с белёными стенами, примыкающей к библиотеке. Это были его личные покои, куда никому доступа не было.
Этажом ниже находился кабинет мистера Мэндрейка. От прочих комнат он был отделен пустым и гулким коридором со стенами, обшитыми панелями морёного дерева. Здесь мистер Мэндрейк выполнял большую часть повседневной работы.
Великий волшебник шагал по коридору, дожёвывая остатки тоста. Госпожа Пайпер семенила следом. Коридор упирался в прочную бронзовую дверь, в центре которой красовалась литая бронзовая маска, уродства непревзойдённого. Выпуклый лоб как будто стекал на глаза, подбородок и нос торчали вперёд, точно щипцы для орехов. Волшебник остановился и воззрился на маску с глубоким неодобрением.
– Я, кажется, говорил тебе, чтобы ты прекратил так делать! – бросил он.
Тонкогубый рот раскрылся, выпирающие нос и подбородок негодующе щёлкнули друг о друга.
– Чего делать-то?
– Принимать столь отвратительный облик. Я только что позавтракал.
Кусок лба приподнялся, и наружу с чавкающим звуком выкатился глаз. Похоже, никакой вины рожа за собой не чувствовала.
– Ну извини, дружище, – сказала рожа. – Такая у меня работа.
– Твоя работа – уничтожить любого, кто попытается войти в мой кабинет без разрешения. Не более и не менее.
Страж призадумался.
– И то верно. Но я стремлюсь предотвратить проникновение незваных гостей! С моей точки зрения предотвращение преступления полезнее, чем кара.
Мистер Мэндрейк пренебрежительно фыркнул.
– Ладно бы незваных гостей, но ты можешь до смерти напугать госпожу Пайпер!
Рожа покачалась из стороны в сторону, отчего нос угрожающе затрясся.
– Отнюдь. Когда она приходит одна, я умеряю своё уродство. Наиболее жуткий облик я являю тем, в ком вижу уродство моральное.
– Но ты только что явил его мне!
– Ну и где же тут противоречие?
Мэндрейк тяжело вздохнул, провёл рукой по глазам и сделал повелительный жест. Рожа ушла в металл, сделавшись чуть заметным узором; дверь распахнулась. Великий волшебник расправил плечи и вошёл в кабинет, пропустив вперёд госпожу Пайпер.
Комната была практичная: высокая, просторная, выкрашенная белой краской и освещённая двумя окнами, которые выходили на площадь. Никаких излишеств. В то утро солнце скрывалось за плотными облаками, а потому Мэндрейк, войдя, включил верхний свет. Одна из стен целиком была занята книжными шкафами, напротив же не было ничего, кроме гигантской доски, увешанной записками и диаграммами. Деревянный пол был гладкий и тёмный. На нём были начертаны пять кругов, в каждый было вписано по пентаклю, а каждый пентакль был снабжён собственными рунами, свечами и горшочками с благовониями. Четыре пентакля – стандартного размера, но пятый, ближе всех к окну, – значительно больше: внутри его стояли обычный письменный стол, шкаф с папками и несколько кресел. Главный круг был соединён с меньшими тщательно вычерченными линиями и рунными рядами. Мэндрейк с госпожой Пайпер вошли в большой круг и сели за стол, разложив перед собой бумаги.
Мэндрейк прокашлялся.
– Ну что ж. К делу. Госпожа Пайпер, для начала разберёмся с рутинными докладами. Будьте так любезны, активируйте индикатор присутствия!
Госпожа Пайпер произнесла краткое заклинание. Свечи, стоявшие по периметру двух меньших пентаклей, тотчас замерцали, к потолку потянулись струйки дыма. Хлопья благовоний в стоящих рядом горшочках зашевелились. В двух других кругах всё осталось как было.
– Пурип и Фританг, – доложила госпожа Пайпер.
Волшебник кивнул.
– Сначала Пурип.
Он громко произнёс приказ. Свечи в крайнем левом пентакле ярко вспыхнули, и в центре круга появилась тошнотворно мерцающая фигура. Она имела облик человека в респектабельном костюме с тёмно-синим галстуком. Фигура коротко кивнула в сторону стола и замерла в ожидании.
– Напомните мне, – сказал Мэндрейк.
Госпожа Пайпер краем глаза заглянула в свои бумаги.
– Пурип наблюдал за реакцией на наши боевые листки и иную пропаганду, – сказала она. – Следил за настроениями простолюдинов.
– Хорошо. Пурип, что ты видел? Говори.
Демон слегка поклонился.
– Ничего особенно нового я доложить не могу. Народ подобен стаду коров на лугах Ганга: он заморён, но смирен, непривычен к переменам или самостоятельному мышлению. Однако же война давит им на мозги, и сдаётся мне, что в народе распространяется недовольство. Они покупают ваши боевые листки, равно как и ваши газеты, но без удовольствия. Это их не удовлетворяет.
Волшебник нахмурился.
– В чём же проявляется это недовольство?
– Я определяю это по тому, как они замыкаются в себе, видя ваших полицейских. Как леденеют их глаза, когда они проходят мимо палаток вербовщиков. Я зрю, как оно безмолвно растёт вместе с кипами цветов у дверей осиротевших. Большинство не проявляют его открыто, однако гнев, вызванный войной и действиями правительства, нарастает.
– Это все слова, – возразил Мэндрейк. – Покажи мне что-нибудь осязаемое!
Демон пожал плечами и улыбнулся.
– Революция неосязаема – по крайней мере, поначалу. Простолюдины даже почти не знают о том, что это такое, однако же они вдыхают её во сне и вбирают её с каждым глотком воды.
– Хватит с меня твоих шарад. Продолжай работу.
Волшебник щёлкнул пальцами. Демон в своём круге подпрыгнул и исчез. Мэндрейк покачал головой.
– Почти бесполезен! Ну, посмотрим, что предложит нам Фританг.
Новый приказ; на этот раз вспыхнул второй круг. В облаке воскурений появился другой демон – низенький, пузатенький джентльмен с круглой красной физиономией и жалобным взглядом. Он стоял, возбуждённо моргая на ярком свету.
– Наконец-то! – воскликнул демон. – У меня ужасные вести! Я не мог ждать ни секунды!
Мэндрейк слишком давно и слишком хорошо знал Фританга.
– Насколько я понимаю, – медленно произнёс он, – ты патрулировал доки в поисках шпионов. Твои новости имеют к этому какое-то отношение?
