Я молчу.
— Пп…прикольно. Разве мы не на ее благословенной родине? В Москве ты ее нам где-то выискивала, не знаю уж в каком «Ашане»? Наверное, бедная, с ног сбивалась? А в Тайланде не нашла? Или она тебе поднадоела? А? Детка? Ну ты присядешь ко мне, наконец? Как у нас с курочкой обстоит? Или тебе недосуг был готовить? Все, небось, по адвокатам тут бегала? По французским. А я вас видел, кстати, на пляжике вы таком маленьком обосновались, яко голубки. Загорелые такие… Это ведь не одно и то же, что в Москве сидеть зимой и из кризиса вылезать, да? Или нет? Обдирая пальцы в кровь, срывая ногти с мясом, карабкаться по обледеневшей стене московского маразма! Но ты ж ничего не знаешь. Ты ж тут с Мм…маугли загорала. Загорела, кстати, на славу. Выглядишь — просто обалдеть! Что есть, то есть… И не дотронься до тебя теперь, да? А мне и не надо. Я — че? Я — ниче. Так, сейчас допью и пойду нах… А как там мои запасы коллекционного вина поживают? Еще чего-нибудь осталось? Или наш француз тоже не дурак хорошего винца попить?
— Успокойся и иди спать! Ты омерзительно пьян. Завтра поговорим. Где спальня еще помнишь?
Стас устало роняет голову на руки и прикидывается храпящим. Шутка приводит его в полный восторг, и имитация храпа переходит через минуту в истерические раскаты хохота:
— Хррр-ггы… Спальня?! Oh, yeah, baby! Спальня… Тамбовский волк тебе товарищ, а не спальня… Хрр… Хрр… Мой адрес не дом и не улица! Моя спальня вовсе не располагается на втором этаже этой милой домушки с таким прекрасным видом на рассвет… До моей спальни мне еще ломать ноги, полчаса хода, не меньше… Я тут вот бутербродиков сейчас прихвачу и двину с вашего позволения.
Я не верю своим глазам, но шатающийся Стас действительно встает со стула и, на ходу засовывая бутерброды прямо в карман штанов, направляется к двери.
Я вскакиваю за ним.
— Куда ты пошел-то?
Но Стас уже открыл входную дверь и замер черным силуэтом на фоне уже чуть светающего неба. Не исключено, что место для финальной драматической сцены было выбрано им не случайно. Получилось, действительно, впечатляюще, хоть фотографируй.
— Чао, крошка! Прощай, бэйб! Не пп…ппоминай лихом, любовь моя!
Больше всего на свете мне хочется плюнуть на весь этот концерт, подняться на второй этаж и рухнуть в кровать. Но нельзя же отпускать пьяного, направляющегося куда-то на скалы!
— Да стой ты, Господи! Куда ты пошел-то?!
— Туда, радость моя, туда… Где далеко, далеко на острове Чад изысканный бродит жираф…
— На озере.
— Не понял?
— На озере Чад, а не на острове, говорю.
— А-а-а… — Стас опять начинает гомерически ржать. — Забыл! Прикинь? С этими вашими островами забыл про озера! Ну это простительно, не согласна? Особенно учитывая некоторые печальные обстоятельства… Слушай? — Он опять переходит на серьезный тон. — А дай бритву? Я свою забыл. Не могу я больше не бриться, эта сука растет, под ней все от пота чешется! Да и видок у меня… Слава Богу в пещере хоть зеркала нету, а то б сам себя до полусмерти испугал! Настоящий пещерный человек из меня получился! Кто б мог подумать? Столько лет работы цивилизации по очеловечиванию нашего обезьяньего облика, и все насмарку из-за какой-то бритвы?
— В какой пещере нет зеркала? — Я начинаю прислушиваться к его бреду. — Ты что? В пещере живешь?!
Стас послушно кивает.
— Yes, детка. Ты меня выкупила. Пещерный я человек. Уже неделю. А ты думала, я где поселился в вашем маленьком раю? У вас тут что, кроме этого итальяшки есть еще какие-то заброшенные горные варианты?
— О господи! — До меня начинает, кажется, доходить. — Так это твои шмотки я видела на скале у пещеры над нашим пляжем?!
— Мои, крошка. Чьи ж еще? И вот именно над вашим пляжем…
— Боже мой! ЗАЧЕМ?! Из ревности?!
— Гамак… Хороший такой. Я пп…покачаюсь? А то давно на мягоньком не лежал… ммм… — Стас отрывается от двери и, пересекая каменистую террасу у дома, залезает в гамак. Одну ногу он согнул по-лягушачьи и прижал к груди, вторую вывешивает наружу и носком ноги отталкивается от земли, раскачиваясь. Задравшаяся брючина оголяет худую ногу. — Ух, и хорошо же!
— Немедленно прекрати! — У меня не выдерживают нервы. — Расскажи мне, наконец, что происходит!
— И как я тебе расскажу про тропический сад, про стройные пальмы, про запах немыслимых трав… Ты плачешь? Послушай… Далёко, на озере Чад изысканный бродит жираф.
— Это ты, что ли, изысканный жираф?
— Да не-е-е… Я кто? Я так, полежать в гамаке пришел. Жираф — это… Это француз! Гхее-гхее… А правда! Ему идет имя жираф! Оч-чень по-французски по-моему звучит, нет?
Я разворачиваюсь и ухожу в дом. Хлопаю дверью, поднимаюсь на второй этаж и падаю в постель. Если он не вернется и сам все не расскажет — то я хоть посплю остаток ночи.
Минут через пять входная дверь хлопает и по лестнице шлепают шаги.
— Детка?
Я молчу.
— Ну ладно, не обижайся. Будешь сигарету?
Стас садится на кровать. Ставни на окнах закрыты и розовые лучи почти не проникают в спальню. При каждой затяжке лицо Стаса коротко озаряется светом, и я обращаю внимание, что глаза его выглядят серьезными, почти трезвыми.
— Да нн…нечего тут рассказывать. Ни за кем я не слежу. Я просто не могу открыто появиться в доме по причине… Ну по причине, что меня могут здесь искать люди… которым… эээ… Вовсе не надо меня находить. Видишь ли, про этот дом слишком многим в Москве уже известно. Что знает Ляля, то знает весь город. Ну вот я и поселился в пещере. Это временная мера, ненадолго.
— А в дом ходил ночами…
— Ну да, а в дом ходил потому, что должен же я был что-то жрать и пить, наконец? Да и из меня такой походник, сама знаешь… Я все продумал вроде, а вышло, что ничего нужного толком не собрал. Расческу забыл, парацетамол забыл… А у меня, как назло, головные боли сплошняком всю неделю.
— А почему ты мне не дал знать, что ты тут?
Стас чешет затылок.
— Ну почему-почему… Потому. Чем меньше народа знает, тем лучше. Могли бы люди приехать, пришли бы, спросили тебя, где я. Так ты ничего не знаешь и у тебя бы это на лице было написано. А если б знала, то могла бы проколоться как-нибудь, лицо бы дрогнуло, не знаю, интонация не вышла бы убедительная… Так ты будешь сигарету?
— Буду. И долго еще ты от этих людей будешь прятаться?
Стас забирает у меня подушку, ложится рядом со мной и вытягивает ноги.
— Иди сюда. Умничка! Вот так. Не долго уже. Скоро мы уедем.
— Мы?! Куда?
— Детка, ну сегодня у тебя просто вечер вопросов и ответов! Какая разница куда? Куда захочешь. На Багамы, Сейшелы, Каймановы острова…
Резко сев, я убираю с себя руки Стаса.
— В смысле Багамы-Сейшелы? На сколько мы туда уедем?
— Навсегда.
— Что значит навсегда?
— Ну просто навсегда. А чем тебе Сейшелы меньше этого острова нравятся? Будешь там тоже плавать, там море есть, зимы не бывает… Работать там не придется…
— Вот можно чуть поподробнее с этого места? Работать не придется, это почему?
— Да надоела ты уже! Все почему да почему! — неожиданно злится Стас. — Потому! Потому, что денег у нас с тобой будет через неделю — хоть жопой жри! Вот почему!
Вскочив с кровати, Стас обошел спальню по кругу и остановился у окна. Пару раз в сердцах долбанул стену кулаком, от чего откуда-то сверху немедленно посыпалась штукатурка, потом еще пнул ее ногой и нараспашку отворил ставни.
— Духотища-то здесь какая, Господи!
В комнате сразу же порозовело.
— Я не поняла. Откуда у нас скоро будет столько денег? Ты их УКРАЛ? Поэтому ты исчез из Москвы? И поэтому ты скрываешься здесь в пещере, боясь появиться в доме? Люди, у которых ты это украл, МОГУТ СЮДА ПРИЕХАТЬ?! Заявиться в мою «Виллу Пратьяхару»?!
Стас продолжает смотреть в окно и молчит.
— Дьявол! Я все правильно поняла?! Отныне мы всю жизнь проведем в бегах, скитаясь по Сейшелам и боясь даже близко приближаться к цивилизованному миру? А как наша квартира в Москве? Мои вещи? Моя галерея? Лампы? Могила родителей, наконец?! Ты с ума сошел? Ты меня спросил, решаясь на такое?!
Стас опять резко бьет кулаком в стену. Тихо шуршит осыпающаяся штукатурка.
— Не порть дом! — ору я.
— Сама не порть! Ничего не порть! Все. Я ушел. Светает, скоро первая лодка приплывет, и меня в доме быть уже не должно. Ложись спать. Завтра проснешься, все будет уже по-другому.
Стас быстрой походкой сбегает вниз. Хлопает входная дверь. Я спрыгиваю с кровати и высовываюсь в окно, наблюдая, как к скалам удаляется долговязатая фигура.
— Погоди! Я еды тебе хоть завтра принесу! В какой пещере ты живешь?
— В той, что ровно над вашим пляжем! Только если припрешься туда меня пожалеть, то имей в виду: ни единая душа про меня знать не должна! Ни единая ни в Москве, ни на острове! Живи так, как жила, будто ничего не произошло, и где я — ты не знаешь. Понятно?
