— А что, Казя, можно?
Он вздохнул:
— Муза, мне жаль, что невольно втянул тебя в эту игру, полную грязи.
— В какую игру, Казимеж? Кто был тот несчастный на площади у костела?
— Не знаю. Скорей всего агент ЦРУ, играющий мою роль.
Я похолодела:
— Неужели они и тебя клонировали? Неужели и в подъезде я не с тобой целовалась?
— Муза, мне очень больно признаваться, но не со мной ты целовалась в подъезде, не со мной разговаривала по телефону в Тьонвиле.
Лишь чудом устояла я на ногах:
— Казя, но откуда тогда ты знаешь о тех разговорах, если были они не с тобой?
Он спокойно ответил:
— Я потом тебе все расскажу. Хорошо?
— Казимеж, миленький, я согласна, но меня подстерегает опасность.
— Какая? — тревожно воскликнул он.
Пришлось тайну раскрыть:
— Раньше, чем ты мне все расскажешь потом, я погибну от любопытства. Я должна срочно узнать, что со мной происходило? Зачем я ездила за чужим человеком из Парижа в Тьонвиль, из Тьонвиля в Быдгощ? И откуда он знает про наш костел?
— ЦРУ следило за мной, следило за тобой. Видимо, кто-то из нас проболтался. Они знают много всяческих мелочей, которые должны знать лишь ты и я, — неуверенно сообщил мне Казимеж.
— Ах, Казя, ты что-то скрываешь. Зачем им все это?
— Видимо, таким образом они пытались вывести из игры вашу разведку. Если Казимеж Балицкии мертв, так некого и искать. Ты была им нужна с одной только целью: опознать мое тело. Ведь ты невеста моя. Кому еще верить, как не тебе?
Я согласилась:
— Да, они могли верить лишь мне, раз ты открыл счет на мое доброе имя.
Казик смущенно меня просветил:
— Я никакого счета не открывал. У меня нет больших денег.
Вынуждена была прозреть:
— Значит, счет открыло ЦРУ? И не для меня, а для нашей разведки?
— Думаю, да, но какая разница? Деньги твои. Их у тебя не отберут.
Я воскликнула:
— Ха! Пусть попробуют! Но жаль, — запечалилась я, — жаль, что какие-то америкосы обвели меня вокруг пальца. Я-то радовалась, что это я их обвела, когда тратила денежки в универмагах Парижа. Выходит, цэрэушники и пришили свою девицу, чтобы во Францию поехала именно я.
— Разумеется, — согласился Казимеж. — Агент ЦРУ и девица встретились в твоей квартире. Агент незаметно девушке ввел яд медленного действия и ушел.
— Выходит, Капитолина мне не врала! Выходит, не Капа случайно ее убила! Выходит, девица сначала погибла от яда, а потому уже упала на мой антикварный диван! — изумленно воскликнула я.
— Конечно, мертвому человеку невозможно на ногах устоять, — справедливо заметил Казимеж и окончательно успокоил меня:
— Девица была обречена в тот момент, когда согласилась участвовать в операции. В дублерше не было смысла. Если бы агентша ЦРУ опознала меня, вряд ли это было бы ценно для вашей разведки.
— Казя, солнце мое, — воскликнула я, — но тебя-то как угораздило перейти дорогу всем сразу: и ЦРУ, и нашей разведке, и террористам? Неужели нельзя было как-то поаккуратней обходиться со своей единой теорией поля?
Казимеж обрел вид человека, решившегося на безумный поступок.
— Муза, — каменным голосом произнес он, — не знаю, может, делаю глупость, но признаюсь. Я умышленно вызвал огонь на себя.
«Так и знала, что он сумасшедший!»
— Казя, зачем? Почему нельзя жить как все люди и быть счастливым? Ты меня, вижу, совсем не любишь!
— Муза, люблю, очень люблю, — прошептал он прямо в ухо. — Все это делаю в первую очередь для тебя. Когда я понял, чего достиг, страшно стало. Ты не представляешь, Муза, какая катастрофа наступит, если мое открытие попадет в руки спецслужб любого государства. Страна эта приобретет такое могущество, что всем остальным придется опуститься перед ней на колени. Вряд ли эта страна удержится от соблазна стать мировым господином. И тогда, я уверен, фашизм покажется нам детской игрушкой.
— Почему же ты не уничтожил свое открытие? — в отчаянии заламывая руки, воскликнула я.
— К тому времени я уже понял, что практически работаю на ЦРУ. Они были в курсе всех моих разработок, видели, в каком направлении двигался я, но сути пока не понимали. Все самое важное я держал в уме, но слишком близко они подобрались к моему открытию. К тому же оно, как все гениальное, просто. Практически мысль моя лежит на поверхности.
Даже удивительно, что до сих пор до этого никто не додумался. Им не хватало лишь мелких деталей, которые ЦРУ легко могло получить, откажись я с ними сотрудничать.
— Как получить, Казя, как?
— Варварским способом: есть препараты, которые любому развяжут язык. Правда, после такого редко кому удавалось выжить. И я подумал: «Уж если мне умирать, то ради спасения человечества, а не для того, чтобы его погубить». И еще, я хотел увидеть тебя, проститься, уйти из жизни по-человечески, а мне уже не доверяли. Вот почему я вынужден был пойти на крайние меры.
У меня потемнело в глазах, несмотря на то, что в подъезде было темно.
— И что ты сделал? Скажи, что ты сотворил? — испуганно воскликнула я.
— Я послал письмо шефу, извещая его о том, что сворачиваю работу. Сослался на то, что опасаюсь давления российской разведки, которая уже пыталась меня вербовать. Сообщил шефу, что готов продолжить работу лишь в случае гарантии полной секретности.
Я поразилась:
— Выходит, пока американцы дурили нашу разведку, ты никуда не пропадал?
— Нет. Вот сейчас, когда дезинформация в вашу разведку успешно прошла, в ЦРУ мне опять доверяют. Теперь я получил свободу и могу спокойно пропасть. Муза, родная, не обижайся, но весь ход операции: и моя смерть, и история с голограммой — все было нацелено лишь на то, чтобы заставить вашу разведку поверить в истинность полученной информации.
— Выходит, ты предал меня? — всхлипнула я.
— Напротив:
— горячась, воскликнул Казимеж. — Я все делаю ради тебя! Водить за нос вашу разведку — это цель ЦРУ, а моя цель — только свобода!
Я ничего не понимала, ну ничегошеньки!
— Казя, ты запутал меня! Зачем тебе эта свобода, если мы расстаемся? — заплакала я.
Казимеж вздохнул тяжело и прошептал:
— Муза, как ты не поймешь, теперь, когда план мой удачно сработал и ваши разведчики уверены, что я погиб, ЦРУ меня отпустило. И ты этому помогла. Ты можешь гордиться. Муза, ты послужила благому делу. Я сам разработал этот план и, зная твой характер, был уверен, что ЦРУ удастся его осуществить.
— Но зачем это все? — заливаясь слезами, спросила я. — Зачем?
— Возможно, это даст человечеству лишних пять-десят-семьдесят лет, а если повезет, то и все сто, — предположил Казимеж.
— Ты заодно с ЦРУ! — негодуя, воскликнула я. — И говоришь, что не предатель?!
Казимеж обнял меня и сказал:
— Ты, как всегда, плохо слушаешь. Я выполнил лишь первую часть программы, впереди вторая. Первую выполнил ради второй. Запомни, любимая: что бы тебе ни говорили про меня, не верь. Знай: я все сделал правильно. Теперь я направлю по ложному пути ЦРУ, заведу их в дебри современной науки, где и потеряют они след к моему открытиию. И вот тогда я доведу до конца свой окончательный замысел.
Мной овладело плохое предчувствие, я завопила:
— Как, Казя? Скажи мне немедленно, как? Как ты доведешь до конца? Какой замысел?
И Казимеж схитрил.
— Ах, любимая, — сказал он, — а началось все с тебя. Началось, моя милая Муза, с той шутки, которую я послал тебе два года назад.
— Какой шутки, Казя? О чем ты говоришь?
— О голограмме. Я послал ее тебе два года назад.
Не могу передать своего удивления. Нет, этот Казимеж кого хотите запутает.
— Так голограмма действительно была у меня? — сгорая от любопытства, воскликнула я. — Где же она?
Казимеж обнял меня, поцеловал и опять шепнул прямо в ухо:
— А где зажигалка, которую я тебе подарил?
— Здесь, со мной, в сумочке.
— Давай сюда и снимай свою шубу.
Я торопливо достала из сумочки зажигалку и быстренько сбросила шубу. Казимеж вывесил мою шубу на лестничные перила, чиркнул перед подкладкой моей зажигалкой, и острый лучик света вспорол темноту. На атласной поверхности подкладки появилось мое лицо. Оно было почти живое, с легким голубоватым светом, а внизу горящая надпись: «Я люблю тебя, Муза!»
— И это чудо два года жило в моем старом шкафу?! — восторженно изумилась я. — В моей шубе? Казя, можно я покажу это диво подругам?
— Ты могла показать это всем и давно, если бы не порвала письмо, — рассмеялся Казимеж. — А теперь, прости, Муза, увы, мне пора.
Я испугалась:
— Казя, уже? Ты меня, вижу, не любишь.
— Эх, Муза, — вздохнул он грустно, — знала бы ты, сколько я совершил глупостей ради встречи с тобой, сколько раз рисковал своей жизнью, не говорила бы так.
Он поцеловал меня в последний раз, шепнул: «Прощай», — и поспешил из подъезда.
Я осталась стоять на месте. Не знаю, сколько там простояла, но когда очнулась, то поверить себе не могла, что действительно видела Казимежа Балицкого. Тогда я нажала на изумруд зажигалки, и тонкий лучик высветил на атласной подкладке мое прозрачно-голубое лицо.
