Как только шабара услышал эти слова, он с радостью согласился, и, полагая, что добился своей цели, пустился в обратный путь. Зайдя к себе в деревню, он захватил столько жемчуга, мускуса и иных драгоценностей, что их должны были нести много сотен носильщиков, а затем отправился ко мне. Встреченный всеми с почетом, он вошел в наш дом и свои подарки, которые стоили сотни тысяч золотых, отдал моему отцу. День и ночь прошли в празднестве; наконец ему удалось по секрету во всех подробностях рассказать мне о встрече с девушкой. «Давай, пойдем к ней», — предложил вождь шабар и вместе со мной, охваченным нетерпением, покинул наш дом этой же ночью.
Хотя наутро отец и заметил, что я и вождь шабар куда-то ушли, но, твердо полагаясь на его дружбу со мной, он сохранил присутствие духа.
Тем временем шабара, поспешая изо всех сил, привел меня на снежные Гималаи, и всю дорогу он заботился обо мне, словно слуга. В тот же вечер мы подошли к озеру, искупались в нем, поели сладких фруктов, а затем здесь же, в лесу, расположились на ночь. Этот лес был усыпан цветами лиан, полон сладостных благоуханий, он чаровал жужжанием пчел, и пылающие красные травы, словно лампады, озаряли его. Для нас, утоливших озерной водой свою жажду, он был этой ночью подобен покою Рати[561], предложенному ею для нашего отдыха.
На следующий день подъехала к озеру эта девушка. По мере того как она приближалась, мое сердце, полное нетерпения, все больше устремлялось ей навстречу, а мой правый глаз, предвещая ее появление, задрожал[562], как бы желая получше ее рассмотреть. Со своими прекрасными изогнутыми бровями, сидящая на спине льва с могучей гривой, она показалась мне луной, покоящейся в объятиях осенней тучи. И не знаю почему, но в сердце моем, когда я на нее смотрел, одновременно пылали разные чувства: и удивление, и желание, и страх.
Девушка сошла со льва, набрала цветов и, омывшись в озере, приступила к почитанию Хары, обитающего в храме на озерном берегу. Когда обряд был окончен, к ней подошел мой друг шабара, поклонился, напомнил о себе и, приветливо ею встреченный, сказал: «Я привел, божественная, своего друга, который будет тебе достойным супругом. Если ты на это согласна, я сейчас тебе его покажу». — «Покажи», — ответила она на слова шабары, и он возвратился ко мне, взял меня с собой и привел к ней. Она искоса посмотрела на меня, и взор ее запылал любовью. Вся во власти Маданы[563], она сказала тогда вождю шабар: «Твой друг — не человек; он, конечно, какой-то бог, который явился подшутить надо мной. Разве может быть смертный так красив!»
Услышав это и желая избавить ее от сомнений, заговорил я: «Это правда, прекрасная. Я простой смертный. К чему обман честному человеку! Я сын Махадханы, старейшины купцов из Валабхи, и получил он меня как дар Махешвары[564]. Мечтая о сыне, он постился, чтобы умилостивить Бога с месяцем на голове; и довольный им бог так сказал ему во сне: «Кончай пост! У тебя родится сын, великий душою. И ни к чему много говорить об этой лучшей из тайн». Внимая словам бога, Махадхана пробудился, а со временем у него родился сын, которого назвали Васудаттой. Этот сын — я. Однажды, когда я отправился на чужбину, моим другом по собственной охоте стал этот вождь шабар, и в посетившем меня несчастье он был мне единственной поддержкой. Вот в нескольких словах вся правда обо мне».
Так сказав, я замолчал. А девушка, стыдливо наклонив лицо, проговорила: «Я знаю, что это так. Ведь сегодня Хара, довольный моей преданностью, объявил мне во сне: «Утром ты обретешь себе супруга». Поэтому ты — мой супруг, а твой друг пусть будет мне братом». Осчастливив меня нектаром этих слов, она умолкла.
Затем мы посоветовались, и я решил вместе с ней и другом возвратиться к себе домой, чтобы свершить свадьбу по положенному обряду. Особым знаком она, прекрасная, подозвала льва, на котором привыкла ездить, и сказала мне: «Садись на него, супруг мой!» Я и мой друг шабара взобрались на льва, а мою любимую я взял к себе на колени.
И вот, осуществив свои желания, восседая на льве вместе с любимой и другом впереди себя, я отправился домой. В пути мы все питались мясом лани, которую поразила стрела шабары, и через некоторое время оказались в городе Валабхи. С удивлением взирали там горожане на мое прибытие верхом на льве с возлюбленной и поспешили известить о нем отца. Он вышел мне навстречу и, как только я, сойдя с царя зверей, склонился к его ногам, приветствовал меня с изумлением и радостью. А когда моя несравненная возлюбленная тоже почтительно пала перед ним ниц и он увидел, что она будет мне достойной супругой, его счастью не было предела. Он привел нас домой, расспросил обо всем происшедшем, похвалил вождя шабар за его дружеское отношение ко мне и устроил праздник.
На следующий день с благословения звездочетов и в присутствии всех родственников я женился на лучшей из девушек. Был на свадьбе и лев, на котором ездила моя жена. Вдруг он на глазах гостей превратился в человека. «Что это значит?» — в недоумении вопрошали все, кто был рядом, а он, в божественной одежде и украшениях, поклонился мне и сказал: «Я видьядхара по имени Читрангада, а эта девушка — моя дочь. Ее зовут Мановати, и она мне дороже собственной жизни. С нею на руках я любил бродить по лесу и однажды очутился у Ганга, на берегу которого много обителей отшельников. Чтобы не смущать покоя аскетов, я двигался посредине реки, как вдруг по воле судьбы упала в воду моя цветочная гирлянда. Тут внезапно появился мудрец Нарада, который был под водою, и в гневе, что гирлянда упала ему на спину, проклял меня: «За это оскорбление, негодный, быть тебе львом. Ступай в Гималайские горы и вози там на спине свою дочь. Твое проклятие кончится лишь тогда, когда твоя дочь выйдет замуж за смертного и ты увидишь их свадьбу». По проклятию мудреца я превратился во льва и, поселившись в Гималаях, возил на спине мою дочь, ставшую преданной почитательницей Хары. Что было дальше — как усилиями вождя шабар все кончилось нам на благо — ты знаешь. Теперь я удаляюсь. Счастья вам! На мне уже нет проклятия». С этими словами видьядхара взмыл в воздух.
Мой отец был поражен происшедшим. Затем, видя, что родственники и близкие — все довольны, и сам радуясь моему почетному браку, он устроил богатый праздник. И не было ни одного человека на этом празднике, который, размышляя о благородном поведении вождя шабар, не восклицал бы с удивлением: «Кого не поразят подвиги истинных друзей, которые ради своего приятеля не довольствуются даже тем, что жертвуют собственною жизнью». А когда о случившемся узнал тамошний царь, то и он был восхищен преданностью, которую проявил ко мне вождь шабар. Поэтому, после того как мой отец однажды вручил ему дар из драгоценных камней, довольный царь счел нужным подарить шабаре целое лесное царство.
После этого я, счастливый, добившись исполнения своих желаний, остался в доме своего отца вместе с женой Мановати и другом — вождем шабар. Вождь шабар предпочел поселиться в нашем доме, потому что невелико теперь было для него удовольствие жить одному в собственной стране. И у нас двоих, у меня и у него, время проходило в угождении друг другу, хотя всякий раз каждый из нас оставался недовольным, считая, что он не сделал всего, что мог.
Вскоре у меня и Мановати родился сын. Он словно в зримой форме воплотил в себе праздник, царивший в сердцах всей нашей семьи. Имя ему дали Хираньядатта, и когда он вырос и кончил учение, то женился, как ему и было положено. Увидев его свадьбу и сочтя свой жизненный долг исполненным, мой отец, ставший уже стариком, отправился с женой к Гангу, чтобы там расстаться с жизнью. Я был удручен его смертью, но мои родственники кое-как уговорили меня собраться с мужеством, и я принял на себя все заботы о доме. И было у меня тогда два утешения: видеть прекрасное лицо Мановати и быть в обществе вождя шабар.
Так текли мои дни, полные радости от достойного сына, восхищения прелестью моей жены и счастья от общения с другом. Но однажды, когда я состарился, мой возраст как бы схватил меня за подбородок и, словно участливый приятель, спросил: «Почему ты еще в своем доме, сынок?»[565]. После этого мной внезапно овладело равнодушие к жизни, и я решил уйти в лес, возложив все хлопоты по дому на своего сына.
Вслед за тем я удалился на гору Каланджару[566] вместе со своей женой и царем шабар, который отказался от своего царства из любви ко мне. Как только я пришел туда, то вдруг вспомнил свое прежнее рождение, когда я был видьядхарой, и понял, что проклятие, наложенное на меня Шивой, кончилось. Тогда, желая освободиться от смертного тела, я поведал об этом своей жене Мановати и другу, вождю шабар. Я воскликнул: «Пусть в грядущей жизни у меня будут эти же жена и друг; пусть я вспомню былое рождение», — и воззвал к Шанкаре в своем сердце. Тут же я, свободный от тела, стремительно вознесся со склона горы Каланджару в небо вместе с женой и другом.
