Так, только из 13 населенных пунктов, расположенных вокруг Алуштинского заповедника, под защиту отрядов 4-й партизанской бригады к середине декабря ушли 2701 человек, в том числе из деревень Саблы — 437, Бодрак — 529, Мангуш — 278, Бия-Сала — 359 человек и т. д. [16,с. 202].
В Сочи, вероятно, почувствовали изменение ситуации.
«Молния — Ямпольскому, Савченко…Вкрайнем случае сохраняйте боевой состав, маневрируйте невзирая на опасность, грозящую мирному населению… Булатов 1.1.44 г.» [68].
Для многих отрядов, тем не менее, прочес начался неожиданно. Вот как вспоминает об этих днях Сафие Ибраимова: «Отряд размещался в деревне Мангуш. Село считалось русским, хотя подавляющее число жителей носило украинскую фамилию Лимаренко. В селе мы прожили месяц. Питались довольно сытно. Вдруг стрельба, взрывы. Пули пробивают кладку стен дома. Оказалось, что каратели незаметно сняли дальние посты и ворвались в село. Командир отряда Урсол выскочил на улицу. Я заметила, что свою командирскую сумку он забыл на стене. Взяла ее, но когда попыталась выйти через дверь, то сделать это уже было невозможно. Выбив окно, бросилась во двор. Кругом стрельба. Куда бежать непонятно. Выйдя на край села, увидела группу местных жительниц, которые уходили в горы. Присоединилась к ним, какое-то время шли вместе, как вдруг какая-то женщина, с ненавистью глядя на меня, сказала: «Вот из-за них мы теперь и будем страдать».
Словно со стороны, взглянула на себя: на груди автомат, на боку командирская сумка. Идти вместе с женщинами расхотелось, и я отвернула в сторону.
Бродила по лесу двое суток. Боялась встречи с немцами, боялась и того, что мои одиночные скитания расценят как попытку дезертировать. Наконец случайно вышла прямо на штаб Македонского. Он выслушал мой рассказ. С недоумением взглянул на командирскую сумку. От его пристшгьного взгляда стало не по себе. Дело в том, что, как я успела рассмотреть, в командирской сумке были все самые секретные документы отряда: списки партизан, карта, книга приказов… Не желая подводить командира, буднично сказала, что это моя медицинская сумка..
На следующий день комиссар Селимов показал донесение Урсола о том, что в 4-м отряде погибло двое партизан, пропала без вести медсестра. Комиссар приказал Урсолу прибыть в штаб и иметь при себе запасную лошадь. Когда Урсол приехал, я бросилась к нему и успела шепнуть о том, что сумка с документами у меня.
Уже в отряде командир признался, что, если бы сумка не нашлась, ему бы не избежать трибунала, а это разжалование или даже расстрел. Самое страшное — это то, что в бумагах были домашние адреса партизан» [52].
Н.И. Дементьев: «К последнему прочесу в лесу скопилось много мирного населения, а тут немец в лес на нас пошел. Приезжает к нам сам Македонский. Он из Сочи вернулся и стал командиром бригады. Я представляюсь ему как командир отряда.
Он и говорит: - Смотри, Николай, у тебя за спиной гражданское население, не пропусти фашистов.
— Постараюсь, Михаил Андреевич.
Он меня, Николай, ну и я по старой памяти его по имени-отчеству.
Смотрю, Македонскому это не понравилось.
— Что значит, постараюсь? — рявкнул он, уже командным тоном.
Ну и я соответственно: будет выполнено, товарищ командир!
Выстояли мы тогда, а в Зуйских лесах они свой гражданский лагерь не уберегли, кто в лесу не погиб, потом их в совхоз «Красный» погнали, а там их уже как партизан расстреляли.
В гражданском лагере к этому времени уже моя Шура жила. Так что защищать мне было кого. От этой любви у меня теперь две дочки есть, а вот Шуры уже нет, Сказали бы мне раньше, что я ее переживу, никогда бы не поверил» [50 с. 8].
Вот как описывал события тех дней в Восточном Крыму доктор О.И. Сухарев: «14 января командование приняло решение уходить из Старокрымских лесов. Я получил записку от Кузнецова. Всех раненых, способных к передвижению, вместе с медперсоналом направить в 8-й отряд. Всех тяжелых раненых оставить на месте и обеспечить их продуктами на 2–3 недели. В качестве обслуживающего персонала оставить врача Авекяна, медсестру Лору, кухарку, двух санитаров и 3 девушек, только что пришедших к партизанам» [23 с. 23].
«Партизаны запрятали в лесу личные вещи, часть продуктов. Верилось, что они скоро вернутся в Монастырскую балку. К этому времени бригада имела 18 пулеметов, 153 автомата, 537 винтовок, 4ПТР, 2 миномета.
Вечером на совещании командиров и комиссаров отрядов было принято решение относительно стариков, женщин, детей. Им предлагалось действовать по своему усмотрению. Кто имеет возможность вернуться в свои деревни, пусть возвращается, остальным забазироваться в лесу и ждать, когда партизаны вернутся из похода. Стариков, женщин, детей оказалось человек семьдесят. Они взяли курс назад к Монастырской балке, а отряды на Судакские леса. 18 января достигли старого лагеря Феодосийского отряда. Из Судакских лесов после тяжелых боев пришлось уходить в Карасубазарские леса. Там соединились с 2-й бригадой, которой командовал Николай Котельников. Благодаря ей пополнили боезапас и получили продовольствие, но бои продолжались очень тяжелые. Там погиб комиссар Османов. Человек очень скромный и в высшей степени интеллигентный. В отношениях со всеми был прост, внимателен, деликатен. В штабе считался серьезным и трудолюбивым работником. Все партизаны относились к нему с большим уважением. До войны он работал секретарем Судакского райкома партии.
Окружение было столь плотным, что было принято решение отрядам самостоятельно просачиваться сквозь обнаруженные щели. 27 января отдельными группами наши отряды стали возвращаться в Монастырскую балку.
Стало известно о гибели семи тяжелораненых и медсестры. Из 9-го отряда вернулось всего 9 человек» [23, с. 23].
Командир 2-й бригады Н.К. Котельников: «После прочеса я собрал отряды. Из 445 человек налицо было 205. Население в основном попало в руки противника. Рассказывали, что люди прятались и одна женщина так зажала рот ребенку, что задушила» [22, с. 194].
Расположенные в Зуйских лесах 1-я, 5-я и 6-я бригады благодаря агентурной информации из Симферополя знали о начале карательной экспедиции, но предпринять что-либо неординарное не могли. Как мы помним, первый прочес был направлен на уничтожение лагерей и запасов продовольствия; последующие — на блокировку аэродромов. Последний большой прочес ставил основной задачей уничтожение живой силы партизан. В течение двух лет крымские партизаны, оказавшись в аналогичных условиях, применяли старое испытанное оружие — маневр. Собственно говоря, так и поступили 2-я и 3-я бригада, которые с боями прошли Старокрымские, Судаке кие, Карасубазарские леса, выиграли время и хоть и с большими потерями, но сохранили боевые отряды.
В Зуйских лесах тон задавала Центральная оперативная группа, сформированная из прибывших с Большой земли армейских командиров и партийных работников. События развивались чрезвычайно драматично. Отряды втянулись в затяжные оборонительные бои на подступах к Яман-Ташу. В связи с тем, что воинские части противника, как сообщила разведка, были сняты с фронта на ограниченный срок, была иллюзия, что стоит продержаться несколько дней, и дивизии из леса уйдут. В ходе одного из боев в руки партизан попал интересный документ. «В планшете убитого командира полка оказалась карта. Когда я развернул ее, то был изумлен, насколько точно нанесены на карту наши бригады, отряды, хозяйственные группы. В ней было расписано, какой полк, дивизия с какой стороны и в каком направлении проводит прочес леса. Задача была поставлена на полное уничтожение партизан Зуйских лесов. И если ориентироваться по карте, то не было ни одного квадрата леса, где бы не ступил сапог карателя» [75, с. 143].
Как только бои приняли оборонительный характер, в лесу появилась авиация, которая все светлое время висела над партизанскими позициями, корректируя действия артиллерии. Там, где позволяли дороги, в лес пришли танки. Только в ночь на 2 января 1944 года командование ЦОГ решилось на отрыв от противника. С Яман-Таша спустились в Васильковскую балку, а там началось самое страшное. Началась бомбежка, потом в балку вошли войска.
Ф.М. Мазурец: «Все перемешалось. Отрядов как таковых не было. Пробивались группками по 2–3 человека, кто куда может» [53].
Нури Халилов: «27-го декабря 1943 каратели начали окружать наш небольшой по территории Зуйский лес. 12х12 км в ту и другую сторону. По краям леса две яйлы: Караби и Долгоруковская. Открытое поле, куда боевая техника заходит свободно. У нас было три аэродрома, на которые садились советские самолеты из Краснодара. Поэтому Зуйские леса были очень опасны для оккупантов.
