отец присоединился к вашей морской экспедиции, и это вызвало что-то вроде напряжения между ней и Ханчатом. Он, кажется, считает, что она повела себя нелояльно по отношению к Гальту вообще и к нему, в частности.
— Это я могу понять, — сказал Ота, опускаясь на подушку. — Боги знают, как она удивила этим меня.
— Однако она считает, что этим жестом отдала все долги, — сказала Иссандра. — Если она и чувствовала себя должной Данату-тя за свое плохое поведение или милосердие, проявленное им к Ханчату, то сейчас уже нет.
— Понимаю, — сказал Ота.
— Есть еще кое-что, — сказал Данат. — Мне кажется, Шиия-тя…
— Роль любовницы развила в ней амбиции, — сказала Иссандра. — Вы, вероятно, доверили ее дяде какое-то деликатное поручение?
Шиия Радаани. Племянница Ашуа.
— Да, — ответил Ота.
— Она восприняла это, добавила просьбу выдать себя за подругу Даната и сделала самый замечательный вывод, — сказала Иссандра. — Она решила, что Данат-тя влюбился в нее и, ради нее, намеревается разорвать свою связь с Аной.
— И не только это, — добавил Данат. — Я совершил ошибку. Я… потерял перспективу. Я…
— Ты переспал с ней, — сказал Ота.
Щеки Даната вспыхнули так, что могли осветить весь дом. Этого Ота и боялся. Иссандра вздохнула.
— Эта женщина из семьи Радаани, — сказала она. — Вы можете безнаказанно оскорбить ее семью?
— Сейчас это было бы неудобно, — сказал Ота.
— Тогда я могу сказать, что девица не так уж неправа, — сказала Иссандра. — Данат действительно подпортил дело.
— Мне очень жаль, — сказал он. — Это не было… боги.
Данат опять сел и опустил голову на руки.
— Что думает Ана о… связи Шиии и Даната? — спросил Ота.
— Не знаю, — сказала Иссандра более мягким голосом, печаль просочилась в швы между словами. — Мне кажется, она меня избегает.
Ота прижал пальцами веки и держал до тех пор, пока цвета не перестали плавать в темноте. Никто не говорил, молчание тяжело давило на его плечи.
— Хорошо, — наконец сказал он. — И как вы двое собираетесь двигаться вперед?
— Она хочет соединить их, — сказал Данат голосом, в котором смешались мольба и возмущение. — Она хочет, чтобы Шиия и Ана сидели рядом на каждом танце, на каждом приеме…
— Ты не можешь завидовать тому, кого не видишь, — сказала Иссандра. — И еще более трудно, если другую девушку нельзя легко убрать. Связь Аны с ее нынешним любовником почти закончилась, и если Шиия даст ясно понять, что считает Ану угрозой…
Данат проскулил и начал сыпать возражениями, Иссандра давила на него. Ота держал глаза закрытыми, не слушая пару голосов, которые вымывали смысл друг из друга. Вместо этого он представил девушку такой, какой она была в ту ночь, когда пришла поговорить с ним. Наполовину пьяной. Слишком гордой, чтобы дать гордости управлять собой.
Он принял позу, которая потребовала молчания. Данат мгновенно перестал говорить. Иссандре потребовалось на секунду больше, чтобы закрыть рот.
— Вы, оба, должны выработать план, — сказал он. — У меня нет ни времени, ни возможностей исправить положение. Но учтите, что вы, быть может, обращаетесь с Аной с меньшим уважением, чем она заслуживает. Данат-тя, ты собираешься построить жизнь с Шиией Радаани?
Данат нахмурился. Он не принял никакой позы, не сказал ни слова. Ота кивнул.
— Тогда вести себя так с ней неуважительно. Будь с ней честен, и если это повредит отношениям с домом Радаани, так тому и быть.
— Да, отец, — сказал Данат, заколебался, позой попросил прощения и вышел из комнаты.
Спина Оты болела. После тяжелого дня в глаза словно насыпали песок. Все это было далеко не окончено.
— Иссандра-тя, — сказал он. — Я не слишком хорошо знаю Ану, но, насколько помню, я потерял собственную дочь, общаясь с ней как с девочкой, а не с женщиной, которой она стала. Не повторяйте мою ошибку. На Ану могут не подействовать манипуляции, рассчитанные на более юных девушек.
Лицо Иссандры Дасин затвердело. На мгновение она стала очень похожей на дочь, потом приняла позу подтверждения. Не очень умело, но форма была правильной.
— Другой подход, возможно, может сработать, — сказала она. — Я не думала о нем раньше, но я провела много часов с вашим сыном. Быть может он в состоянии применить его.
Она кивнул ей продолжать.
— Он может решить влюбиться в нее. Развить в себе чувство и потом… — Она пожала плечами. — Дать миру идет своим путем. Я знаю очень мало женщин, которые не были бы очарованы искренней любовью привлекательного мужчины.
— Вы думаете, он может просто решить почувствовать то, что мы хотим, чтобы он почувствовал?
— Я делаю это каждый день в течении тридцати лет, — сказала Иссандра.
— Это или самое романтическое, что я слышал, или самое печальное, — сказал Ота и добавил: — Ана-тя оказала мне огромную услугу. Мне жаль, что Данат отплатил ей бестактным поступком.
Иссандра отмахнулась от извинения.
— Сомневаюсь, что она считает это оскорблением. Я уверена, она предполагает, что Данат и эта Радаани валяются на любой доступной плоской поверхности. Насколько помню, мы были такими в их возрасте. Мы все были огонь и яркие чувства. Мы считали себя первым поколением, которое по-настоящему открыло любовь, секс и предательство. — Ее голос стал мягче.
Ота вспомнил девушку по имени Лиат с кожей оттенка коричневого яйца, и ту ночь, когда его единственный настоящий друг признался в любовной связи с ней. Ту ночь, когда Маати признался. Долгие годы после этого он не говорил ни с ним, ни с ней. Он убил человека, отчасти по их, Лиат и Маати, благословлению, из-за свободы, которую они ему дали.
Огонь и яркие чувства, подумал Ота. Развлечение смешанное с печалью, как и всегда.
— И, тем не менее, жаль, — сказала Иссандра. — Девушка Радаани прекрасна, тщеславие — могущественный рычаг, и не имеет значения, насколько сложным человеком вы считаете мою дочь.
— Мы можем надеяться на лучшее, — сказал Ота. — Возможно Шиия-тя примет извинение Даната как должное, и будет только играть роль.
Взгляд Иссандры сказал ему в точности, что она думает по этому поводу, но она только покачала головой.
— Это было бы замечательно, — сказала она.
В этот вечер он ел в одиночестве, хотя десятки людей, как гальтов, так и утхайемцев, с радостью разделили бы с ним стол. Павильон стоял на верхушке высокой башни, воздух пах лавандой и морем. Ота сидел на подушке за низким столиком и смотрел на закат; оранжевое, красное и золотое смешались на широком полотне из облаков и небес. Пение рабов сюда не доносилось, только негромкий звон плясал под легким бризом, звуча так, словно колокольчики были сделаны из дерева. Железная жаровня, стоявшая рядом, не давала
