– Тогда я вас жду через час у себя в кабинете. Вам удобно?
– Д-да… Но что случилось?!
– Не переживайте, приходите, я вам все объясню. Вам адрес сказать?
– Нет, я знаю, где это. Но…
– Тогда до встречи.
Он повесил трубку. Вот сволочь! Сначала напугал, а потом: «Не переживайте». Как не переживать? Маша должна быть в Испании! С этим уродом… Неужели влипла еще куда-нибудь? Она беременна, ей переживать нельзя. Я бегом рванула в ванную и встала под холодный душ, чтобы, наконец, проснуться.
После душа, выпив чашку кофе, я помчалась в старое здание МВД. По дороге я пыталась понять, почему Маша назвала меня своей сестрой, и как она оказалась в полиции, а не в Испании. Может, все-таки Павел ее обокрал? Хотя он на такой машине ездит, зачем ему это…
Так я, вся в своих мыслях, даже не постучавшись, вошла в кабинет. Передо мной сидел грузный мужчина лет тридцати пяти-сорока. Глядя на него, можно было предположить, что он редко стирал одежду, совсем ее не гладил, почти не мылся и не брился. Вид у него был совсем неухоженный. Холостяк, решила я. Он был очень полный, высокий, с большими выразительными глазами и большим ртом. Он широко мне улыбнулся.
– Ну, садитесь, что же вы стоите?
Я села. Как-то не ожидала я увидеть такого огромного майора. В телевизоре они все худощавые, невыспавшиеся, с помятым лицом, как у меня, например. А этот больше смахивал на торговца гамбургерами в подземном переходе Москвы. Пусть на таджика он не похож, но за приезжего хохла вполне сошел бы.
– Виктория, значит. Вы, однако, раньше пришли.
– Вы мне не объяснили, что случилось. Где Маша?
Майор засопел и сказал:
– Вы сейчас все поймете.
Он взял со стола пульт и направил куда-то позади меня. Я обернулась и увидела телевизор. Там включилась запись автомобильного видеорегистратора. Петров быстро промотал запись вперед и остановил. И я услышала:
– Надо за Викой обязательно вернуться. В Испании у нее будет больше шансов удачно выйти замуж.
Этот голос, несомненно, принадлежал Маше.
– Зачем тебе Вика? У нас скоро будет большая семья. Скучать тебе будет некогда, – ответил мужской голос.
– Паш, я не могу ее одну оставить. Она без меня даже вовремя не поест, вовремя на работу не встанет… И у нее ужасная работа. Она там быстро постареет, и так и останется старой девой. Паша, Вику мы возьмем с собой. Она мне и по хозяйству сможет помогать.
– Да, цыпленочек, и гулять по клубам вы будете вместе, и шопингом заниматься, – саркастично заметил Павел. – Маш, ну кто она тебе, что ты о ней так заботишься? Она же грубая, дикая…
– Это ее жизнь такой сделала, – хлюпнула носом подруга. – Она всего добивается сама. На отпуск откладывала, вещи не покупала, в клуб не ходила, копила… Она даже в салоне красоты ни разу не была.
– Ну да. Вот в этом ты не смогла ей помочь. А одежду она не покупала, потому что ты, поди, ей одалживала свою…
– Ты вредина! Нельзя таким быть!
В этом я была с подругой полностью согласна. Да, это так, я брала Машкину одежду, но чаще не бесплатно, а покупала за треть от полной стоимости. Хотя были вещи, которые мне Маша просто дарила. Но не покупала я себе новую одежду не столько из-за экономии, сколько из-за моего безразличия к ней.
– Я говорю что думаю, – продолжил Павел. – Вика – приживалка. Устроилась очень удобно. Ты ее кормишь, следишь за ее здоровьем и графиком…
– Замолчи, Паш! Вика мне настоящая сестра, и даже больше чем сестра! Она так же обо мне печется, как и я о ней. Помогает с Инночкой и даже тебя ездила со мной искать, хотя сутки не спала. Ой, что это?
– Это за мной, – нервно ответил Паша. – Сейчас попробуем оторваться.
На экране показался грузовой «Мерседес», который пытался подрезать автомобиль Павла.
– Это брат? Разве он хочет нас убить? Паша, давай остановимся, не станет же он стрелять в беременную женщину.
– Этот станет.
– Паш, мне он сегодня показался нормальным…
– Это только показалось.
– Паш…
– Да помолчи ты!
В машину бился «Мерседес».
– Паш, он нас убьет!
Это было последнее, что крикнула подруга. Машина перевернулась. Ее задел грузовик. Хлопнула дверь, и послышались чьи-то мужские голоса.
– У него в сумке надо искать. В портфеле. Он всегда там держит его.
Хлопок двери. Возня.
– Нет там.
– Проверяй.
– Да нет же.
– Бери портфель с собой. Я в багажнике проверю. Ты его карманы проверь, бардачок и сумку его телки.
От увиденного я похолодела. По телу побежали мурашки. Хоть и не было видно лиц Маши и Павла, но я отчетливо их представляла. Только слово «телки» заставило меня вернуться в реальность. Точнее, разозлило. Ну разве Маша похожа на телку?!
– Ничего нет, – разочарованно сказал один из мужчин.
– Уходим. Поехали. Надо машину эту спрятать.
Майор выключил запись.
– Теперь вы понимаете, почему я вас вызвал?
– Да, – выдавила я. – Маша…
– Она жива. – Это прозвучало как само собой разумеющееся. От неожиданности я встала. – Но я вас не отпускал. Присядьте. – Он дождался, пока я, вконец обессиленная, села. В голове было только одно: «Жива! Жива!».
– Из этой записи я понял, что вы для Марии являетесь самым близким человеком, которому она очень доверяет. Но я все-таки не понял: Маша имела в виду брата Павла Михаила или своего брата Виктора?
– Михаила. Брата Павла. Маша и Павел утверждали, что Михаил угрожал брату.
Я сама не верила себе. Бред! Как в кино… Но это случилось.
– Понятно. Вы когда-нибудь видели Павла?
– Видела. Вчера вечером. Время не помню.
– Вы сможете его опознать?
Что? Павел умер?!
– Павла? Он мертв?
– Да. У него был разрыв артерии. Он скончался в скорой. Крепкий человек был. Так вы сможете его опознать?
– Да. Хотя я…
Я не договорила свою мысль. Уж больно она заумной мне показалась. Я Павла видела всего один раз. Но мне его никто не представлял как Павла. Под его именем мог прийти кто угодно.
– А почему его не опознает кто-нибудь из родственников? – спросила я.
– Его отец болен, мать не в состоянии, жена в роддоме, а брат… сами понимаете. Он, разумеется, опознает, но нужно подтверждение.
Как-то это все странно. У него же должны быть друзья, коллеги. Почему именно я? Но мне было любопытно.
– Я опознаю.
Я хотя бы пойму, кто ко мне в дом приходил, решила я для себя.
– А где Маша?
– В районной больнице, в реанимации. У нее травма. Она пока в коме.
Я жертва чьего-то плохого сценария. Ее любимый погиб, она в коме, и только подруга накажет убийцу брата. Тьфу!
– Вы арестовали Михаила?
– Нет.
Ну вот. Я же говорила!
– Почему?
– Улик недостаточно.
– А запись, мои показания?
Нет, ну будут они работать или как?!
– Виктория, – широко улыбнулся майор, – по записи слышно только слово «брат». А что за брат, чей брат – непонятно. А ваши показания, конечно, учтутся, но этого мало. Вы видели, кто был за рулем?
– Там непонятно.
– Вот то-то и оно. Если б за рулем сидел Михаил, то вопросов бы не было. Хотя запись с регистратора не является достаточной уликой, чтобы посадить человека.
Ну, это он мне залил! Я разозлилась и, чтобы не сболтнуть лишнего, спросила коротко:
– Где морг?
– Вам туда пока рано. Сейчас ответьте на мои вопросы.
Так это еще было не все…
На весь последующий его допрос я отвечала сквозь зубы. Меня раздражал этот бомжеватый, ленивый майор. Зачем, спрашивается, я ему отвечаю на идиотские вопросы вроде: говорила ли мне Маша, где она будет жить, как она мне собиралась звонить, по какому номеру, в котором часу у них должен был быть рейс? Все эти вопросы были странными. Я не помнила даже фамилию Павла, и тем более не имела понятия, где они останавливались ночевать, и где именно в Испании хотели жить. Вот если б он меня спросил по существу: «Кто знает или может быть в курсе планов Павла и Марии?», – вот на это я бы ему ответила. Но он мурыжил меня: в котором часу я прихожу с работы, как часто я бываю дома, почему я оформляю визу. Просидела я у Петрова полтора часа. Я уже толком не понимала, о чем он меня спрашивает, и на что я отвечала, и только потом он повез меня в морг.
Как себя чувствует человек, когда впервые приходит в морг поглядеть на остывшие мощи знакомого, который еще вчера вечером угощал тебя изысканным блюдом? Я себя чувствовала не ахти. Я ничего не боялась, не боялась увидеть его в виде паштета… Просто мне местный запашок совсем не нравился. Да и трясло от холода, несмотря на то, что я привыкла сидеть в холодильнике. На заводе очень холодно, но мы там надеваем ватные штаны и фуфайки. В этом костюме все сутки и работаем. Здесь же я как пришла в джинсовке, так и стояла в ней среди каталок с трупами. И этот специфический запах… Мой нос привык к заводскому дыму копченых мясных изделий, а не к запаху гниющих трупов. Я уже пожалела, что согласилась на опознание. Зачем, спрашивается, я поехала глазеть на остывшие останки Павла, а не помчалась в больницу к любимой подруге, которая считала меня сестрой? Ведь ей, возможно, требуется уход или лекарства. На глаза навернулись слезы, и в горле застрял ком. Я только сейчас поняла, что случилось с Машей и Павлом. Да, отпуск мне необходим, а то мой мозг уже отдыхает без моего ведома. Боюсь, что скоро я и работать буду, спя, как робот, инстинктивно. Без мыслей и чувств…
