— Как же мы будем теперь? — продолжал интересоваться Рулон.
— Никак, — она ответила резко и в то же время игриво. — Просто вместо этого парня будешь ты.
— Что? Опять я? — удивленно воскликнул Рулон.
От такого поворота дела он даже слегка отскочил в сторону и отрицательно замотал головой.
— Да не бойся, это несложно. Просто ты спровоцируешь Штопора на драку, — Марианна заговорила вкрадчиво и ласково, успокаивая Рулона своим голосом.
— Штопора на драку? — с ужасом округлил глаза Рулон.
Теперь он остановился на месте, словно выражая свой протест.
— Перестань паясничать. Тебе ничего не придется делать. Скажешь ему пару ласковых, и дело в шляпе.
Он надулся и не отвечал ей. Марианна обняла его, словно нежный морской бриз, и ласково прошептала:
— Там будет много моих людей. Они не дадут ему ничего с тобой сделать. Тем более я буду рядом.
Размякнув, он согласился, успокоенный ее обещаниями. Хотя страх и был, но вдохновленный дискотечным примером Рулон тоже хотел сделать нечто подобное. Тем более дело намечалось серьезное, если Марианна решила покончить со своим вассалом, служащим верной дубиной в ее руках.
— Эта роль для тебя трудна, мой милый. Теперь ты будешь играть хулигана, будучи отъявленным чадосом, но тем это и ценно, что для ентого тебе нужно будет себя ломать и приложить много усилий. Всегда нужно играть ту роль, которая у тебя не получается, не входит в твой убогий репертуар, тогда ты сможешь стать господином самого себя, а сейчас ты раб своих ролей, своей трусости и закозленности. Благодари за это свою любимую мамочку. Если бы она желала тебе добра, то заставляла бы тебя быть разным, осознанно переходить из одной роли в другую, а так ты стал хлюпиком, маменькиным сынком.
Они шли еще минут десять по вечернему городу. Наконец оказались у входа в кафе. Это было современное здание с большими окнами. Марианна остановилась на минутку и осмотрела помещение через стекло.
— Вон она сидит, пьяная харя, давай войди в роль шута-петуха и попробуй хоть раз полезть в залупу на того, кто сильнее.
— ой, как это сделать? — замямлил Рулон.
— И не мякай, — оборвала она его, — давай лучше разозлись, стань жестче и собранней, тогда ты сможешь сделать это. Роли яви требуют агрессии, только ярость дает человеку новые силы, дает шанс сделать невозможное.
Рулон вспомнил все, что его обычно раздражало, и со злостью ударил кулаком в стену.
— Я сделаю это, твою мать, — жестко и решительно выпалил он.
— Таким ты мне уже больше нравишься, — ласково сказала ему Мэри, — но помни, что ты должен еще и наблюдать за собой со стороны, мой яхонтовый.
В кафе тихо играла музыка. За столиком сидел сильно охмелевший Штопор, допивая вторую бутылку водки. Марианна с Рулоном вошли в помещение, и Рулон развязно подвалил к столику, за которым сидел хулиган. На столе был беспорядок, недопитые стаканы с водкой, остатки жареной рыбы, колбасы и другой закуски создавали особый фон.
Эмма, как и было договорено, стала звонить в милицию, а Рулон подсел за их столик, бесцеремонно налил себе стакан лимонада и залпом выпил его. Затем поставил стакан на место, сильно стукнув по столу. Это было настолько непохоже на Рулона, что Штопор, недоумевая, смотрел окосевшим взором, словно пытаясь понять. Что-то зацепило его в Ру- лоне.
— Какого хера ты здесь расселся? Кантуй отсюда! — важно процедил Штопор.
Рулон, разглядывая граненый стакан, уверенным голосом, нето- ропливо высказал несколько нелестных комплиментов на его счет.
— Посмотри на себя. Ты думаешь, кто ты есть? Пень ты на ровном месте, да еще неотесанный.
Кровь ударила в голову хулигана. Он вскочил и, резко опрокинув стол, попытался ударить Рулона. С лицом, искаженным от злобы, он направил огромный кулак в цель, но промазал, недооценив реакции Рулона. И тут же упал навзничь, на мирно сидевших людей, от приема джиу-джитсу, ловко осуществленного Марианной.
Ослепленный яростью, Штопор начал дебоширить, но вовремя подоспевшая свита стала утихомиривать его. В это же время подоспели и вызванные милиционеры.
Рулон с Марианной выбежали через черный ход, наблюдая, как несколько фараонов помещали Штопора в черный воронок.
— Все, что не делается, все к лучшему, — сказала Мэри.
— Но при условии, если все хорошо кончается, — добавил Рулон, — возмездие получил Штопор за свое гнусное существование, коим он отравлял жизнь многих.
Рулон задумался над этим.
— А ты хорошо проявился для первого раза, — похвалила его подружка. — Теперь еще навешаешь пиздюлей всем хулиганам в школе. И тогда точно станешь суперменом.
— Да до этого мне еще далеко, — заметил Рул.
— Ничего, продолжай злиться, становись жестче и собранней. И ты сможешь то, на что раньше был не способен, — сказала она. — Злоба — это великая сила, зная это, людей учат быть добрыми, чтоб ими было легче управлять, но ты теперь понял эту тайну. Ну ладно, мне пора идти по своим делам, а ты иди по своим. Будь здоров, подлец! — шутливо бросила она и растворилась в вечернем полумраке. Он проводил ее почтительным взглядом, затем развернулся и поплелся восвояси, размышляя над происшедшим:
«Падлы, меня воспитывали овцой, говорили «будь говном, будь добрым, уступай, не борись, сдавайся», и я стал чмом. Теперь меня все избивают. Если бы я был агрессивен, умел злиться, то я бы занимал другую роль, был бы лидером, — думал Рул, бесясь на мать и всех остальных воспитателей, — все, баста, теперь я буду злиться, не буду слушать ваш бред, черти, не буду размякать от вашей сентиментальноси и хуевой заботы, — злился он, — гады, мне всю жизнь испоганили, будьте вы прокляты, сволочи, — эти мысли делали Рулона сильней, и он чувствовал, как стал преображаться в нормального человека».
Дома Рулон включил специально подобранную музыку, состоящую из песен, которые ему больше всего нравились и зажигали душу. Он стал танцевать и отдаваться Богу. Великое блаженство стало переполнять его сердце. Он продолжал активно танцевать. Через минут тридцать он вспотел, энергии стало меньше, он устал, и благодать стала утихать.
Но, прилагая волю, он протанцевал еще столько же до полного изнеможения. Затем лег на пол, расслабился и стал медитировать, чувствуя движение энергии в теле. Практикуя этот экстатический танец уже несколько лет каждый день, Рулон стал добиваться такого интенсивного состояния блаженства, что остальные развлечения, такие как телевизор, общение с бабами и компании, отошли на второй план. Они только мешали испытывать этот катарсис от слияния с Богом. «Если бы все научились этому, — подумал Рулон, — то ни водка, ни наркота, ни семейка не понадобились бы людям. Но жизнь течет по-иному, и путь счастья открыт для немногих. Водка, секс и дети делают их такими дураками, что они уже никогда не будут способны все это понять».
Эти размышления прервала мать своим занудством.
— Что же ты плохо учишься? Ничем не занимаешься? Как ты собираешься жить, кормить семью? — кричала она. — Все прыгаешь, где-то шляешься. Может, ты уже в секту попал? Тебя там сделают зомби!
— Сами вы все зомби, — ответил сын, — мозгами-то не умеете думать. Вам как внушили ерунду, так вы тупо ей и следуете. Ваша программа мне известна — институт, семья, завод, могила. Мне этого не нужно. Думаете, что если делаете как все, то, значит, правильно? Но вы — зомби, настоящие зомби. И из могилы вас не надо поднимать для этого. Вы уже умерли, а мне все это не нужно. Я не хочу ваш коммунизм строить, мне на все это наплевать.
Затем Рулон написал плакат: «БУДЬ КАК ВСЕ!»
«Девиз идиотов», — подписал он внизу. И затем записал стих, который ему пришел в контакте с Шамбалой:
К чему все эти рассужденья о коммунизме, о труде.Не предавайся заблужденьям, подумай лучше о себе.
— Семья, семья, дети — вот что самое страшное, — вертелось у него в голове, — вот камень преткновения, вот почему матери плохо.
Коаны Дзен (PLUS)
Рулон снова был в школе, на уроке алгебры, где учили решать какие-то сложные уравнения. Марианны не было.
«Чему нас тут учат, зачем нам эта высшая математика с тремя неизвестными? Лучше бы учили, как в жизни математику проявлять. Это на доске все логично, а в жизни никто не следует логике, расчету и потом жалуются, обижаются, что у них все плохо, все на поводу у чувствишек и внушенных установок идут. Где же тут математика? Пусть лучше разберутся, как им дальше жить» — так думал Рулон о математике и проблемах людских.
На перемене его поймал Солома с дружками. Он славился своей любовью к юмору.
— Ну что, Рулон, вилкой в глаз или выебать раз? — произнес он слова приветствия. Все забалдели.
— Ни то и ни другое, — промямлил Рулон.
