Еще более удивительный обряд совершили норвежцы на похоронах отдаленного потомка Ингви-Фрейра — конунга Хальвдана Черного, отца Харальда Прекрасноволосого. При нем, как и при его божественном предке, были урожайные годы, и когда Хальвдан умер, возвращаясь с празднования йуля, норвежцы из разных областей стали спорить, где должен быть похоронен конунг — ведь от этого зависело благополучие страны. Наконец решили, что тело Хальвдана будет расчленено на четыре части, и каждая похоронена под курганом в разных областях. Этот языческий культ реликвий многое объясняет в жизни архаического общества. Конунг, как воплощение удачи и благополучия, должен быть вездесущ; его разъезды по пирам (вейцлам) были не только способом прокормить дружину — они гарантировали благополучие всей стране. И после смерти сакральный правитель должен был оставаться гарантом этого благополучия: если у страны не было единого центра, следовало расчленить на «реликвии» тело умершего. Сама смерть конунга уподоблялась жертвоприношению во имя урожая (космического блага) — как в начальные времена был принесен в жертву и расчленен великан Имир во имя сотворения космоса из хаоса.
На первый взгляд, смысл похорон в кургане ясен: шведы не хотели, чтобы Фрейр после смерти покидал их страну и отправлялся на небо в Асгард, вслед за Одином, и не стали его сжигать. Он должен был оставаться гарантом мира и урожая на земле, точнее, даже — в земле, под курганной насыпью. Курган и напоминал собой жилище конунга с дверью и окнами, куда стекалась дань.
Такие курганы действительно были известны в Скандинавии в последние века язычества — в эпоху викингов. Под их насыпями устраивали просторные погребальные камеры, с полом и потолком, кухонной утварью и оружием — всем, что было необходимо для «жизни» там умершего. Но там же оказывались и взнузданные кони: легендарный конунг Дан Гордый велел похоронить себя под курганом, но одновременно он следовал и завету Одина.
Более того, в королевских курганах Норвегии, где были похоронены родственники Харальда Прекрасноволосого, в том числе в Гокстаде, там высится курган Олава Гейрстадальва, жилищем умершего становился не дом-могила, а… погребальный корабль. Целые ладьи (а в более скромных погребениях — небольшие лодки) содержали все необходимое для «жизни» — котлы прямо на котельных цепях, чтобы привешивать их над очагами, пиршественная посуда, вооружение. Самый знаменитый из таких кораблей — украшенная замечательной резьбой ладья из Осеберга — принадлежал не воину-конунгу, а королеве; имя кургана сохранило имя этой норвежской правительницы IX века — Асы или Осы, матери конунга Хальвдана Черного и бабки Харальда.
Благодаря тому, что курган был насыпан из плотной глины, дерево и другие вещи, помещенные в погребение, сохранились и были извлечены при археологических раскопках. Чего только не было в этой роскошной погребальной ладье, но, прежде всего, следует упомянуть деревянную палатку на корме — такую же, которую видел Ибн-Фадлан на корабле русского вождя (правда, тот корабль был сожжен). Даже ковер с многофигурной композицией — изображением ритуальной процессии — должен был украшать загробное жилище. Но более всего поражает обилие транспортных средств — помимо самой ладьи, погребение содержало колесницу и сани, покрытые богатой резьбой. Королева не одна обитала в своем загробном жилище — с ней была служанка; Асе необходим был королевский гардероб, и среди погребальных даров не забыли даже лишней пары обуви; это напоминает быт богини Фригг, которую сопровождала ее служанка богиня Фулла, носившая за ней ларец с украшениями и обувь.
Мы знаем, что богини не уступали самому Одину в своих правах распоряжаться в загробных чертогах: не только супруга Одина Фригг, но и Фрейя была хозяйкой собственного царства мертвых. В одной из саг хозяйка исландского хутора собирается после смерти к Фрейе — богиня, как уже говорилось, принимала у себя не только павших воинов, но и добродетельных хозяек. Мы помним, что ее имя значило «Госпожа». Но королева Аса едва ли собиралась к Фрейе: резьба на ее погребальной повозке передает сцену, связанные с культом Одина — там изображен герой, погибающий в змеином рву. Мы еще узнаем об этом герое, когда речь пойдет о кладе Нифлунгов-Нибелунгов. Пока что мы не можем решить, что должна была делать погребенная с такой пышностью королева в загробном мире — жить в комфортно обставленной ладье под курганом или отправляться в дальнее странствие на тот свет.
Чем глубже мы проникаем в смысл скандинавских мифов и культов, тем яснее становится, что над этой проблемой бились и сами скандинавы-язычники.
Баллада о мертвом женихе в век викингов
Романтический сюжет европейских баллад о преданной невесте, ждущей ушедшего в поход жениха, пока за ней не является в полночь призрак и едва не уносит деву в могилу, восходит к тем древним временам. Тогда считалось, что жены следуют за мужьями на тот свет. Считалось, что преданность женщины можно проверить только после смерти.
В одной из героических песен «Эдды» — Второй песни о Хельги Убийце Хундинга — рассказывается о преданности жены этого героя Вёльсунга, брата Сигурда. Само имя Хельги значит «Священный», «Посвященный», И действительно вся жизнь его была посвящена деяниям, достойным Вальхаллы. Этот конунг-викинг совершил многие боевые подвиги, в которых ему помогала валькирия Сигрун, дочь конунга Хёгни. Среди жертв его боевой ярости оказался и отец Сигрун. Узнав об этом, Сигрун стала оплакивать родичей, и Хельги принялся утешать деву — такова судьба, которая велела ей стать валькирией Хильд для своих родичей. Хильд — та самая валькирия, из-за которой длится битва между ее отцом, также зовущимся Хёгни, и возлюбленным Хедином, и Сигрун отвечает Хельги, что мечтала бы оживить всех убитых и потом оказаться в его объятьях.
Имя Хильд стало нарицательным в эпической и скальдической поэзии. Сама битва в скальдических стихах описывается как брак с Хильд — глава войска разламывает кольцо, чтобы вручить ей свадебный дар, возлюбленная Хедина готовит брачное ложе для шлемоносцев… Но это ложе — поле боя!
Любителям русской словесности хорошо известна эта метафора. В «Слове о полку Игореве» битва с половцами на реке Каяле описывается как брачный пир, на нем не хватило кровавого вина, но храбрые русичи закончили пир — напоили сватов и сами полегли за Русскую землю. Русская героическая песнь исторически точна, половцы действительно были сватами русских: ведь русские князья женились на половецких ханшах. Но сравнение битвы со свадебным пиром — не просто поэтическая метафора, особенно в героическое — эпическое время. Избранник валькирии — это эйнхерий, он получал ее любовь в воинском рае. Брак с валькирией — это смерть в бою.
Но брак в народной культуре всегда уподоблялся смерти: недаром причитания невесты были сродни похоронным причетам. Для родоплеменного общества это уподобление не было поэтическим: ведь невеста должна была отправляться в чужой род, а это было все равно, что отправиться в иной мир. Сватовство было подобно вызову на бой. В эддической песни героическое сватовство Хельги привело к гибели родичей Сигрун.
Неудивительно, что человеку в его рождении на свет, браке и смерти покровительствовали одни и те же девы судьбы — дисы, норны и валькирии.
В эддической песни волшебство было уже недоступно эпической героине, Сигрун не могла воскресить родичей, но и не изменила избранному ею герою. Она стала его женой, родила ему сыновей, но Хельги не суждено было дожить до старости.
Брат Сигрун Даг приносил жертвы Одину, чтобы тот помог ему отмстить за отца. Один дал жертвователю свое волшебное копье. Даг встретил Хельги у рощи, что звалась Фьётурлюнд, и это имя значило «Роща оков»; такую рощу еще Тацит поминает как священную у германского племени семнонов — туда нельзя было входить без оков. Даг пронзил Хельги копьем — принес его в жертву Одину в священной роще. Потом он пошел ко двору сестры и рассказал ей о случившемся.
Эта эпическая песнь содержит драму распадающегося и погибающего рода: Сигрун проклинает родного брата за убийство мужа, насылая на него традиционное заклятье — пусть он погибнет от собственного оружия! Даг отвечает, что не он виною такой судьбе, виноват Один, сеятель раздоров.
Резной нос ладьи из Осеберга, открытой во время раскопок.
В погребения помещали целые ладьи, которые содержали все необходимое для «жизни». Эта ладья, украшенная замечательной резьбой, принадлежала королеве Асе.
Курганы Инглингов и церковь в Старой Упсале в Швеции.
