– Слушай сюда, фраер, – сказал, тот, что в шляпе (кого же он мне напоминает? Ах, да – Бубу Касторского!), – мы тебя срисовали, ты из тех, что завалили на гоп-стопе Сеню Хрипатого. Так вот, фраерок, исчезни отсюда, а то перо в бок и ты на небеси. Да не дрожи, Хрипатый мне не кент, а то бы и базарить с тобой не стал, просто серьезные люди тебе велели передать.
После этого они мгновенно исчезли, растворившись в толпе, причем, вроде как ушли в разные стороны. Я огляделся, возле памятника маячил городовой, и что я ему объяснять буду? Кричать «караул, грабят!», так вроде никто не грабит, где злоумышленники, кто их видел? Только дураком себя выставлю. Как-то настроение испортилось, улица сразу стала казаться грязной, заплеванной семечками (собственно так оно и было, это мое мажорное настроение позволяло не замечать грязноватую Одессу). Взял извозчика и поехал домой, когда приехали, обнаружил отсутствие бумажника, не иначе, парень в кепочке постарался, хорошо еще, что там всего-то около пятидесяти рублей было, как здесь говорят: «Господи, спасибо, что ты взял деньгами!». Недоверчивый извозчик поднялся до квартиры и мой денщик, Иван Ефремович, дал ему два двугривенных. Извозчик стал просить добавить до полтинничка, но Иван Ефремович, спросив откуда я ехал, сказал, что еще много дал, тут рядом – и двугривенного хватило бы, тем более что, вон, барина обокрали тут у вас, нехристей, и вытолкал извозчика взашей.
На следующий день пришел следователь, коллежский асессор, расту, значит, до этого мной титулярные советники занимались. Он еще раз расспросил обстоятельства, сказал, что они вышли на след наводчика, оказывается, это телеграфист в штабе округа, знакомый налетчика Сеньки Хрипатого, которого я грохнул при налете. Вот как, я вспомнил, что передавал телеграмму Обручеву со словами «завтра получу деньги…», ну а установить наблюдение за банком, когда к нему подъедут люди из экспедиции – это дело техники. Следователь показал пулю, вынутую из трупа и сказал, что таких еще не видел и попросил дать посмотреть пистолет, из которого я стрелял. Продемонстрировал ему Штайр, вытащив обойму. Следователь уважительно посмотрел на табличку «От генерала артиллерии..» и вернул оружие, попросив дать ему один патрон, что я и сделал (с большим трудом я нашел в Петербурге подходящие патроны с бездымным порохом к Штайру за совершенно бешеные деньги, но где-то пять десятков их у меня еще оставалось. Он сказал, что мне полагается ценный подарок в награду за поимку банды Хрипатого, два выживших налетчика сдали всех с потрохами сразу, когда полицейские стали им по очереди говорить, что «А вот твой подельник нам сдал такого-то и ему послабление выйдет, а тебе лет 25 дадут, каторги, а на Сахалине тачку больше 5 лет еще никто не толкал». Беда только, что телеграфист в бега ударился, но, ничего, и его поймают, куда он денется…
– Мне награды не надо, – сказал я, – а вот наградите лучше урядника Свищева Матвея Ефимовича, он ведь тоже в бандитов стрелял и неизвестно, кто из нас попал, это вы и я знаем, что пуля в Сенином сердце от Штайра была. И раненого в перестрелке Павлова Ивана Петровича, скажем, за то, что меня собой закрыл. А что, казаки не стреляли?
– Нет, стволы винтовок пристав еще на месте проверил – чистые они были, – ответил следователь, – не успели казачки ваши, Александр Павлович, винтовки-то еще стащить и затвор передернуть надо. А то, что еще одного налетчика они задержали, так это когда третий налетчик убегать стал, увидев, что вы главаря завалили, а урядник ранил второго бандита.
Следователь зашел еще раз а с ним коллежский советник по уголовным делам Управления полиции Одессы.
Перед строем он вручил уряднику Свищеву серебряные часы «За храбрость при задержании опасного преступника» от Полицмейстера Одессы с соответствующей грамотой. Полицейский объявил, что точно такие же часы вручены сегодня в городской больнице охотнику[124] Павлову Ивану Петровичу. После команды «вольно» казаки обступили урядника и тот с гордостью показывал им гравировку на подарке.
Полицейский чиновник поблагодарил меня от Полицмейстера и от себя лично, сказав, что они-то знают, кто на самом деле бандита завалил. Телеграфиста поймали, но он оказался идейным, заявив, что свою долю борцам за народное счастье предназначал и книжечки у него нашли на квартире политические – всякие там манифесты… так что им теперь жандармы занимаются, а уголовное дело закрыто. Пожелал нам удачи, сказал, что с детства сам мечтал о дальних краях, а теперь вот бандитов приходится ловить.
Накануне дня отплытия встретил на вокзале чиновника для особых поручений ЕИВ Министерства двора в ранге статского советника, с ним прибыло двое вооруженных жандармов, сопровождавших ящики с грузом, всего пять больших ящиков, весом не меньше 3–4 пудов каждый, судя, как коллеги прибывших жандармов грузили их в закрытую карету. Из этого я сделал вывод, что они повезут их не в казармы, а куда-то еще и отрядил одного из казаков вернуться в казарму и предупредить, что высокий гость, возможно, посетит расположение миссии, ну, в общем, чтоб на койках не валялись, пол был чистый и встретили как положено, но без лишней показухи. Казак все понял и мгновенно исчез.
– Ваше высокородие, простите, пожалуйста, куда прикажете доставить ценности, – почтительно обратился я к чиновнику, – я просто не ожидал такого количества груза.
– Не беспокойтесь, Александр Павлович, груз будет размещен под охраной в жандармском управлении, – ответил питерский посланник, – завтра его доставят прямо к пароходу и вы примете все по описи, а сейчас я бы хотел ознакомиться с состоянием основного груза.
Предложил заехать в гостиницу «Лондон», позавтракать, заодно и забрать с собой офицеров, которые там живут, а потом всем вместе поехать в казарму. Однако, мое предложение было отклонено.
– Не стоит беспокоиться, Александр Павлович, я не голоден и хотел бы узнать о настроении в отряде без начальственных глаз ваших офицеров. Жандармы сами знают, что им делать, поэтому, поехали к вам.
Пришлось подчиниться, хорошо еще, что урядник до этого велел извозчику ехать не спеша, кружной дорогой.
Я сказал чиновнику, что совсем уж без офицеров не получится, так как казаки живут все вместе, на биваке, как они говорят. Мы неспешно ехали, день был теплый, погожий, вообще, местные говорили, что октябрь и начало ноября в этом году удивительно теплые. Ага, это и есть тот самый «неурожай» 1891-92 г, засуха это.
Наконец, приехали. Нас встретил бравый подъесаул, гаркнувший «смирно», так, что местные галки тут же взвились в воздух (как бы не «забомбардировали» мундирчик-то приезжему чиновнику своим дерьмом).
– Ах, оставьте эти формальности, есаул, – махнул рукой в перчатке «превосходительство» (так Нечипоренко польстил питерцу).
Прошли по казарме, молодцы, везде порядок, койки заправлены, личный состав аккуратно стоит рядом, даже мои охотники подтянулись.
– А это что за иностранная армия? – спросил чиновник для особых поручений, – что-то я такой формы не припомню, да еще эти шляпы!
– Это, Александр Георгиевич (вспомнил все-таки имя-отчество, каким приезжий представился), форма, разработанная мной для собранных и экипированных за мой счет добровольцев-охотников.
– Интересно… скажи-ка, братец, – обратился чиновник к купавенскому добровольцу, – нравится тебе эта форма, удобная ли?
– Так точно, ваше превосходительство, нравится. Износу ей не будет, карманов много и работать в ней сподручно, не тянет и не жмет нигде.
Потом Александр Георгиевич обратился ко мне и сказал, что он много слышал обо мне как об изобретателе, но вот как о законодателе армейской моды – не ожидал: «Впрочем, неизвестно как она пройдет проверку африканскими условиями, вот вернетесь, тогда и видно будет. Но государю доложу».
Посмотрел склад, остался доволен образцовым порядком и тем, что все промаркировано, спросил, что за цветные полосы, и почему решетка с тремя замками. Я объяснил, что это – потому, что у каждого подразделения – свой ключ и открыть решетку с особыми ценностями и оружием могут только одновременно три ответственных лица. Так уж повелось – на самом деле все пошло оттого, что хозяйственный хохол Михалыч, он же старший фейерверкер Подопригора, выступил категорически против того, что еще кто-то может хозяйничать в его отсутствие в артиллерийском имуществе и повесил свой отдельный замок. Тогда и остальные каптерщики поступили так же. Я только приветствовал это, когда под охрану поступили денежные ящики, все же договориться троим, да еще и часового взять в долю, стараний надо приложить куда как больше. Тут появился интендант Титов, представился и я с удовольствием передал ему объяснения по грузу. Дошло до того, что вскрыли один денежный ящик, посмотрели аккуратно уложенные стопками талеры, пересчитали, по бумагам все сошлось, опечатали вновь. Чиновник подошел ко мне, сказал что, по словам интенданта, это ваша идея поменять русские рубли на австрийское серебро, да еще вековой давности. Я объяснил почему, сделав упор на то, что в Стамбуле или Порт-Саиде с меня бы взяли за размен рублей больше, а русский рубль все равно шел бы по весу, так как ни абиссинцы, ни сомали его не знают, при этом чиновник удовлетворенно покачал головой.
