прислонился к раковине, и на этот раз Айла тоже развернулась к кухне и окинула взглядом ретрохолодильник, гудевший в углу, покривившиеся старые часы над дверью, чьи дрожащие стрелки кое-как одолевали круг. Пальцы Айлы, сжимавшие запястье Адама, скользнули ниже, и она взяла его за руку.
– Дженнифер тебе рассказывала, почему раздружилась с Виолой?
Накрыв ее пальцы своими, Адам поглядел на Айлу сверху вниз, изо всех сил стараясь сохранить здравомыслие и не превратиться от ее прикосновения в лепечущего дурака.
– Но они же дружат?
– Я не про сейчас, а про те времена, когда Дженнифер выходила за Дэвида.
– Нет, она ничего мне не говорила.
– В старшей школе они с Виолой были неразлучны. У Виолы семья какая-то странная – подробностей я не знаю, но она почему-то не была счастлива. Короче, она была лучшей подругой Дженнифер и вечно торчала у нас в доме. Они удивительно удачно дополняли друг друга. Я им завидовала.
– Их дружбе?
– У них была полная гармония, а я росла бунтаркой, белой вороной. Дженнифер хорошо училась и никогда не доставляла проблем, а я еле-еле сдала экзамены; у меня не было любимых предметов. У Дженнифер с Виолой была настоящая дружба: сестра помогала Виоле выдерживать какую-то там фигню в ее семье, а Виола убеждала Дженнифер смелее строить карьеру и клялась, что у нее все получится, потому что парикмахерское дело – это на сто процентов ее призвание. Складывалось впечатление, что Дженнифер – это некий проект, который Виола собралась пестовать от начала до успешного осуществления.
– И что же случилось?
– Это началось на предсвадебном девичнике Дженнифер. – Айла поколебалось, видимо, не зная, рассказывать ли дальше. – Там, конечно, все напились, но Виола перебрала конкретно.
– Такого я даже представить себе не могу: она такая правильная… – Удивительно, как за каких-нибудь пять минут становится абсолютно естественным держать кого-то за руку. Адам уже не ощущал волнения – на смену ему пришло спокойствие. Их руки по-прежнему соприкасались, и ни Адам не отнимал свою, ни Айла.
– И спьяну попыталась отговорить Дженнифер от брака с Дэвидом.
– Не может быть!
– Она кричала, что он зануда, что Дженнифер может найти себе в сто раз лучше. Я там была и слышала собственными ушами. Она говорила с моей сестрой так, будто Дэвид – это очередной проект, который либо оправдает вложенные усилия, либо провалится. Вышла отвратительная сцена, Дженнифер была не на шутку задета. Утром Виола долго извинялась, но я видела: если бы не свадьба, Дженнифер выгнала бы ее с треском.
– А она, значит, не выгнала?
– К сожалению. Помнишь, во время брачной церемонии священник обращается к гостям: если кто-то из присутствующих знает, отчего эти двое не могут быть мужем и женой, пусть говорит сейчас или молчит всю жизнь?
– Да ладно?!
– Представь себе. Виола, видимо, с утра поправилась шампанским – ее заметно пошатывало, и она язвительно прошептала – это ей казалось, что она шепчет, – дескать, убила дура бобра, схватила первое, что подвернулось, а могла бы найти и получше, в мужиках недостатка нет… Вышла чудовищная неловкость, ведь в церкви находились наши родители, тетки, дядья, двоюродные братья и сестры, подруги – короче, все близкие и знакомые. Дженнифер помертвела от унижения. Виола сообразила, что сообщила свое мнение всем собравшимся, и начала пьяно хохотать. Сказала, что пошутила, и махнула викарию рукой – продолжай, мол.
– Блин…
– Сестру трясло от ярости и возмущения, зато Дэвид держался невозмутимо, просто молодцом. Их брак действительно был заключен на небесах.
– А дальше, после церемонии?
– Всякий раз, как Виола подходила к моей сестре, Дженнифер делала вид, что не замечает ее. Я уже думала, скандал замяли. Дженнифер с Дэвидом станцевали вальс в качестве новобрачных, растроганные гости ими любовались, и тут из гардеробной послышалась какая-то возня.
– Что, снова Виола?
Айла кивнула.
– Она вовсю шпилила там шафера. Мало того, что это само по себе было верхом неприличия, так Виола и не подумала это скрыть, когда вышла, поправляя платье, а за ней появился шафер, заправлявший рубашку в брюки. Неслыханное бесстыдство и демонстративное неуважение к невесте – ведь это был день Дженнифер, а Виола все испортила.
Адам глубоко вздохнул:
– Ваша сестра, видимо, очень великодушный человек, раз она вообще разговаривает с Виолой. Я бы не стал. Интересно, зачем Виола такое выкинула?
– Я думаю, это единственное, что помогло Дженнифер сохранить остатки самообладания. Наши родители попросили Виолу уйти. Папа ее вывел и усадил в такси, и с того дня Дженнифер слышать о ней не хотела. Я знаю, что она много лет не разговаривала с Виолой. Джен жила в Кловердейле, а Виола вернулась, когда ее муж открыл здесь свою практику. Когда они вынужденно оказались чуть ли не соседями, Дженнифер сказала, что ей больше всего хочется забыть о том, что случилось. Типа, было и прошло.
– Она действительно так думает?
Айла покачала головой и, отпустив руку Адама, сполоснула чашки и поставила их в посудомойку.
– Сильно сомневаюсь. Нормальному человеку захочется как минимум наорать на негодницу, потребовать объяснений, чтобы она в ногах валялась.
– Так почему же Дженнифер махнула рукой?
– В том-то и дело, что не махнула. Да, они снова начали разговаривать, но давняя обида до сих пор не перекипела.
Адам вздрогнул. У него самого много чего не перекипело, и с пугающей частотой, особенно в минуты радости, его вдруг охватывала неловкость, вот как сейчас, напоминавшая, что никакой обман не длится вечно.
Он жалел, что Айла отпустила его руку – ему хотелось вернуть эту близость.
– Расскажи о себе, Айла. Я хочу услышать, как ты танцевала, как путешествовала по разным странам, почему решила осесть в Кловердейле.
– Ну, это скорее разговор для четвертого свидания, – улыбнулась Айла. – Или для пятого?
– Так у нас свидание?
– А ты хочешь, чтобы это было свидание?
– По-моему, ты и так видишь, что хочу. – Он снова взял ее за руку и потянул, чтобы Айла встала рядом. – Мне хочется получше тебя узнать, прости, если я проявил неуместное любопытство.
Пристально глядя в темноту за окном, Айла уронила:
– У меня было много взлетов и падений, о которых не знает моя сестра. – Их руки касались друг друга, и Айла говорила все горячее, будто разгоравшийся между ними жар подогревал ее откровенность: – Я много лет была профессиональной танцовщицей и страстно любила свое дело. – На минуту она словно ушла в свои воспоминания. Адам терпеливо ждал. – На танцы меня отдали в пять лет, и мне нисколечко не было тяжело. Да, это жестокая и требовательная профессия, но у меня как-то сразу начало
