значит и со мной, или уехать. Но тогда я в два счёта лишу тебя родительских прав, а этих ублюдков, бракованных, отправлю в детский дом.
— Шах и мат, говоришь? Подготовилась, значит.
— А ты как думал?
— Хорошо, но есть ведь и третий вариант?
— В смысле?
— Маш, ну ты мне мозги то не пудри. Чтобы подстелить такую соломку, должна быть цель, более правдоподобная, чем желание оставить меня здесь. Давай на чистоту. Что тебе нужно?
Она включила телевизор, но недовольно фыркнула и пошла к балкону: — Задолбали эти твари, целыми днями визжат. Понарожают выводки, а нормальным людям, хоть оглохни. Качели ещё эти, долбанные, скрипят. Надо в ЖЭК написать, чтобы спилили, — дверь хлопнула и стекло задребезжало.
А Сашка понял, что никогда и не знал в своей бывшей жене ту, настоящую, что сейчас демонстрировала себя, без стеснения. В голове всплывали редкие моменты, на которые он старался не обращать внимания раньше – надменность и высокомерие ко всем, кто был ниже в звании и презрение к семье соседей, в которой росли четверо ребятишек.
Он не стал комментировать выпад, в отношении детской площадки и весело резвящейся на ней детворы, а дал женщине вернуться на диван и хмыкнул:
— Маш, а помнишь, как тебя твоя мать в ЗАГС напутствовала?
— А ты разве слышал?
— Знаешь, я же уйти хотел, когда она сказала: «Ладно, дочь, третий сорт – не первый. Главное, что не сантехник». Но тебя пожалел. Вокруг вся эта кутерьма с гостями, а ты брошенной останешься. Маш, а какого ты сорта? Насколько я помню, родители твои – простые работяги.
— Как минимум, мои родители от меня не отказались, как от ненужной вещи.
— Да, Машунь, теряешь квалификацию. Сточились зубки, да и яд стал не смертельным. Я повторяю. Что тебе нужно?
— Квартира.
— В смысле?
— Я хочу приватизировать квартиру.
— Пять минут назад я об этом и говорил.
— Ты не понял. Я хочу стать единоличной хозяйкой.
— Без Димки и Вики? — Сашка ухмыльнулся и мотнул головой, — Нет, дорогая, так не пойдёт. Я квартиру для них получал.
Маша хмыкнула и равнодушно подёрнула плечами: — Значит, всё останется, как есть. Хотя, знаешь, у тебя будет время подумать, ДОРОГОЙ! Потому что я уезжаю на море. Вернусь, тогда и поговорим.
Она отвернулась с победоносной усмешкой к экрану телевизора, прибавила громкость и стала щёлкать пультом, демонстрирую точку в разговоре.
Сашка хлопнул пальцами по подлокотникам кресла, встал и открыл шкаф. Достал сберкнижку и отправился на выход. Но в следующий момент молнии вспыхнули в зелёных глазах, и женщина заорала:
— На место вернул, быстро!
Он остановился на пороге и оглянулся, злорадно усмехнувшись:
— А ты ничего не попутала? Это МОЙ счёт, на который приходит МОЯ военная пенсия. И ты про неё можешь забыть, потому что теперь эти деньги будут тратиться исключительно на МОИХ детей. Куплю им путёвки в лагерь и в августе ОНИ поедут на море. А ты езжай, отдохни, но только на свои личные. ДОРОГАЯ!
— Урод! А кредит за машину я чем буду платить?
Сашка пожал плечами и хмыкнул удивлённо: — А я откуда знаю? Твоя машина, ты и решай. А мне ещё детей в школу собирать.
В спину понеслись ругательства, а в коридор полетела ваза и влепилась в стену, разлетевшись на осколки. И женский крик ещё долго содрогал воздух в квартире, пробиваясь сквозь подушку, которой Сашка накрыл голову, пытаясь справиться с поражением и обдумать план дальнейших действий.
Глава 34
Утренняя духота изматывала в край. Последние дни июля побили все немыслимые рекорды по температуре и совершенно не собирались сбавлять обороты. Солнце едва проснулось, а уже поджаривало снующих по городу людей, заставляя тех прятаться в любой мало мальской тени. Но Сашке некогда было отсиживаться. Он почти бежал, поглядывал на часы и смотрел только вперёд. Оставалось лишь пройти двор многоэтажек, завернуть за угол и войти в детскую поликлинику. Потому что через три дня Вика с Димкой должны уехать на море.
Но женский голос за спиной неуверенно окликнул:
— Саша? Сафронов Саша?
Он оглянулся и молча застыл, удивлённо вскинув брови.
Около подъезда стояла молодая женщина в лёгком свободном платье, которое не могло скрыть позднего срока её «интересного» положения. Блондинка заправила за ушко непослушный локон, и в карих глазах запрыгали смешинки:
— Сафронов, если ты сейчас скажешь, что не узнал, я тебя покусаю. А ещё пожалуюсь мужу, и он тебя побьёт, как генерала Черкашина.
Сашка приблизился и губы расплылись в радостной улыбке, — Он генерал лейтенант был. Ленка! Самойлова! А ты как здесь?
— Сафронов, ты странный такой. Надо же мне где-то жить, сильно беременной и вредной. — Блондинка погладила живот и вздохнула наигранно: — Нет, ну я, конечно, и на Бали согласилась бы, но у Самойлова железная отмазка – он патриот! С нами всё ясно, а вот ты что здесь делаешь?
— Да я в поликлинику тороплюсь.
— В детскую?
Он кивнул, посмотрел на часы и произнёс с сожалением:
— Лен, мне бежать надо. А то там к заведующей такая очередь, что на работу боюсь опоздать. Ты Володе привет передавай. Или, слушай, продиктуй его номер. Я сам позвоню.
— А вот сейчас он сам и продиктует, — она улыбнулась и кивнула на серебристую иномарку, припарковавшуюся рядом с тротуаром, из которой вышел его бывший сослуживец, совсем не изменившийся – широкоплечий, высокий и с неизменной улыбкой во весь рот.
Мужчина зачесал пятернёй русую чёлку, раскинул удивлённо руки и протянул ладонь:
— Сафронов! Да ладно?
Сашка ответил не только на рукопожатие, но и на мужское объятие:
— Самойлов, ну ты, вообще не изменился!
Сбоку послышался недовольный женский вздох и мужчины одновременно повернулись.
— Ах вот значит как, да? — карие глазки смешно прищурились и блондинка надула наигранно губки, — Значит, как Самойлов, так не изменился, а как меня, так не узнал? Володя, а Сашка сказал, что я стала толстая и некрасивая.
Сашка удивлённо вскинул брови и оторопел:
— Я? Лен, я такого не говорил!
Володя обнял прыснувшую от смеха жену и рассмеялся сам:
— Сафронов, сколько мы с тобой соседями в военном городке прожили, а ты до сих пор на её приколы ведёшься!
Сашка выдохнул и тоже рассмеялся, вспомнив, как
