– Возникли какие-то проблемы? – поинтересовалась Вайолет.
– Нет, конечно.
Гиацинта не хотела поднимать головы, но нежелание смотреть матери в глаза только вызвало бы у той подозрение, поэтому она подняла взгляд. Будь что будет! Если уж врать, то убедительно.
– Просто он занят, вот и все. Я даже восхищаюсь им! Ты же не хочешь, чтобы я вышла замуж за безответственного человека, не так ли, мама?
– Ну что ты! Все же это выглядит как-то странно. Вы так недавно помолвлены.
В любой другой день Гиацинта спросила бы у матери без обиняков:
– Если у тебя есть вопрос, задай его.
И мать обычно действительно спрашивала. Но сейчас Гиацинте очень не хотелось бы отвечать.
Прошло три дня с тех пор, как она узнала правду о Гарете. Как мелодраматически это звучит – «узнала правду». Будто она обнаружила какую-то ужасную тайну семьи Сент-Клеров.
Но тайны никакой не было. Ничего темного, ни опасного, ни мало-мальски смущающего. Обычная правда, которую она не видела, ослепленная любовью.
А то, что она влюбилась, было совершено очевидно. Она поняла это где-то в промежутке между тем, как она согласилась выйти за него замуж, и той ночью, когда они занимались любовью.
Но она его не знала. Она не могла сказать, что знает его по-настоящему как человека. Ведь она не понимает даже, какой у него на самом деле характер.
Он ее использовал. Вот что это было. Он использовал ее, чтобы выиграть нескончаемый бой с отцом.
И это было для Гиацинты самым болезненным.
Она повторяла себе, что все это глупости, что она придирается к мелочам. Разве не в счет, что она ему нравится, что он считает ее умной и забавной, а время от времени даже мудрой? Разве мало того, что он наверняка защитит ее честь, если потребуется, и, несмотря на свое немного запятнанное прошлое, будет хорошим и верным мужем? Так какое это имеет значение, почему он сделал ей предложение? Важно ведь, что сделал.
Все же это имело значение. Она чувствовала, что ее использовали, что сама по себе она для него не важна, будто она пешка в какой-то большой игре.
И самое худшее – она не понимала, что это была за игра.
– Ты так тяжело вздохнула.
Гиацинта в недоумении посмотрела на мать. Господи, сколько же времени она сидит вот так, уставившись в одну точку?
– Ты хочешь мне что-то рассказать? – спросила Вайолет.
Гиацинта покачала головой. Разве этим можно делиться с матерью?
– Подозреваю, – Вайолет, отпив глоток чая, – что у вас произошла первая ссора влюбленных.
Гиацинта изо всех сил старалась не покраснеть.
– И незачем смущаться и стыдиться.
– А я и не стыжусь!
Вайолет удивленно подняла брови, и Гиацинте захотелось дать себе пинка за то, что так легко попалась в ловушку матери.
– Ничего серьезного, – пробормотала она, тыча иголкой в вышивание, так что желтый цветок, который она так долго вышивала, стал похож на цыпленка.
Пожав плечами, Гиацинта достала оранжевые нитки. «Вышью ему клюв и лапки, – решила она. – А что?»
– Я знаю, что считается непозволительным выставлять напоказ свои чувства, – сказала Вайолет, – и я не предлагаю, чтобы ты сделала что-то, что можно было бы назвать притворством, но иногда очень помогает просто рассказать кому-нибудь о том, что тебя волнует.
Гиацинта встретилась с матерью взглядом.
– Я редко испытываю трудности, когда рассказываю людям о том, что я чувствую.
– Это правда. – Вайолет осталась немного недовольной тем, что ее теория разлетелась на мелкие осколки.
Гиацинта снова склонилась над вышиванием и обнаружила, что клюв у цыпленка оказался слишком высоко. Ладно, пусть цыпленок будет в шляпке.
– Может быть, это мистеру Сент-Клеру трудно...
– Я знаю, что он чувствует.
– А-а. – Вайолет поджала губы. – Может, он не знает, что ему делать дальше? Как узнать тебя поближе?
– Он знает, где я живу.
Вайолет вздохнула:
– Как же нелегко с тобой говорить.
– Я пытаюсь вышивать. – Гиацинта подняла пяльцы в качестве доказательства.
– Ты пытаешься избежать... Послушай, откуда у этого цветка взялось ухо?
– Это не ухо. И это не цветок.
– А вчера это разве был не цветок?
– Просто я творческий человек, – выдавила Гиацинта и приделала проклятому цветку второе ухо.
– Кто бы сомневался.
Гиацинта стала рассматривать, что же у нее получилось.
– Это полосатая кошка, – провозгласила она. – Осталось приделать хвост.
Вайолет помолчала.
– Как с тобой иногда бывает трудно!
– Я твоя дочь, – отрезала Гиацинта.
– Конечно, – Вайолет была явно шокирована такой реакцией дочери, – но...
– Почему ты считаешь, что всегда виновата я, что бы ни произошло?
– Я так не считаю.
– Всегда считала.
– Неправда, Гиацинта. Простоя знаю тебя лучше, чем мистера Сент-Клера, и...
– ...и поэтому ты знаешь все мои недостатки?
– Да. – Вайолет, видимо, удивилась собственному ответу и поспешила добавить: – Это не говорит о том, что у мистера Сент-Клера нет своих слабостей и недостатков. Просто... Я про них ничего не знаю.
– Их множество, – с горечью в голосе отозвалась Гиацинта, – и все они скорее всего непреодолимы.
– О, Гиацинта. – В голосе матери было столько беспокойства, что Гиацинта чуть было не расплакалась. – В чем все-таки дело?
Гиацинта отвела взгляд. Ей не следовало этого говорить. Теперь мать начнет волноваться, и от этого она будет чувствовать себя ужасно. Ей захотелось снова стать ребенком и броситься в объятия матери.
Когда она была маленькой, она была уверена, что мать может решить любую проблему и все уладить одним тихим словом и поцелуем в лоб. Но она уже не ребенок, и проблемы у нее были совсем не детские. И она не могла поделиться ими с матерью.
– Ты хочешь разорвать помолвку?
Гиацинта тряхнула головой. Она не может отказаться от замужества. Но...
Она вдруг удивилась, в каком направлении заработали ее мысли. Неужели она хотела отказаться от замужества? Если бы она не отдалась Гарету, если бы они не занимались любовью и ничто не вынуждало бы ее оставаться помолвленной, как бы она поступила?
Гиацинта провела три дня, обуреваемая мыслями о той ночи, о том страшном моменте, когда она услышала, как отец Гарета, смеясь, говорил о том, как он манипулировал Гаретом и подвел его к решению сделать ей предложение. Она вспоминала каждую фразу, каждое слово и все же только сейчас спрашивает себя о том, что было самым главным. О вопросе, который один имел значение. И она поняла... Она любит его. Неужели все так просто?
– Я не хочу разрывать помолвку, – сказала она, хотя и покачала головой.
– Тогда тебе придется помочь ему. Что бы его ни беспокоило, это тебе надо ему помочь.
