Истина Благовестия не вмещается в опыт одной Церкви, она сохраняется в опыте разных христианских Церквей. И когда, сравнивая, как бы совмещаешь его, – постигаешь всё богатство христианства. Но, понимая это, мы ни в коем случае не призываем механически соединить все Церкви в одну. Это было бы убийственно! Важно другое – чтобы мы не испытывали друг к другу неприязни, ненависти, отвращения. Необходимо уметь видеть свои слабые стороны и сильные стороны других. А мы, наоборот, любим подмечать слабости других. В результате попадаем в тупики – и личные, и общецерковные. Не к тому зовет нас Господь!
Например, мы должны учиться у протестантов читать Писание, знать Писание и любить Писание. Протестанты, в свою очередь, учатся у православных и католиков любви к истории подвижников Церкви, к опыту живых христиан. В последнее время проповедники, ученые и просто рядовые протестанты очень часто открывают для себя опыт, накопленный христианской Церковью за две тысячи лет. Например, лучший доклад, который я слышал о преподобном Сергии Радонежском, был сделан протестантом. Слушая его, мы чувствовали, что преподобный Сергий находится среди нас. И лучшая, на мой взгляд, книга о Франциске Ассизском тоже написана протестантом. Словом, когда протестанты, лишенные опыта встречи со Христом через встречу со святыми, открывают его для себя, они нащупывают что-то такое, чего мы, которым эта возможность дарована, иногда не видим. Тайна множественности Церкви заключается именно в том, чтобы через эту множественность мы могли друг друга обогащать.
Итак, у всех христиан есть какие-то общие и какие-то особые дары, которые Господь дает тем или иным Церквам. И Церковь имеет возможность делиться этими дарами, если другие того хотят. Несомненная заслуга протестантских вероисповеданий в том, что и православные, и католики XX века полюбили читать Писание, не расстаются с ним, издают его и т. д. И заслуга Церквей Востока (Восточного Средиземноморья, христиан-арабов) заключается в том, что община, которая была ими сохранена, стала неотъемлемой частью Церкви во всех вероисповеданиях.
Многогранная истина Евангелия сохраняется и в разных Церквах, и у разных евангелистов. Поэтому, когда разные Евангелия соединяют в одно, видишь: что-то, может быть самое главное, ушло. В «Литературной газете» несколько лет тому назад был опубликован труд священника Леонида Лутковского. Он соединил повествования Матфея, Марка и Луки в одно целое. И вместо того многомерного Евангелия, через которое с нами говорит Христос, у нас в руках оказался текст о том, что некогда делал и говорил Спаситель. Вот в чем разница.
Необходимо обратить внимание еще на одну особенность Евангелия от Луки. В нем есть притчи о строителе башни и о царе, который собирается на войну. Они следуют одна за другой и не встречаются у других евангелистов.
«…Кто из вас, желая построить башню, не сядет прежде и не вычислит издержек, имеет ли он, что нужно для совершения ее, дабы, когда положит основание и не возможет совершить, все видящие не стали бы смеяться над ним, говоря: “этот человек начал строить и не мог окончить”? Или какой царь, идя на войну против другого царя, не сядет прежде и не посоветуется прежде, силен ли он с десятью тысячами противостоять идущему на него с двенадцатью тысячами? Иначе, пока тот еще далеко, он пошлет к нему посольство – просить о мире» (Лк 14: 28–32).
Если мы замахиваемся на что-то большое и не имеем сил для этого, лучше не замахиваться. Если мы еще не готовы, но уже строим грандиозные планы в духовной жизни, – лучше их не строить. Прежде чем принимать решения, нужно хорошо подумать.
Подвиг не совершается просто так – для подвига христианин должен быть подготовлен. Иисус, закончив притчу, говорит: «Так всякий из вас, кто не отрешится от всего, что имеет, не может быть Моим учеником» (Лк 14: 33). Так вот, для того, чтобы отрешиться, чтобы это не было игрой, а было чем-то подлинным, надо себя подготовить. Поэтому вне роста, вне развития невозможно подлинное христианство, подлинное православие. И как всякий солдат – не случайно апостол Павел неоднократно сравнивает христианина с воином – упражняется ежедневно (напомню, «ежедневно» – ключевое слово Евангелия от Луки), так христианин должен ежедневно готовить себя к подвигу и не приступать к нему слишком рано, пока еще не готов.
Это тоже одна из особенностей Евангелия от Луки именно как Евангелия Церкви, потому что Церковь – это не в последнюю очередь школа, школа, в которой мы учимся вере, учимся жизни со Христом и во Христе. И может быть, именно поэтому, именно в этом Евангелии Иисус так много говорит с фарисеями, бывает у них в гостях, ест и пьет с ними. Он не отталкивает от себя этих людей – благочестивых, но слишком укорененных в традиции, людей, которые из-за своего буквализма уже не видят реальности присутствия Божия, в глазах которых следование заповедям и установлениям (букве) заслонило дух. Видя их благочестие и добрые сердца, Спаситель приходит к ним, потому что им тоже есть место в Церкви: они сохраняют многовековую традицию.
Но если у них получается сохранять традицию, то почувствовать Живого Бога им не удается. Безграмотные рыбаки, с которыми ходит Иисус, лучше чувствуют Живого Бога, но они живут вне традиций, потому что никогда ничему не учились. И тех, и других – и «модернистов»-апостолов, и традиционно укорененных в законе фарисеев – Иисус соединяет в Своей Церкви. Это очень важный урок Евангелия от Луки.
Текстологические особенности евангельских рукописей
В современных изданиях Нового Завета на греческом языке публикуется текст, подготовленный на основе сличения древнейших рукописей – прежде всего трех кодексов IV века: Синайского, Ватиканского и Александрийского. Сличаются также папирусы II века и древние переводы, в которых иногда отражается традиция сохранения текста, восходящего к началу II века. В этом основное отличие новых изданий Евангелия от изданий XIX века и более ранних, где использовался так называемый textus receptus – общепринятый текст, который восходит к византийским рукописям IX–X веков.
В чем различие между поздним текстом, с которого был сделан Синодальный перевод, и ранними рукописями, с которых сделан известный теперь перевод епископа Кассиана (Безобразова)? Сравнив эти два русских перевода Нового Завета, мы увидим, что принципиальных отличий очень немного – не больше десяти. В поздних рукописях не утеряно ни одного слова: всё, что было в ранних, сохранено. Но в более поздних появилось то, что палеографы обычно называют глоссами, – это заметки переписчика, которые были сделаны на полях, а при повторной переписке просочились в текст.
Например, в Нагорной проповеди Христос говорит о том, как надо подавать милостыню, молиться и поститься. В переводе епископа Кассиана: «Когда же ты творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что творит правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе… Ты же, когда молишься, войди во внутренний покой твой; и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе… Ты же, постясь, помажь твою голову и лицо твое умой, чтобы показать себя постящимся не людям, но Отцу твоему; и Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе» (Мф 6: 3, 6, 17–18).
«И Отец твой, видящий втайне, воздаст тебе», – говорится в древнейших рукописях, на которых основан перевод епископа Кассиана. Однако в более поздних появилось слово «явно». В Синодальном переводе читаем: «И Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (здесь и далее курсив мой – Г.Ч.). Синодальный перевод, сделанный с поздних рукописей, сохранил именно этот, исправленный вариант, ориентирующий читателя на зримую награду и, следовательно, на легкий результат. Логическое ударение в тексте, куда вставлено слово «явно», три раза падает именно на это, последнее в предложении слово, которое настраивает нас на молитву, милостыню и пост как на средство для получения награждения по принципу do, ut des («я даю в расчете на то, что ты отдашь»), что, быть может, типично для римской культуры, но чуждо духу Евангелия. Ничего подобного не было в древнем оригинале, где логическое ударение все три раза падает на слово «тебе» («И Отец… воздаст тебе») и, таким образом, ориентирует читателя на мысль о том, что идущий по пути молитвы, милостыни и поста вступает в особую и личную связь с Богом, Который воздает именно «тебе».
То же самое можно сказать о слове «напрасно». «Всякий, гневающийся на брата своего, будет подлежать суду» (Мф 5: 22). Так написано в раннем варианте, а в поздних рукописях здесь подставлено слово «напрасно»: «Всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду». Однако это «напрасно» снимает всю напряженность текста, лишает его ослепительной белизны и ориентированности на полное преображение жизни. «Всякий, гневающийся на брата своего, будет подлежать суду». А мы все гневаемся. Поэтому, вслушиваясь в этот текст, каждый из нас должен сказать: я гневаюсь – и я первый должен подлежать этому суду.
