— Это чертово солнце явно не для рыжих! Я уже, кажется, обгорела! Намажь мне спину.
Раздосадованная, я незаметно прилаживаю сумку с продуктами под стулом и плетусь в ванную за кремом.
— Короче… Русские оказались довольно тоскливым вариантом, — доносится до меня Жаннин голос из гостиной. — Не прошло и полдня, как я уже с ними заскучала. Так что давай подумаем, как ты будешь меня развлекать?
Я замираю с кремом в руке.
— Я?!
— Ну да. А кто? Ты же не оставишь меня тут одну? Русские себя исчерпали. Остров осматривать не хотят, ничего не хотят, лежат как дуры на сеновале, а мужики: кто спит, а кто на массаже. И ни одного свободного среди них! Какой-то парный паноптикум! Я со скуки повешусь! И потом, я же к тебе приехала, а не к ним!
24
Весь вчерашний день прошел так же бездарно, как и начался. Выбраться к Стасу мне, разумеется, не удалось. Кое-как спрятав с Жанниных глаз долой сумку с продуктами, я убила много часов, чтобы придумать хоть сколько-то убедительную причину отвязаться от подруги, но ничего стоящего в голову мне так и не пришло. Жанна, как заколдованная, упорно не желала оставаться одна, не хотела ни массаж, ни спать, ни общаться с новыми друзьями, вилась вокруг меня, куда бы я ни пошла, и даже дошло до того, что вечером она кормила моих ящериц: «Дурь какая, но прикольно! Давай второй фонарь!» Стыдно признаться, но меня уколол неожиданный приступ ревности к моим чешуйчатым подопечным. По всей видимости, я все-таки жуткая индивидуалистка и в глубине души считаю ящериц своей личной собственностью, а их кормление — обрядом, закрытым для непосвященных.
На ночь мне удалось проявить смекалку и, напугав подругу неминуемым после столь длительного перелета джет-лагом, всунуть в нее пару таблеток «донормила», но все оказалось тщетно. Стас этой ночью не приходил. Возможно, он почуял неладное или слышал разносившиеся по всему пляжу крики русских и понял, что появляться около нашего дома небезопасно даже ночью. Забавно, но я поймала себя на том, что ни капли не переживала о том, голоден ли он и что он там вообще делает.
Арно так за весь день и не вышел на пляж, и это расстраивало меня гораздо больше.
Сидя вечером на террасе, мы с Жанной долго ждали луны, но ее не было. Только озверевшая от полной безнаказанности Венера дразнилась и кривлялась с чернильного небосклона. Я показала ее Жанне, но та лишь пожала плечами и зевнула. Спать мы легли рано. Я устроила подругу во второй спальне. Кровать там жесткая и отчаянно скрипит, но это даже к лучшему. Чем меньше комфорта Жанна получит, тем быстрее уедет.
Оставшись, наконец, одна, я курила перед сном на подоконнике и удрученно размышляла о том, что за весь день это, пожалуй, единственная никем не украденная у меня сигарета. Я считаю, что получить удовольствие от курения — истинное, глубокое, осознанное — возможно только в одиночестве, а непонимающих этого жалких людей, панически боящихся остаться наедине с собой и нуждающихся в компании для перекура, можно считать пропащими… Пожалуй, непременное условие абсолютного одиночества относится ко всем чувственным удовольствиям вообще, кроме секса (хотя и это вопрос спорный), и наличие людей вокруг крадет львиную долю наслаждения, словно бы по какому-то неписанному закону оно делится на всех при нем присутствующих. Размышляя так, я выбросила в окно окурок, посмотрела, как он еще долго тлел на темных мрачных скалах моей каменистой террасы, потом забралась в кровать и попыталась придумать предлог, под которым могла бы исчезнуть завтра из дома часа на полтора-два. (По моим прикидкам, для того, чтобы спокойно добраться до Стасовой пещеры, поговорить и вернуться домой, мне требовалось именно столько), — но, видать, сказался общий стресс столь бурного дня: умные мысли не бороздили мою усталую голову, и вскоре я заснула.
Вопреки всем стараниям нещадно скрипевшей кровати, наутро Жанна проснулась в праздничном настроении. Обрядившись в вопиюще-прозрачную тунику, достававшую ей до пят, она царственно перемещалась по дому с чашкой кофе, шутливо пинала ногой мебель и подтрунивала над моей «Виллой» и погодой. Погода сегодня, и в правду, была странная. Кажется, впервые за время моего пребывания на острове боги вняли моим неустанным молитвам и собирались устроить нам дождь. По небу фривольно, словно дешевые проститутки, шастали туда-сюда несколько мрачноватых туч, а ночной ветер вместо того, чтобы как обычно стихнуть к утру, наоборот, лишь окреп. Я расположилась на террасе с кофейником и пыталась не реагировать на Жанну, а собраться с мыслями и придумать, как от нее получше избавиться. Кофе, слава богу, у нас сегодня в доме уже был: единственным достижением вчерашнего дня был совместный поход в магазин, где в числе прочего были приобретены кофе, сахар, свежий хлеб, пара новых джемов, салями, пачка полумягкого сыра, а также крекеры, чипсы, немного овощей и синюшная замороженная курица, глядя на которую я с издевкой задумываюсь, не приготовить ли для Стаса курицу-карри?
— А все-таки? Ты придумала, как ты будешь меня развлекать? — интересуется появившаяся на террасе Жанна, явно собираясь получить такое же удовольствие от моей раздраженной гримасы, что и вчера.
Вопрос можно смело отнести к риторической группе. Ни у самой Жанны, ни, разумеется, у меня ответа на него нет и даже, возможно, таковой и не предполагается. И именно это выводит меня из себя больше всего.
— Да, — отрубаю я совершенно неожиданно.
— Придумала?! И что?
Жанна выглядит удивленной. Поставленная задача казалась ей невыполнимой.
— Я отправлю тебя на экскурсию по острову!
— Одна я не пойду! — протестует она.
— А я и не говорю, что ты пойдешь одна. Отправлю тебя в сопровождении гида. — Я перехватываю ее испуганный взгляд. — Да не бойся ты! Нормальный гид, тебе понравится.
При этих словах что-то больно колет меня в груди. Как бы ей действительно он не понравился! Но разве у меня есть хоть какой-то выбор? Если я собираюсь наведаться к Стасу, то мне просто необходимо избавиться от Жанны хотя бы на пару часов.
— Как у тебя с Рафиком кстати? — на всякий случай интересуюсь я.
— Никак.
— Жаль…
— Ой, да ладно! Я забила уже. Теперь я отрыта для всех новых ветров!
Худшего ответа она дать не могла! В моей груди повторно что-то сжимается, но никаких альтернатив я не вижу.
— Ладно, жди тогда. Я пойду про тебя договорюсь.
— А сама ты не пойдешь с нами?
— Да я бы с удовольствием, — говорю я совершенно искренне. — Более того, я бы охотно с тобой поменялась ролями. Но не смогу. Мне надо э-э-э… мне надо рисовать.
— Рисовать?!
— Ну да. Я не говорила? Я опять решила делать свои лампы.
— А-а-а… — тянет Жанна, поглядывая на меня, как на психа.
Сплавить Жанну на Арно, как выяснилось, не составило большого труда. Он легко принял спутанные извинения про ту ночь у меня в доме (вдаваться в подробности про украденные деньги у меня не хватило духа, и я никак не объяснила Стасову выходку, ограничившись лишь тем, что просила не выдавать пока его присутствия на острове), немного удивился просьбе развлечь нежданно нагрянувшую подругу, но спорить ни с чем, слава Богу, не стал. Уже через полчаса он в полной готовности нарисовался на моей каменной террасе: обрезанные по колено линялые джинсы, майка с умилительной дырочкой на плече, потертые кеды и перекинутая крест-накрест котомка. Волосы впервые при мне собраны в живописный хвост и, видимо, даже вымыты шампунем (солнечные блики так и переливаются на длинных вьющихся прядях), обрамленные длинными французскими ресницами глаза, как обычно, иронично улыбаются и блестят.
— Вау, — только и выдыхает выглянувшая из окна спальни Жанна. — Вот это да! Это мой гид?!
— Хватит пялиться, собирайся лучше! — командую я, распахивая один из Жанниных чемоданов. — Никакой он не гид, и уж тем более — не твой ! И одевайся адекватно! Что ты опять за вечернее платье схватилась? Бери вот эти длинные штаны и майку. И резиновые вьетнамки.
— У меня нет резиновых вьетнамок.
— А это что?!
— Это? — Жанна в тоске смотрит на выставленные ей под нос шлепанцы. — Это я взяла, чтобы по дому ходить.
— Вот и надевай их. Все приличные люди в Тайланде только в таких и ходят.
— Хорошо, но зачем мне эта жуткая майка? Может, я просто надену лифчик от купальника?
Я смеряю ее звериным взглядом. Жанна начинает коситься на меня подозрительно.
— Это же какое-то уродство ты мне собрала! Самые мои плохие вещи! Ты уверена?
— Уверена.
Сердце сжимается в дурных предчувствиях, но никакого выбора у меня нет. Я подпихиваю неожиданно зарумянившуюся подругу в спину.
— Ой, мамочка, какой красавчик! Я даже распереживалась! А я по-французски не говорю, это не проблема?
