И вовсе не потому, что боялся темноты!
Стоило ему зажмуриться, и в голове все становилось одного цвета. Как будто кто-то взял кисть и одним мазком перекрасил все вокруг.
Цвет.
Единственный.
Красный.
Везде.
Вторник
День войны
5Василе Драгонман терпеливо ждал встречи с Марианной. Он сидел в холле комиссариата, положив на колени папку, и разглядывал сновавших мимо сотрудников. Если бы не униформа полицейских и байкерская куртка психолога из состаренной кожи, обстановка напоминала бы больничный коридор, забитый посетителями и усталым персоналом.
Появилась майор Огресс. Она шла не торопясь, по самому центру, и люди обтекали ее с двух сторон, как гордый линкор.
– Ты перезвонил врачу, Дед? – Вопрос был адресован инспектору, который направлялся к лифту.
Лейтенант Пьеррик Паделу замедлил шаг. Все сыщики Гавра звали его Дедом – из-за предпенсионного возраста и шести внуков, живущих в разных уголках Франции. Он наголо брил череп, носил серебристо-черную эспаньолку, тело у него было поджарое, как у профессионального бегуна, а глаза – как у большого доброго пса. Старожилы бригады говорили: «Наш Дед еще о-го-го!» – новички же считали его «ужасно пожилым».
– Он все утро на консультации, помощница пообещала, что шеф перезвонит, как только появится минутка.
– Но он подтвердил, что штопал именно Тимо Солера?
– На все сто. Солер связался с ним через несколько минут после того, как был замечен у аптеки в квартале Сен-Франсуа. Профессор Ларошель обслужил нашего налетчика в порту, в гавани Осака, между контейнерами.
– И доблестный доктор сразу связался с полицией? Его не смутило, что он нарушает профессиональную тайну?
– Нисколько, – улыбнулся Дед. – То ли еще будет…
Марианна отогнала мысли о раненом налетчике и повернулась к Василе Драгонману:
– Ну что, идем? Я нашла для вас время между двумя… консультациями и не могу обещать, что нам дадут спокойно поговорить.
Невозмутимость психолога резко контрастировала с царившим в участке возбуждением. Он сел, расправил полы куртки, открыл папку, достал блокнот и разложил перед собой детские рисунки. Взгляд светло-карих глаз был острым, как луч лазера, славянский акцент проявлялся сильнее, чем по телефону. «Красивые глаза, – подумала Марианна, – не банально карие, а цвета полированного дерева, терракоты или золотистой запеченной корочки круассана».
– Я принес вам рисунки Малона, майор, и мои заметки с комментариями. Они пока рукописные, но…
Марианна жестом остановила Василе, чтобы получше его рассмотреть. Обаятельный мужик, ничего не скажешь! Чуть моложе ее. Она обожала застенчивых мужчин: за их сдержанностью таится огонь. Славянский шарм и трагическая судьба героев Толстого и Чехова.
– Что, если мы начнем с самого начала? О ком вы говорите? Где он живет?
– Конечно, майор, простите. Когда волнуюсь, становлюсь бестолковым. Мальчика зовут Малон. Малон Мулен. Он ходит в младшую группу начальной школы. В Манеглизе. Знаете, где это?
Она сделала ему знак продолжать, кивнув на висевшую на противоположной стене карту эстуария[4] Сены. Манеглиз находился в десяти километрах от Гавра. Маленькая деревенька среди полей с населением в тысячу жителей.
– Со мной связалась школьная медсестра, сообщила, что ребенок все время повторяет нечто странное. Я впервые увидел мальчика три недели назад.
– И он рассказал, что его родители – не его родители?
– Именно так. Малон утверждает, что помнит другую жизнь, прежнюю…
– А родители, конечно, все отрицают.
– Естественно. – Драгонман взглянул на часы. – В этот самый момент они встречаются с директрисой школы.
– Без вас?
– Да. Предпочли обойтись без моего присутствия.
– Родители или начальство?
– По обоюдному согласию…
– Ваше вмешательство их раздражает?
Психолог смущенно улыбнулся и посмотрел на Марианну взглядом бродячего пса, выпрашивающего у прохожего кусок хлеба.
– Их можно понять. Честно говоря, если бы вас прислала не Анжелика…
– Позвольте мне кое-что объяснить. Я постараюсь говорить сжато…
Майор Огресс колебалась. Этот психолог чертовски хорош! Мямлит, запинается, но своего не упустит. Нужно будет выяснить, где эта хитрюга Энджи его выловила.
– Ладно, господин Драгонман, даю вам четверть часа.
Дверь без стука распахнулась, и появившийся Дед разрушил очарование момента:
– Доктор на проводе!
– Вот же черт! Переведи на мой телефон.
– Ты можешь не только поговорить с профессором Ларошелем, но и увидеть светило больницы Моно на экране размером три на три! Его кабинет нашпигован классным оборудованием для видеоконференций.
Марианна попросила Василе подождать несколько минут в коридоре:
– У нас крупное дело – январское ограбление в Довиле, наверное, слышали?
Психолог кивнул и послушно пошел к двери, столкнувшись на пороге со вторым лейтенантом, катившим тележку с видеокамерой и микрофоном.
– Наконец-то пригодилась чертова техника, – произнес тот и присел на корточки, чтобы установить камеру напротив белой стены.
На вид сыщику было лет тридцать. Белая футболка, тесные джинсы, кроссовки – вид у накачанного красавчика был явно непротокольный.
Лейтенант Жан-Батист Лешевалье. Женат. Двое детей. Верный муж. Нежный отец.
Ожившая мечта одинокой женщины.
– Пошустрее, Ж. Б.!
Марианна ворчала для проформы. Взгляд скользнул по сильной спине подчиненного, уперся в полоску голого тела между задравшейся майкой и поясом джинсов.
Трусы-боксеры от Calvin Klein обтягивали классную задницу.
Руки прочь, частная собственность! Чужая…
– Прямо какое-то широкоэкранное кино. – Ж. Б. с кошачьей грацией поднялся с корточек.
Лейтенанты Паделу и Лешевалье устроились на стульях, Марианна осталась за своим столом. Секунду спустя на белой стене появилась роскошная декорация в стиле хай-тек. Сплошь прямые углы – лакированное бюро, дизайнерские кресла, обтянутые серой кожей, мебель из ценных пород дерева, большая плазма на стене и даже высокая балконная дверь, через которую в комнату льется яркий свет.
А вот и хозяин кабинета. Хирург в белом халате поверх шикарного костюма-тройки (небось подбирал специально к своей хищной улыбке!), в руке стакан, в котором позвякивает лед.
– Здравствуйте, майор Огресс, сожалею, но могу уделить вам всего несколько секунд. Одна дама уже лежит и с нетерпением ждет, когда я вернусь вместе с моим орудием!
Пауза. Ларошель пошутил и теперь как будто ждал награды – заранее записанного смеха зрителей, – сияя безупречной белозубой улыбкой (хвала коллегам-ортодонтам!).
– Я буду пересаживать ей печень. Так что давайте поторопимся.
– Вчера вы оказали помощь Тимо Солеру, так? – задала вопрос Марианна.
Доктор сделал глоток медно-красной жидкости. Интересно, что он пьет перед операцией? Неужели виски? Или Red Bull? В углу, в сумке от Hugo Boss, клюшки для гольфа, каждая деталь обстановки точно выверена, словно это театральная декорация или съемочная площадка, а не настоящая комната.
– Налетчику? Так точно, мадам. Я уже все рассказал вашим инспекторам. Беглец позвонил вчера, во второй половине дня. Назначил срочную встречу в порту, в гавани Осака – вдали от чужих глаз, понимаете? Он ждал в белой «тойоте ярис». Номер я запомнил, не волнуйтесь. Рана у него плохая – между подключичной артерией и верхней долей левого легкого. Пулю калибра девять миллиметров несколько месяцев назад вытащил какой-то коновал, ухаживали за ним непрофессионально. По его собственным словам, он недавно упал, рана открылась и начались адские боли. Я сделал, что смог.
– Прооперировали Тимо прямо в машине? – изумилась Марианна.
– Конечно нет! Я имел в виду, что сделал все, чтобы помочь вам.
– Нам?
Ж. Б. был потрясен антуражем и угадывающимся за окном бассейном. Или морем? Ведь это Сент-Адресс, шикарный пригород Гавра, и больница стоит на берегу Ла-Манша.
– Именно так. Помочь правосудию, сообщить о преступнике, которого не один месяц разыскивает полиция, долг каждого честного гражданина, ведь так?
– Безусловно, профессор! Как еще вы нам помогли?
– Ввел двойную дозу нальбуфина. Это обезболивающее, намного сильнее морфина. Лекарство мгновенно облегчило страдания и будет действовать еще как минимум двенадцать часов. Я немножко почистил рану и снова зашил. Шов получился – загляденье. Высокая мода, да и только!
Еще одна улыбка во славу хирургов-стоматологов… Профессор наклонился к камере, будто хотел сообщить нечто конфиденциальное:
– Но внутри я пошалил скальпелем, комиссар! Когда нальбуфин перестанет действовать, Тимо Солер взовьется под потолок. И снова позвонит мне, никуда не денется… а там подтянетесь вы с кавалерией.
Марианна шумно сглотнула, прежде чем ответить:
