В вестибюле "Электрик леди" Роберт и я остановились перед одной из фресок, изображавшей пришельцев. По-видимому, Роберт был более чем доволен, но решил слегка меня подколоть. Не удержался.
— Патти, — сказал он, — ты не сочинила ничего, подо что мы могли бы танцевать.
Я ответила:
— Пусть лучше это сделают The Marvelettes. Дизайном обложки занялись Ленни и я. Свой лейбл мы назвали "Мер"[135], отпечатали 1500 экземпляров на маленькой фабрике на Ридж-авеню в Филадельфии, развезли тираж по книжным и музыкальным магазинам. В розницу сингл продавался по два доллара. На наших концертах у входа в зал можно было видеть Джейн Фридмен с хозяйственной сумкой: она торговала синглом вразнос. Больше всего мы гордились тем, что нашу запись кто-то поставил в музыкальном автомате у "Макса". А еще поразились, что вещь с оборотной стороны — "Говнофабрика" — оказалась популярнее, чем "Hey Joe". Это был стимул уделять больше внимания нашим собственным композициям. Поэзия оставалась моей путеводной звездой, но я пообещала себе, что однажды напишу для Роберта песню, о которой он мечтает.
После того как я попробовала гашиш, Роберт, всегда старавшийся меня оградить, решил, что я созрела для трипа вместе с ним. Для меня это был первый опыт. Прихода мы дожидались на пожарной лестнице за моим окном, над улицей Макдугал.
— Хочешь заняться сексом? — спросил он. Я удивилась и обрадовалась: ему до сих пор хочется побыть со мной! Но не успела я ответить, как Роберт сжал мою руку и произнес: — Прости…
Той ночью мы прогулялись по Кристофер-стрит до реки. Было два часа ночи. Мусорщики бастовали, и в свете фонарей мелькали юркие крысы. У воды мы повстречали суетливую толпу королев, бородачей в балетных пачках, святых и ангелов в кожаной амуниции. Я почувствовала себя бродячим проповедником из "Ночи охотника"[136]. Все приобрело зловещий оттенок, запахло пачулями, амилнитритом и нашатырным спиртом. Во мне поднималась тревога.
Роберта это, похоже, позабавило: — Патти, тебе положено воспылать любовью ко всему сущему.
Но я никак не могла расслабиться. Все вокруг впало в какое-то буйство, предметы обволакивала оранжевая, розовая, едко-зеленая аура. Ночь была душная и сырая. Ни луны, ни звезд — ни воображаемых, ни реальных.
Роберт обнял меня за плечи, отвел домой. Брезжил рассвет. Постепенно до меня доходил смысл трипа: город как мир демонов, секс с кем попало, дорожки блесток, которые осыпаются с мускулистых рук. Католические образки, сорванные с выбритых шей. Блестящий праздник, которому я не смогла отдаться. Эту ночь я не выдумала, но образы бегущих наперегонки The Cockettes и "Диких мальчиков"[137] вскоре переплавились в видение мальчика в коридоре, пьющего чай из стакана.
Уильям Берроуз был одновременно стар и молод. Немножко шериф, немножко сыщик. И с головы до пят — писатель. У него был шкаф с лекарствами, который он держал на замке, но если тебя мучила боль, он отпирал дверцу. Не мог видеть страдания людей, которые были ему симпатичны. Если ты заболевал, он приходил тебя накормить. Стучался в твою дверь, приносил рыбину, завернутую в газету, и собственноручно ее жарил. От девушек он, казалось, отгораживался неприступной стеной, но я все равно его любила.
В "Бункере" он жил точно в походе: всех вещей — пишущая машинка, дробовик да пальто. Время от времени он надевал свое пальто, шел горделивой походкой послушать нас, занимал свое место за столиком у самой сцены, который мы для него специально придерживали. Часто ему составлял компанию Роберт в кожаной куртке. Вылитые ковбой Джонни и его конь.
Мы играли в "Си-Би-Джи-Би" серию концертов, которая началась в феврале и продолжалась несколько недель марта. Выступали мы на пару с Television, как и у "Макса" прошлым летом, отыгрывали по два сета за вечер, сменяя друг друга на сцене, с четверга по воскресенье. Это был первый период наших регулярных выступлений в качестве группы. Он помог нам нащупать общую внутреннюю тему, объединившую разнородные ветви нашего творчества.
В ноябре мы ездили с Джейн Фридмен в Лос-Анджелес — впервые играли в "Виски-э-гоу-гоу", где когда-то выступали The Doors, а затем отправились в Сан-Франциско. В Беркли мы выступили на втором этаже музыкального магазина "Разер рипт рекордз", сходили на прослушивание в "Филмор-Вест" — там тоже сыграли, с ударником Джонатаном Ричменом. В Сан-Франциско я оказалась впервые, и мы совершили паломничество в книжный магазин "Городские огни", где витрина была уставлена книгами наших друзей. В ходе нашей первой вылазки за пределы Нью-Йорка мы рассудили: нужен второй гитарист, чтобы расширить спектр саунда. Мы не могли воплотить втроем музыку, звучавшую в наших головах.
Вернувшись в Нью-Йорк, мы дали в "Виллидж войс" объявление: "Ищем гитариста". Большинство из тех, кто откликнулся, похоже, уже знали, как хотят играть, как хотят звучать. А еще почти все морщились, узнав, что лидер группы — какая-то баба. Но своего "третьего" я нашла в лице обаятельного чеха. Имидж и музыкальный стиль Ивана Краля продолжал традиции и возрождал перспективы рока — совсем как The Rolling Stones отдавали дань уважения блюзу. В Праге Краль был восходящей поп-звездой, но его мечты рухнули, когда в 1968-м в его страну вторглась Россия. Краль бежал вместе со своей семьей и был вынужден начинать с нуля. Человек энергичный, непредвзято мыслящий, он охотно обогащал нашу быстро формирующуюся концепцию новых возможностей рок-н-ролла.
Мы считали себя аналогом "Сынов свободы"[138] — задались целью сохранить, уберечь и распространить революционный дух рок-н-ролла. Мы боялись, что музыке, которая нас вскормила, угрожает духовное истощение. Страшились, что она забудет о своем предназначении, что ею завладеют чьи-то жирные руки, что она увязнет в трясинах эффектности, финансовых махинаций и бессодержательной технической изощренности. Мы воскрешали в своем сознании образ Пола Ревира, скачущего сквозь американскую ночь, убеждающего людей проснуться и взяться за оружие. Мы тоже взялись за оружие — оружие нашего поколения: электрогитару и микрофон.
"Си-Би-Джи-Би" был самым подходящем местом для трубачей, зовущих на бой. Этот клуб на улице обездоленных притягивал к себе людей странной породы — слушателей, которые радушно встречали пока безвестных артистов. Хилли Кристал требовал от музыкантов только одного — новизны.
За промежуток времени, который длился с мертвенных зимних холодов до весеннего обновления, мы боролись, преодолевали трудности, пока не нашли свой путь. От концерта к концерту песни обретали собственную жизнь. Часто в них отражалась энергия публики, атмосфера клуба, наша растущая уверенность в себе и события, происходившие в непосредственной близости от нас.
Мне многое запомнилось из этого периода. Запах мочи и пива. Переплетение гитарных партий Ричарда Ллойда и Тома Вердена, на котором устремлялось ввысь "Второе пришествие" ("Kingdom Come"). Концертный вариант "Земли" ("Land"), прозванный Ленни "Область пожаров". Джонни выжигал на земле огненный след, мчался ко мне из кислотной ночи, где властвовали дикие мальчики, от раздевалки спортзала до океана возможностей — все это я словно бы получала по телепатическому каналу из третьего или четвертого сознания Роберта и Уильяма, сидевших у нас под носом. Присутствие Лу Рида, чьи поиски в области поэзии и рок-н-ролла сослужили хорошую службу всем нам. Узкий зазор между сценой и публикой и лица всех, кто нам помогал. Сияющая Джейн Фридмен в момент, когда она представила нас Клайву Дэвису, президенту "Ариста рекордз". Она правильно угадала, что он и его фирма имеют нечто общее с нами. И финал каждого вечера: стоишь у выхода, под тентом с названием клуба, смотришь, как ребята грузят наш скромный аппарат в багажник машины Ленни — "шевроле-импала" 64 года.
Тогда Аллен проводил столько времени на гастролях с Blue Oyster Cult, что некоторые сомневались, как это я могу хранить верность человеку, который и дома-то почти не бывает. На деле я была искренне привязана к Аллену и полагала: раз между нами стопроцентное взаимопонимание, никакие его отлучки ничего не значат. Надолго оставаясь одна, я извлекала пользу из свободы и имела время для творческого развития. Но затем обнаружилось: мое доверие к нему — доверие, которое я считала взаимным — Аллен неоднократно предавал, подрывая собственное здоровье и ставя под угрозу нас обоих. На гастролях этот сердечный, неглупый и, казалось бы, скромный парень вел образ жизни, который никак не вписывался в наши мирные, как я мнила, отношения. Все кончилось разрывом, но я не перестала уважать Аллена: все равно была ему признательна за все хорошее, что он для меня сделал, когда я вышла из своей норки на неведомые просторы большого мира.
* * *
Авторитетная радиостанция WBAI транслировала в эфир последние отзвуки революции. 28 мая 1975 года моя группа сыграла в пользу WBAI благотворительный концерт в церкви на Аппер-Ист-Сайд. Мы идеально подходили для обстановки бесцензурности, которую позволяет прямой эфир, — бесцензурности не только идеологической, но и эстетической. Тут нам не приходилось подлаживаться под формат, и мы были вольны импровизировать, что редко позволялось даже на самых прогрессивных FM-радиостанциях. На радио мы выступали впервые и отчетливо сознавали, как велика аудитория.
