Эразм Дарвин, современник Хаттона и дедушка Чарльза, был одним из тех, кто отстаивал теорию длительной истории, которая бы позволила сложным формам жизни эволюционировать из простых форм. Однако как именно действует эволюция, Эразм Дарвин представлял довольно слабо: его девизом было E conchis omnia, то есть «все из раковины», и только его внук предложил идею естественного отбора. Хотя теория Чарльза Дарвина не возникла непосредственно из сравнения наутилуса и аммонитов, она могла появиться только благодаря признанию существования геологического времени и в конечном итоге опиралась на работы Гука и других ученых, первыми начавших задавать вопросы о сходстве между наутилусом и этими загадочными спиралевидными ископаемыми.
На самом деле наутилус не произошел от аммонитов. Этот моллюск является представителем еще более древнего подкласса головоногих, наутилоидей, которые появились в ископаемой летописи примерно 490 млн лет назад. С тех пор в разные периоды существовало около 2500 видов, но современные наутилусы принадлежат всего нескольким видам двух родов. Современные наутилусы разительно отличаются от других головоногих, таких как каракатицы, кальмары или осьминоги. Самое заметное отличие в том, что они по-прежнему живут в своих раковинах, хотя остальные головоногие отказались от такой практики десятки миллионов лет назад. Кроме того, их нервная система и мозг устроены намного проще. (В какой-то степени эту простоту они компенсируют мускульной силой: наутилус может иметь до 90 щупалец – намного больше, чем у других головоногих, – которые окружают двумя венчиками его клювообразный рот роговыми клювообразными челюстями.) В отличие от других головоногих, щупальца наутилуса не имеют присосок, зато они более крепкие и, хватая добычу (излюбленная пища наутилуса – омары, только что сбросившие панцири и потому мягкие), сдавливают ее до тех пор, когда можно будет приступить к еде – тогда наутилус начинает отщипывать по кусочку от своей жертвы. Наутилус плавает в воде благодаря заполненным газом внутренним камерам, и, хотя не очень хорошо держит курс, иногда врезаясь в препятствия, он бывает беспощадным охотником, когда подворачивается удобный случай. Наутилус может ускоряться, всасывая воду в мантийную полость, а затем, сокращая мускулы, выстреливая ее из воронки (иначе ее называют выходной сифон), которую он способен направлять в разные стороны.
Вода, которую наутилус втягивает, чтобы ускорить свое движение, проходит через жабры, прежде чем выйти из тела моллюска. Так он может дышать при движении.
Древние представители подкласса наутилоидей отлично умели использовать свои щупальца и превратились в опасных морских хищников в ордовикском периоде (примерно 488–443 млн лет назад). У многих видов, хотя и не у всех, раковина была конусовидной формы – как шляпа волшебника или некоторые дорожные знаки. Некоторые вырастали до гигантских размеров: ортоконы (Orthocone) и камероцерасы (Cameroceras) – остроголовые акванавты ордовика – в длину были с человека, если не с жирафа. Возможно, барочные шипы на спинах некоторых трилобитов, таких как Ceratarges, появились именно для того, чтобы сделать их менее привлекательной добычей для этих монстров.
Мир, в котором «царствовали» эти существа, был совсем не таким, как наш. Наша планета вращалась тогда вокруг своей оси быстрее, чем сейчас. Сутки продолжались 21 час, а в году было 417 дней. Кроме того, Луна находилась ближе к Земле. Можно представить ее себе: огромную, яркую, быстро перемещающуюся в небе над морем – кажется, что достаточно протянуть руку и можно до нее дотронуться (как это действительно удается в абсурдном и очень красивом рассказе Итало Кальвино «Расстояние до Луны»). Близость Луны делала приливы более высокими, а отливы более низкими, чем сегодня. Это все оказывало влияние на скорость роста и развития морских организмов. У современных наутилусов микроскопические слои (видимые как микро-ребрышки) раковины формируются ежедневно в соответствии с лунным циклом. Именно эти слои постепенно слагаются в спиральную раковину. Сегодня у этих моллюсков обычно примерно 29 пластин на каждую камеру, что соответствует количеству дней в лунном месяце. Но чем древнее раковина моллюска, тем меньше в ней слоев. В ордовикском периоде у наутилоидей, судя по всему, было 8–9 в каждой камере – это позволяет предположить, что лунный месяц тогда был лишь немногим продолжительнее нашей недели.
В течение десятков миллионов лет наутилоидеи были самыми многочисленными головоногими и самыми опасными морскими хищниками. Однако в конце силурийского периода все большее распространение начинают получать аммониты, и именно они эволюционировали в многочисленные разнообразные виды, которые так поразили Гука и его современников и позже помогли геологам реконструировать историю Земли. За свои примерно 335 млн лет существования аммониты «примерили» самые разнообразные формы и размеры, и так и эдак преобразуя свое морфологические пространство. Большинство раковин аммонитов имели форму плоской спирали. В основном они были маленького размера, но по крайней мере один из видов достиг более чем 2 м. Другие имели улиткообразную форму. Некоторые виды, такие как ниппониты (Nipponite), которые могут похвастаться очень необычным видом, развили невообразимые асимметричные формы (ниппониты заставляют вспомнить слова Сэмюэла Джонсона о Тристраме Шенди: «Ничто столь странное не может просуществовать долго»). Группа аммонитов оказалась отлично приспособленной, стойко перенося любые удары судьбы, в том числе пермское вымирание, когда исчезло примерно 95 % видов морских животных. Но в конце концов во время мел-палеогенового вымирания исчезли и они.
Предкам современных наутилусов каким-то образом удалось выжить. Возможно, способствовал этому их очень простой образ жизни: этих «падальщиков» характеризует крайне медленный метаболизм, им достаточно есть примерно раз в месяц.
В одном из сюжетов «Космикомических рассказов» Кальвино главный герой Qfwfq проводит длительное время как моллюск, приговоренный к вечному существованию в настоящем. Дни и ночи разбиваются о него, «как волны, все одинаковые или отмеченные случайными различиями». Чтобы как-то отделить свое существование, свое настоящее, Qfwfq начинает строить раковину, надеясь оставлять отметины в спиральных пластинах, как если бы он создавал собственные часы. Он пытается сделать раковину-время как можно более длинной и прочной, но это оказывается невозможным: с определенного момента рост раковины прекращается – все, это конец. Тысячи других моллюсков силятся повторить его эксперимент, но и у них ничего не выходит: «Время отказывается длиться, раковины – хрупкие, они обречены рассыпаться. Это лишь иллюзия времени, продолжающаяся только на протяжении малюсенькой спирали; осколки времени, отделенные и отличимые друг от друга». Наконец Qfwfq понимает, что кто-то другой должен «сделать так, чтобы все, что осталось или погребено, стало знаком чего-то еще». Очевидно, что кто-то другой – Кальвино даже не нужно об этом говорить – это мы. Это мы нашли связи между разрозненными спиралевидными раковинами и поняли, что каждая их разновидность означает определенный шаг эволюции, образуя непрерывную спираль времени, которую мы называем историей Земли. Геологическая летопись создана существованием разных видов, но только человек смог ее прочитать.
Вторая удивительная загадка наутилуса – внутренняя архитектура его раковины. Отделения внутри нее, или камеры, наутилус использует как поплавки, наполняя их газом или жидкостью или, наоборот, откачивая их из камер через сифоноподобную трубочку, регулируя таким образом плавучесть. Этот замечательный адаптационный механизм появился вместе с наутилусом. Задолго до того, как у рыб возник плавательный пузырь, наутилоидеи уже пользовались своими камерами, чтобы без усилий держаться над дном, подниматься или опускаться. Это свойство, а также способность управлять горизонтальным движением, пропуская воду через сифон, дали предкам наутилуса возможность стать первым хищником, нападающим сверху.
Когда наутилус вылупляется из яйца, у него уже имеется раковина с камерами: примерно четыре пустых, а в пятой, внешней, сидит он сам. По мере того как наутилус растет, он добавляет камеру за камерой все большего размера, чтобы сбалансировать увеличение веса.
Плавательные камеры у животных существуют уже очень давно, а вот для человека это новая и очень ценная технология. Сегодня они позволяют нам погружаться в море и надолго оставаться под водой. В отличие от них водолазные колокола, первый вид дайвингового оборудования, представляли собой простую камеру с воздухом, давление в которой невозможно было контролировать, а кислород быстро заканчивался. Для спуска и подъема такие аппараты использовали грузы и веревки. Первая подводная лодка, подъем и спуск которой осуществлялся с помощью закачивания и выкачивания воды из отдельной камеры (с помощью ручного насоса), была разработана Дэвидом Бушнеллом в 1775 г. в штате Коннектикут. «Черепаха» была боевой подлодкой, использовавшейся для атак на британские корабли. При движении она раскачивалась из стороны в сторону, как наутилус. Как боевой корабль она оказалась совершенно непригодна. «Наутилус» – подлодка, разработанная Робертом Фултоном для Первой Французской республики, – имела более сложное устройство, но оказалась столь же неприспособленной для ведения боевых действий. Название этой подлодки, возможно, обязано сходству (в момент, когда она находилась на поверхности воды и шла под парусом) с «бумажным наутилусом» (Paper Nautilus), или, как его еще называют, аргонавтом. На самом деле это разновидность осьминога, и его самка строит тонкую, как бумага, «раковину», по форме, как у наутилуса, и при этом, как считалось, плавает, поднимая над поверхностью воды перепончатые щупальца. Как бы то ни было, название «Наутилус» для подлодок закрепилось в 1870 г., когда Жюль Верн окрестил так подводное судно из книги «Двадцать тысяч лье под водой». Традиция привилась, когда первая атомная подлодка в 1954 г. получила то же название. Это был важный шаг к созданию судна, которое практически невозможно обнаружить и которое могло бы служить для доставки межконтинентальных баллистических ракет. Одна подлодка с такими ракетами способна уничтожить почти все большие города на континенте и должна обязательно входить в арсенал любого государства, претендующего на международное влияние. Так, после первых пробных шагов в XVIII в. механический зверь с камерами превратился в самого опасного «хищника» XXI в.
