Последнее обстоятельство обусловливалось, наверное, не только тем, что еще до п у т ч а с руководством д о с а а ф а были у него нелады, об этом он и в романе «Вторжение» написал.
____________________
Куда послать заявку на сей обалденный, сногсшибательный, супер-фантастический роман-детектив о подвигах и приключениях Иосифа Виссарионовича, Президента Советского Союза и писателя Станислава Гагарина ты узнаешь на странице сорок пятой… И на 83-й!
Торопись заказать книгу!
Опоздаешь — ни хрена не узнаешь… Такие пироги.
____________________
Довогорившись с Дурандиным — у того настроение заметно упало — мол, примет удар д р у з е й на себя, Станислав Гагарин наскоро перекусил, чем Бог послал, и отправился в обычный п р о м е н а д по Власихе.
Крепкий мороз выжал из воздуха влагу, и превратившись в сверкающую под утренним солнцем бахрому влага изукрасила деревья того смешанного леса, который окружал дома на улице Заозерной, и тот, двенадцатый, в котором вот уже второй десяток лет жил в военном городке русский сочинитель.
Скорым шагом — медленно ходить Станислав Гагарин не умел — вывернул председатель направо и очутился на дорожке, которая развернулась вдоль верхнего озера, где жители Власихи купались в летнее время.
Выйдя на берег озера, писатель сначала сошел с дорожки, чтобы подойти поближе и поздороваться с дюжиной виргинских черемух, которые он посадил здесь, были подобные растения еще и у самого дома, несколько лет назад. Вообще, стараниями Папы Стива росли у двенадцатого дома липы, клены и любимые сочинителем рябины.
Была и березка, которую он принес из леса в день Первого Мая, тонюсенькую такую, гибкую, как хлыст. За три-четыре года березка раздалась, закрупнела, стала вполне солидным, хотя и весьма молодым еще деревом.
После виргинских черемух Станислав Гагарин направился вдоль озера к лесу, поднимаясь вверх по течению речушки, питающей три озера городка, скорее большие пруды, перегороженные дамбами и мостами. По оврагу, где бежал лесной ручеек, два века тому назад скрытно пробирался Денис Давыдов, выходил к Большой Смоленской дороге в тыл французам и напоминал им, кто истинный хозяин пусть и оккупированной пришельцами, а все одно несгибаемой Земли Русской.
«Когда же прекратится нынешняя оккупация?» — с горечью подумал Станислав Гагарин.
Вспомнились соображения британских журналистов в недавнем номере «Санди телеграф», по сути это был сценарий возможного развертывания предстоящих событий. По прогнозу лондонских оракулов выходило, что в апреле Ельцин добровольно уйдет в отставку, а место его займет Руцкой.
«Хрен редьки не слаще», — усмехнулся сочинитель, который на деловой основе встречался с Руцким весною 1991 года.
Обещаний и посулов Станислав Гагарин получил тогда вагон и маленькую тележку, а приближенные Руцкого — явные л о м е х у з ы! — превратили беспроигрышное, казалось, дело в конфузный пшик.
Собственно говоря, авторы сценария в «Санди телеграф» ничего нового, кроме фигуры летчика-агронома в качестве вождя нового курса, не придумали. Они повторили требования оппозиции, обильно цитировали патриотические издания.
Но характерным в их выступлении было изложение реакции Запада. Впрочем, сие совпадало и с прогнозом писателя. Он давно говорил, что Запад не станет активно вмешиваться в возможный поворот событий, не будет ни санкций, ни протестов. Скорее, наоборот. Здравомыслящие деловые люди увеличат инвестиции, справедливо решат сербские проблемы на Балканах, убедят Германию резко увеличить выдачу денежки для вывода наших войск…
«Умные люди в Европе соображают, что под обломками России они погибнут сами, — подумал Станислав Гагарин. — Только твердолобые л о м е х у з ы, одержимые маниакальным бредом о мировом господстве, могут затевать заварушки, подобные той, которую нам предстоит еще размотать с Великолепной Семеркой».
Он вспомнил, что не подготовил Веру к визиту Сталина и Агасфера в новогоднюю ночь, а супруга всегда терялась при появлении неожиданных гостей, и невольно прибавил шагу, хотя смысла торопиться не было: писатель нагуливал не километры, а часы.
Весьма сомнительным было утверждение ребят из туманного Альбиона, будто Президент добровольно уйдет в отставку. Сие соображение писатель безоговорочно отбросил прочь. Тем более, до апреля вдвое больше времени, нежели до покушения, ибо они, антизаговорщики, уже знали: а к ц и я состоится во второй половине февраля.
«Тогда Руцкой автоматически становится главой государства, — подверстал итоговую мысль Станислав Гагарин. — А летчик-фермер уже давно и основательно р а з м я т. Но поладят ли с ним организаторы террора?»
О собственном присутствии на секретной встрече эксчлена Политбюро, слуги с мандатом и вашингтонского Мишани сочинитель никогда не забывал, а Вечному Жиду он дотошно наблюдения доложил, присовокупил даже соображения и выводы.
Лес начался мощными — одному не охватить! — елями. Хоть и ярилось бронзовым блеском зимнее солнце, а среди деревьев было сумрачно, заснеженные хвойные лапы не пропускали света.
Снега в этом году выпало вовсе немного, и Станислав Гагарин без помех пришел к могучей ели, ствол которой был обильно покрыт потеками янтарной смолы.
Меж корней красивого русского дерева покоился маленький попугай Кузя, веселый и жизнерадостный член семьи Гагариных. На второй год жизни на Власихе его принесла дочь, приобрела на птичьем рынке всего-то за семь рублей…
«Бог мой, — мысленно воскликнул сочинитель, — неужто были когда-то такие цены…»
Кузя отлично прижился в доме Гагариных. Летал, ничего не опасаясь, по квартире, кормился из рук, расхаживал по обеденному столу, пил чай из блюдечка, а главное — во всю разговаривал, подражая голосу и хозяина, и хозяйки, пел на разные птичьи голоса, подслушав чириканье и пенье других пернатых, когда дни напролет проводил на балконе, расположенном в сторону леса.
Теперь он лежал в русской земле, волнистый зеленый попугайчик, чьи предки прибыли из Австралии и удачно вписались в российское житье-бытье.
«И даже не требуют при этом двойного гражданства, — провел аналогию Станислав Гагарин, помимо воли возвращаясь к проблемам современности. — А ломехуза, он и в Австралии ломехуза…»
Лесная дорожка вела вдоль ручьевой долины, на которой несколько лет назад сочинитель видел трех диких кабанов. А позднее, когда возвращался с женою из Одинцова, едва ли не под колеса автобуса метнулся огромный лось. Такие здесь были чуть ли не заповедные места, в добром русском месте жил Станислав Гагарин.
Он дошел до крайней границы той площади, на которой размещался городок, и свернул на другую тропу, под острым углом выходившую в это же место, и направился почти в обратном направлении, чтобы через десяток минут выйти к семнадцатому дому, в котором в однокомнатной квартире ютились Николай Юсов, дочь писателя Елена и внуки, Данила и Лев.
Миновав их дом, Станислав Гагарин свернул, чтобы дойти до Лапинской проходной и повернуть назад — набирал сажени для прогулки.
«Будущее отбрасывает собственную тень в прошлое, — вспомнил писатель крылатую фразу, уже внесенную им на страницы романа «Вечный Жид». — А если обнаружить эту тень в настоящем и по ней предсказать будущее?»
Сочинитель вдруг воочию увидел рассказ «Агасфер из созвездия Лебедя», который написал много лет назад, а затем вмонтировал его в первые главы «Вечного Жида» — и будто мороз по коже.
«Судовая роль! — вскинулась дыбом мысль. — Случайность это или…»
Вот именно — или… Когда помполит «Воровского» Игорь Чесноков смотрит судовую роль и ищет там Феликса Канделаки, он видит фамилию Сергея Калугина и Евгения Лучковского, между ними и был Канделаки. Теперь его там не оказалось… Но дело не в Агасфере, выступавшем, так сказать, в миру под таким псевдонимом. Когда Станислав Гагарин писал в Свердловске рассказ, то Женя Лучковский, знакомец его по «Сельской молодежи», крепкий и здоровый московский таксист в прошлом, благополучно осваивал Надым и прибыл в столицу Среднего Урала получить гонорар за книгу, выпущенную СУКИ — так аббревиатировалось Средне-Уральское книжное издательство.
А Сергей Калугин — статный красивый парень, умница — возглавлял областной студенческий отряд, и сочинитель с ним некоторым образом дружил.
Оба этих имени пришли ему тогда на ум, и писатель объединил их в одной судовой роли.
Евгений Лучковский вскоре преждевременно скончался от неизвестной болезни, а Сергей Калугин кончил жизнь — во цвете лет — самоубийством.
Случайность или… А Виктор Юмин, о предательстве которого написал Станислав Гагарин в романе «Вторжение»? О его преждевременной — год тому назад — смерти рассказали Гагарину в октябре.
