непроницаемым.
Наконец, он поднялся со скамьи и опираясь на посох, пошёл к выходу, ничего не говоря.
Остановился, обернулся, чему-то покивал и… благословил её. Дуня подбежала и поцеловала
руку.
Потом она ждала, что дед и хозяева дома будут расспрашивать её о беседе с отцом
Феодосием, но Петр Яковлевич со смехом шепнул ей, что их подслушивали и теперь все в доме
бурно обсуждают её слова о непростой доле Марии Борисовны, о будущем маленького Иван
Иваныча и примеряют ситуацию с одним наследником на всю историю Руси.
Дуне оставалось только нервно сглотнуть. Вот ведь, наболтала с три короба. К добру ли? К
худу ли?
ГЛАВА 4.
Дуняша сидела в саду Кошкиных и грустила. Сегодня хоронили погибших при защите дома.
Не стало одного из конюхов, хлебопека, старого Веденея и одного из пяти боевых холопов
Дорониных. Почти все ранены, и не только мужчины. В ту ночь досталось всем, и если бы не
подмога...
Дуня тяжело переживала гибель Веденея. Он всегда помогал в её задумках и никогда не
сомневался в ней. А сейчас она всё время забывала, что его нет и порывалась бежать искать, а
потом одёргивала себя и растерянно стояла, смаргивая слёзы.
Но грустно ей было ещё потому, что никто не горевал о погибших. Оплакали и закрутились в
вихре дел.
Аксинья, получившая удар по голове, рыдала из-за сгоревших тряпок и заготовок новых
игрушек. Раненый в ногу Митька убивался из-за оставленных болванок и мешков с шерстью, чуть не сгоревшие и едва увернувшиеся от копыт коней рукодельницы рыдали из-за коробов с
нитками… Дуняша помнила, как пыталась спасти дорогие ей вещи, когда горел дом, а теперь ей
всё это было безразлично.
Она хвостиком ходила за Катериной, смотрела, как та лечит раны, ушибы, ожоги и
последствия отравления дымом. Вот оно, нужное людям мастерство! А её придумки — пустая
забава.
Разве что теплело на душе, когда она видела Петра Яковлевича шустро перемещающегося по
дому на протезе, и притуплялось пережитое, когда она становилась свидетелем его
перемигиваний с женой. Молодая боярыня всё время ловила своего Петрушу глазами, а он
норовил изловчиться, коснуться её, мазнуть губами по щеке.
Стоило вспомнить эту парочку — и на душе стало легче. Евпраксия Елизаровна сплетничала, что её Петенька изменился и живёт теперь с интересом. Дуня не поняла: женитьба на него
повлияла или ранее пережитое, и что означает «с интересом». Боярыня таинственно улыбалась
и намекала, что скоро все всё увидят.
Дуне было интересно, как изменилась жизнь Петра Яковлевича, но свои дела отнимали
много времени. Не то,чтобы лекарка Катерина взяла её в ученицы, но видя интерес боярышни, объясняла, что делает. А когда поняла, что девочка очень внимательно её слушает и многое
понимает, то стала рассказывать больше.
Дуня всё записывала и зарисовывала, надеясь позже систематизировать знания и
размножить. То, что знала Катерина, необходимо было сохранить! Лекарка была прекрасным
диагностом и умела лечить травами, но её знания о течении энергий и управлении ими
поднимало её над всеми знахарками.
В будущем эти знания распадутся на учения о йоге, ци-гун и прочее… Китайцы сохранят и
приумножат свои знания, а на Руси пробьётся сквозь века только траволечение. А ведь
Катерина даже с воспаленным аппендиксом справлялась и говорила, что этот отросток очень
полезная часть тела. Но учиться чувствовать чужую энергию нужно долго, а уж воздействовать
на неё — ещё дольше, и чуда ждать не стоит. Однако, насчет последнего Дуняша как раз
засомневалась, увидев спокойно спящего воина, когда Катерина вычищала его рану.
Ворота во двор Кошкиных вновь отворили и въехал возок. Дуня приподнялась, чтобы
посмотреть, кто приехал и с удивлением увидела выбежавшую лекарку. Она временно
поселилась здесь, чтобы ухаживать за многочисленными пациентами, а теперь принимала
новенького.
Дуня подбежала, чтобы посмотреть кого привезли и ахнула: на руках дворового Кошкиных
лежал худющий пацан и надсадно кашлял.
— В дом, скорее! — командовала Катерина. — Голову ему держите, а то задохнется!
Дуняша понеслась следом, но лекарка строго посмотрела на неё и обронила:
— К нему не подходи!
— Но…
— Когда можно будет, я скажу, — отрезала она и даже немного оттолкнула Дуню.
А она только сейчас сообразила, что это сын псковского боярина! Из-за всех событий забыла
о нём, а дед помнил и помог. Стало стыдно. Не получается у неё всё помнить и хорошо
соображать. Всё время сосредотачивается на деталях, а целое упускает. Но корить себя не
стала. Уж какая есть!
Огляделась. Все заняты были своими делами. А она вроде бы никому не нужна… И ворота
открыты! Дуня подошла и посмотрела на улицу. Грязь и слякоть.
Утром, когда ездили в церковь, её несли на руках, но ноги все равно успели промокнуть, так
что выходить со двора не хотелось. И все же Дуня повертела головой, вглядываясь в лица
прохожих, а потом вспомнила. Ведь её навещал Иван Иваныч, а потом за свой поступок был
наказан! А она в ответ ничего!
Ой!
Краска прилила к щекам, и Дуня рванула в сторону Кремля. Она козочкой скакала, выискивая места посуше, но вся изгваздалась, пока добежала до Кремля. Пришлось
остановиться и почистить хотя бы подол, но стало ещё грязнее. Повздыхав, раскрасневшаяся от
прыжков и перебежек к местам посуше, Дуня уверенно зашагала в сторону жилого дворца.
Пока шла, обратила внимание, что везде кипит жизнь, а вот двери кузни подперты палкой и
из трубы не вьётся дымок. Кто-то говорил, что кузнец уехал с богомольцами и вернется, когда
просохнут дороги. А ещё кто-то болтал, что кузнец поехал смотреть новое железо. Но в любом
случае Дуня не чувствовала себя виноватой.
Неожиданно рядом с ней остановился кто-то большой и низко поклонился. Дуня зарделась.
Не каждому боярину большим поклоном кланялись! Она приветственно склонила голову:
— Анисим? Ой! А я тебя не приметила! — радостно воскликнула Дуня, узнав в крупном
лохматом мужике почитателя её таланта сказочницы. — Как поживаешь? Всё ли ладно? —
вежливо спросила она и расцвела, увидев, как доволен её вниманием этот лохматый великан.
— Благодарствую, все хорошо, — смущенно ответил Анисим и сунув руку за пазуху, вытащил яблоко. — Угощайся боярышня, не побрезгуй!
— Ах, не побрезгую! Вкусные у тебя яблоки, а дивно то, что как будто только с дерева
сорвали, — Дуня впилась новыми зубками во фрукт и со смаком откусила кусочек. — Во! Я же
говорю, как с дерева! — жуя, тут же подтвердила она.
Анисим стоял
