во мне, полосуя грудь, держа ком в горле. Ударяет по моей решительности, по моим убеждениям.
— …Я всё для тебя сделаю. Самой счастливой сделаю. Только не уезжай, слышишь, малыш? — упирается лбом в мой и лихорадочно дышит. Закрывает глаза и сам морщится. Физически ощущаю то, как его скручивает изнутри.
Всё это время стою неподвижно, пока в душе образовывается чёрная дыра. Боль разъедает меня так же, превращает внутренности в месиво. Но… я не могу дать надежду ни ему, ни себе. Не могу рисковать. А что, если эта страсть и так называемая любовь пройдёт? Я останусь ни с чем.
— Я… не могу…
— Пожалуйста, — еле выдавливает он из себя, всё так же прислоняясь ко мне с закрытыми глазами.
И в этот момент мой голос становится твёрже. Он не собьёт меня. Всё это ни к чему не приведёт. Я должна его оставить. Забыть. Стереть.
— Я не могу.
Гриша резко открывает глаза и отстраняется. Теперь в его взгляде помимо боли — огненный смерч из ярости. Полыхает злым безумием и… похотью. Уже заочно вздрагиваю.
— Не можешь значит?! — рывком разворачивает меня к себе спиной и, сжав одной рукой под грудью, второй молниеносно проникает ко мне в трусики. — Да ты всё ещё течёшь только от одного моего присутствия!
Я подпрыгиваю, вырываюсь, с визгом впиваюсь в его руку зубами, шиплю в то время, когда он уже во всю грубо водит пальцами по клитору и половым губам, проникает в меня пальцами.
Всхлипываю от этого, но не перестаю яростно отвоёвывать себе свободу.
— Гриша, нет!.. Не надо! Отпусти!
Но он лишь сжимает меня ещё сильнее, встряхивает со спины. Хрипит яростно мне на ухо:
— Не дёргайся! Трахну тебя напоследок. Вряд ли этот богатый ублюдок может тебя ублажить так, как ты любишь. Считай, прощальный подарок…
Ведёт меня к окну, так же держа и не выпуская руку из белья. Приподнимает в какой-то момент, ведь я всё ещё не хочу мириться, вырываюсь, хоть и знаю, что в этом нет смысла. Если он хочет, если он делает…
— Гриша, не надо!.. Я выхожу… замуж через две недели! Что ты делаешь?! Остановись!..
— Заткнись! — с рыком резко наклоняет меня к письменному столу. Тут же снимает с меня трусы, рвёт их. Мне больно от его грубости. И я ненавижу себя за то, что неосознанно истекаю и телом молю не останавливаться. Оно предало меня. Первый раз, когда не согласились с моим разумом.
— Нет!.. — кричу я и тут же громко всхлипываю, вцепляюсь в края столешницы, когда Гриша снова вставляет в меня пальцы. Начинает жёстко и быстро трахать меня ими, извлекая чавкающие звуки. Предательское подтверждение его слов, моего падения.
— Мра-а-а-азь, — мучительный стон позади сквозь уже мои стоны. Пальцы пропадают, а через мгновение на смену им приходят губы, язык. Гриша встал на колени и, до боли сжимая мои бёдра, теперь вылизывает меня. Грубо всасывает клитор, кусает, обводит языком, помогает пальцами. А я трясусь и извиваюсь. Свихнулась окончательно, ведь теперь мне его ласки кажутся жизненно необходимыми.
После моего очередного, протяжного стона Гриша поднимается, лишая меня почти полученного оргазма. Задыхаюсь, слышу лязг пряжки ремня, как открывается ширинка. Всё вспышками, за какое-то мгновение. А затем резко входит в меня. Режущая боль, предельная наполненность. Дикое удовольствие.
— О, да-а!..
— А-а-ах!..
Хватает меня за волосы обеими руками и начинает вколачиваться. Быстро и жёстко. Дёргает за волосы, заставляя задирать голову. Рычит и вдалбливается. Снова и снова, до боли не только внутри, но и в бёдрах от столкновений. Стонать не могу, только скулить и хватать урывками ничтожные порции воздуха.
— С-сука!.. Какая же ты сука!.. — рычит яростно, но мне это слышится стоном боли. Мучительным, пробивающим до судорог. Из уголков моих зажмуренных глаз вытекают слёзы, а тело продолжает жить своей жизнью.
Одна рука ищет опоры, вторая бессовестно тянется назад, ложится на стальной пресс сквозь ткань футболки. Гриша на это дёргает меня за волосы ещё сильнее, поднимая выше. Пальцами левой руки впивается мне в скулы и поворачивает голову в свою сторону. Останавливается на несколько секунд, чтобы наброситься с поцелуем. Глубоко просунуть язык, укусить и всосать мой. Оттянуть губу и с рыком возобновить бешенные движения.
Ещё несколько диких толчков, ещё несколько его ругательств, моего мычания и мокрых дорожек на щеках, и тело прошибает, бьёт током.
С моим заглушённым визгом смешивается глухой стон Гриши. Пульсации сплетаются, пока он, не переставая, врезается; склонившись, кусает меня в шею. Даже успеваю ощутить, как нежно целует под ухом. И снова стонет. И кажется, совсем не от удовольствия.
Несколько секунд тишины, пустоты мира. Лишь тяжесть его тела, звук его дыхания совсем рядом. А затем он хватает меня за волосы, отрывая щёку от стола, и цедит мне на ухо:
— Какая же ты шлюха. Меркантильная мразь. Ненавижу тебя. Если попадёшься мне на глаза, придушу собственными руками. Обещаю, что больше никогда не прикоснусь к тебе. С сегодняшнего дня мне противно это делать. Желаю счастья в твоей новой жизни. Подавись, — встаёт, а я не дышу, как и ничего не вижу, только слышу оглушительные удары сердца и то, как Котов застёгивает ширинку на джинсах. Шлёпает меня по заднице и выплёвывает с ненавистью: — Свободна!
Быстрые шаги, хлопок двери и чувство, что на месте, где было сердце, теперь сотни осколков. Они режут меня изнутри, приносят невыносимую боль. Возненавидел меня. И почему-то его ненавидеть у меня не получается. Только себя.
В глазах стоят слёзы, смотрю в одну точку, ощущая траурную пустоту в груди и то, как по ногам что-то течёт…
Глава 25
— Я узнала, что беременна… только через две недели после свадьбы… — обессилено сиплю, исподлобья наблюдая, как Гриша от пришедших воспоминаний вновь мечется из стороны в сторону по мраку коридора. — Я точно знала, что это твой ребёнок… По сроку всё сходилось. У нас ничего не было до… Дима ничего в этом не понимает, не подсчитывал. Видимо, и подумать о подобном не мог… поэтому и не было никаких подозрений никогда. Мия очень похожа на меня. Только глаза… твои.
Голова вновь начинает кружиться, горечи во рту наплывами становится больше. Держась за стену, я прохожу в комнату и аккуратно присаживаюсь на край кровати. Гриша залетает ураганом следом, и теперь измеряет шагами нашу спальню. А нашу ли теперь? Рычит, хватается за голову. И от этого мне ещё хуже. Мне сейчас так больно… так больно, и не могу представить, каково ему…
