Километр, ещё один. Постепенно и капитан стал хмуриться.
— Герман, это не негры дугласовские там с бутылками доигрались, а? — спросил Илья Александрович уже совсем другим тоном.
Что-то беспокойно мне стало.
Вот и последний поворот перед Дугласом. Стараясь пройти по кратчайшему пути, Самарин направил «Темзу» ближе к середине реки. Лесистый мыс ушёл левей, и вскоре стали видны уже угасающие дымы, сразу несколько — точно над тем местом, где находился посёлок африканцев.
— Полный ход, Семён, — теперь уже тихо приказал капитан. — Жми, жми.
Вот и бухта, сразу за ней стрелка и Оранжевая.
Млять! Дугласа больше не было! Площадка на холме опустела, словно бульдозер прошёл. Размытые струи серого дыма поднимались в небо сразу в нескольких местах. На берегу под обрывом стояла всего одна парусная лодка, два человека рядом с ней изо всех сил махали нам руками. Берег тем временем быстро приближался. Самарин обернулся и удивленно сказал:
— Это не негры! Похоже, из Бари на лодке пришли, одного из мужиков вроде помню. Крепко же здесь горело, если они увидели…
Я тяжело молчал. Сердце сжалось от плохого предчувствия. Очень плохого.
— Экипаж, впереди по курсу Дуглас! Посёлок сгорел полностью, судовому доктору подготовиться, возможны пострадавшие! — объявил Самарин по громкой связи и сразу передал микрофон мне. — Ну, Гера! Ты чё замер! Очнись!
Целых домов не осталось, одни пожарища. И ни одного человеческого силуэта меж ними. В воде виднелись затопленные корпуса деревенских лодок, сгоревший остов ещё одной джонки серым скелетом лежал на пляже. В воздухе стоял уже не просто запах гари, а тяжелый смрадный дух.
С трудом разжав руки и отлепившись от поручней, я кое-как скомандовал положенное:
— К бою! Стрелкам по местам стоять, орудие развернуть на левый борт! Разведгруппа к высадке!
И первым выпрыгнул на берег, едва «Темза» с шелестом вползла носом на песок. Голова кружилась, после приземления чуть не потерял равновесие. Двое подбежавших взволнованных мужчин, измазанных пеплом, перебивая друг друга, начали торопливый рассказ на ломаном английском. Я слушал и чувствовал, как немеют ноги.
— Что он говорит? — нетерпеливо спросил боцман. — Герман, ты как вообще?
Как? Как пробитый прямо в сердце зазубренным гарпуном дельфин. Почти как труп.
Нахлынуло подавляющее волю отчаяние, которое длилось недолго, всего несколько секунд, сменившись более сильным чувством, страшным: давно уже я не испытывал мгновенного озлобления такой силы.
— Нормально… Он говорит, что живых в посёлке не осталось, убили всех мужчин и женщин, кругом трупы. Нет только детей и… Симоны. Их увезли.
— Кто? Куда? — округлил глаза Михаил. — Чё, похитили?
Ни мне, ни барийцам ответить нечего…
…Здесь было футбольное поле. Здесь вообще кипела жизнь.
Маленькие негритята с южным азартом и горячностью гонялись за стареньким мячом, стараясь вбить его во вкопанные в жирную землю ворота со штопаной рыболовной сетью вместо фабричной. Грязные, наверное, были после матча, как черти.
Со стороны леса у кромки поля уцелел ряд кривоватых скамеек для болельщиков, там сидели девчата, подруги и сёстры, грызли какие-нибудь семечки или куски сахарного тростника и спорили, чей брат или мальчик круче. Вокруг стоял хохот и визжание восторженных зрителей… Всем было хорошо.
За единственной улицей Дугласа река Лета спокойно несла свои мутные воды на юг. В этом вечном движении тысяч тонн воды чувствовалась дикая мощь, и все вокруг, включая единственного взрослого, присматривающего то ли за матчем, то ли за общим порядком, невольно заряжались частичками этой силы. Было жарко и душно, и негр чаще всего лениво молчал, перекидывая зубочистку с одного уголка губ в другой. Под берегом резвились дети, брызгая друг в друга и кидаясь песком. В реке вполне безопасно, пираньи избегают открытого водного пространства. Вдалеке тарахтел мотор возвращающейся после проверки сетей джонки… Иногда появлялись дельфины, дети, баловства ради, дразнили их свистом — иногда те реагировали, с любопытством высовываясь из воды.
Но тут пришли какие-то варвары, люди без всякой жалости, Силы Зла.
И все рухнуло. Благостная пастораль Леты разлетелась на мелкие кусочки. До сих пор всё текло ламинарно, почти идиллически. Это время кончилось, мир Креста неожиданно показал нам ещё одну сторону своего бытия — безжалостную, звериную.
Варвары. Далеко не всё рассказал мне губернатор Манауса, ох, не всё…
Пш-шш…
— Герман, ты там с оружием? Далеко не уходи. И не психуй, не время.
Я машинально хлопнул правой рукой по кобуре с «кольтом». Рация на поясе шипела постоянно, капитан принимал отчёты, отдавал распоряжения. Все эти суматошные переговоры шли мимо меня, голова просто отказывалась принимать новую информацию.
Пш-шш…
— Боцман, Котову прихватите, пусть сама посмотрит. Костя с Яриком сейчас подойдут. Надиктовывайте, что ли, будем составлять что-то вроде акта… Потом меньше понаврут. И всё фотографировать!
— Шеф, эти черти завалили всех практически одним навалом, люди даже разбежаться толком не успели. Они же расслабленные были, тёплые, ответить не смогли, — Чубко словно оправдывал погибших жителей деревни.
— Понял тебя, ты детей нашёл?
— Ни одного тела.
«Дети могли удрать в лес, — я старательно удерживал в голове эту мысль, не давая ей ускользнуть. — Если они играли в футбол, то вполне могли успеть скрыться в зарослях. Чужим туда лезть бесполезно, детвора здесь каждый куст знает, у них свои схроны».
Пространство между спортивной ареной и джунглями поросло кустарником. Через заросли змеится узкая тропинка, которая упирается в ручей без мостика — из воды торчат несколько толстых жердей, вместо поручней. Узкая полоска просевшей глинистой земли вокруг футбольного поля потрескалась от жары, даже ливни не сгладили, в причудливо извивающихся трещинах проросла ярко-зеленая трава.
Сад за полем тоже уцелел. Правда, часть деревьев ближе к спортплощадке вырублена, из земли торчат десяток достаточно широких пеньков, которые болельщики, судя по всему, использовали как сиденья. Заборов не было, тут вообще нет изгородей. За садом начиналась плантация юки, то есть маниока. Её собирают, клубень чистят, моют и перетирают, отжимают и просеивают. Потом, ничего не добавляя к полученной массе, пекут на плоской круглой жаровне хлеб. Получается тонкая лепёшка, по вкусу совсем не похожая на привычный нам зерновой хлеб. Невкусная. Это основная еда местных.
Со стороны реки у поля, закрывая вид на Оранжевую, стоял штабель больших железных бочек. Подошёл, попинал — пустые. Бензиновая тара. Никакой техники безопасности, совсем рядом с бочками — металлическая жаровня, как на турбазе, рыбные кости валяются прямо тут же. Здесь жарили пираруку, большую местную рыбу, очень вкусную, пожалуй, даже самую вкусную на Лете. Под хороший аппетит после матча…
В Дугласе жизнь текла медленно и расслабленно. Никто не ожидал удара.
Жара страшная, верная примета, что скоро небеса всадят по земле ливнем. Кучевые облака вдали начали выстраиваться высоченными башнями, постепенно темнея снизу. Вдали прогремел первый гром, далёкая серая дымка дождевых капель накрыла джунгли по ту сторону реки. Футбольное поле в ливень заливало водой так, что самым маленьким можно было барахтаться в воде. И всё равно ведь играли! Летал тяжёлый намокший мяч. Брызги, грязь, падения с хохотом…
Суки, ненавижу!
Дождь ещё далеко, и всё же надо торопиться, иначе ни одной сухой нитки не останется. Всё, в общем-то, ясно. Но я стоял, и всё не мог сдвинуться с места.
Совсем недалеко от ближних к реке ворот лежала женщина, молодая негритянка в просторной цветастой юбке цветов французского флага, скроенной из широких полос, часть культуры былых колонизаторов влилась в местную историю костюма.
Не сразу я смог к ней подойти.
Пуля вошла ей в затылок, прямо посередине. Умерев мгновенно, она упала лицом вперёд, застывшая кровь страшным причудливым ореолом раскинулась по высохшей земле. Я никогда не видел, как падают люди после смертельного попадания пули в голову. А у зверей подкашиваются колени… Мать, позабыв обо всём, бежала к своему ребёнку, стараясь в последние секунды своей жизни предупредить его или инстинктивно спрятать, накрыв телом. Этого ей сделать не дали, застрелив хладнокровно и очень точно.
Наверняка она кричала, а что именно, уже не узнать. Подзывала ли к себе, или же отгоняла в лес… Дай бог. Бежала, вытянув руки вперёд, и ей казалось, что время не движется. «Беги! Беги, сынок, изо всех ног, торопись! Не дай им схватить тебя, мальчик мой, спасайся! Ты спрячешься, вырастешь, станешь большой и сильный, и не будешь больше бояться этих паршивых волков, правда? Беги!»
