в условиях чего оставлять окончательно Лотарингию противнику было нельзя. Поэтому он наиболее горячо ратовал за то, чтобы остаться в Меце, неспособном, как он полагал, долго продержаться без армии. Мнение Солея поддержали Фроссар, Канробер и Ладмиро. Подчиненные Базена вдобавок заявили ему, что боевой дух армии не выдержит еще одного проигранного сражения, а незавершенные форты крепости не смогут оказать серьезной артиллерийской поддержки прорыву. Маршал Лебёф осторожно выразил опасение относительно тающих запасов продовольствия, но собравшимися единогласно было решено, что, пока не установлено, где находится Шалонская армия, двигаться с места совершенно бессмысленно[396].
Ситуация изменилась три дня спустя, когда от Мак-Магона было получено послание о том, что он движется на помощь Базену. Теперь риск выглядел вполне оправданным, и 30 августа подготовка к прорыву началась. Прорыв намечалось осуществить на север, в направлении Тьонвиля, по восточному берегу Мозеля, где немецкая группировка была слабее.
Как и в прошлый раз, массовая переброска французских войск на правый берег Мозеля была замечена с немецких позиций. Фридрихом Карлом были приняты определенные меры, усиливавшие группировку на вероятном направлении главного удара противника. Однако принц все же выделил недостаточные силы, несмотря на то что два отправленных к Маасу несколько дней назад корпуса уже вернулись в состав его армии (приказ об этом был отдан Мольтке вечером 27 августа).
31 августа началось сосредоточение французских войск на правом берегу Мааса. Происходило оно настолько медленно, что после полудня немцы решили, что противник атакует только на следующий день. Однако около четырех часов дня французы все же начали наступление на север, на позиции находившихся здесь I корпуса и 3-й резервной дивизии. Базену удалось добиться двукратного численного превосходства над противостоявшими ему прусскими дивизиями; при этом возможности быстро исправить ситуацию у немцев не было[397]. Атакующие французские корпуса смогли потеснить противника по фронту и охватить его позицию с фланга. Однако Базен вновь не проявил должной решимости и так и не бросил в бой все свои резервы. В результате с наступлением ночи атака прекратилась.
Битва, получившая название сражения при Нуасвиле, продолжилась утром следующего дня. К этому моменту немцы подтянули сюда дополнительные силы из состава IX и Х корпусов и начали переходить в контратаки. В середине дня французы прервали бой и отошли на исходные позиции.
Впоследствии Фридриха Карла критиковали за этот день с двух прямо противоположных позиций. Одни указывали на то, что он принял недостаточно эффективные контрмеры и фактически создал условия для разгрома немецкой группировки на правом берегу Мозеля. Другие, наоборот, считали, что принц должен был дать Базену «зеленый свет»; если бы французы покинули Мец, разгромить их в чистом поле не составило бы труда и с Рейнской армией было бы покончено гораздо раньше. «Обе стороны, словно сговорившись, действуют каждая наперекор стратегической обстановке, во вред себе и в пользу противника, — писал К. М. Войде. — Стоило только немцам не препятствовать движению Базена к Тионвиллю, чтобы покончить с ним в ближайшие дни»[398].
Сложно сказать, как выглядела ситуация с точки зрения Фридриха Карла. Перед ним была поставлена задача не выпускать французов из крепости, и он ее выполнил. Однако с позиций сегодняшнего дня можно с уверенностью говорить об одном: даже если бы Базен 31 августа проявил всю возможную энергию и осуществил прорыв на север, он уже не смог бы соединиться с Мак-Магоном. Для этого было уже слишком поздно.
Маневр Мак-Магона тем временем осуществлялся в худших французских традициях этой войны. Помимо плохой маршевой дисциплины, фатальное влияние на скорость движения войск оказывала парализованная система снабжения, которая заставляла выбирать путь через те населенные пункты, где имелись склады и возможность пополнить запасы продовольствия. Кормить сравнительно плотно сконцентрированную армию за счет реквизиций было невозможно. 24 августа Мак-Магону пришлось повернуть на север, к Ретелю, чтобы не отдаляться от спасительной железнодорожной линии.
В результате шанс быстрым ударом нанести поражение Маасской армии, пока 3-я армия была еще на значительном удалении, оказался безвозвратно упущен. Базен перестал подавать признаки жизни, что заставляло командующего Шалонской армии зримо колебаться. Он часто менял свои приказы, забирая все больше к востоку, оставляя для себя возможность ускользнуть к Парижу. Армия, оставаясь в неведении относительно мотивов постоянной смены направления, начинала нервничать. Мак-Магон чувствовал, что направляется прямиком в ловушку; 26 августа он отправил в Мец послание, в котором заявлял, что не сможет двинуться вперед, пока не узнает планов Базена. Наладить связь с Рейнской армией, однако, так толком и не удалось. В этот же день на правом фланге Шалонской армии появились крупные силы германской кавалерии, которые заставили французов опасаться мощной атаки и задержали их движение.
27 августа Мак-Магон наконец направил в Париж донесение, в котором настаивал на отходе на север, к Мезьеру, откуда еще можно было взять курс на Париж. За пять дней маршей Шалонская армия продвинулась только на 60 км и уже была порядком измотана, моральный дух войск сильно упал. В течение дня глава правительства Паликао отправил маршалу три послания, которые тот трактовал последовательно как совет, приглашение и приказ. Суть сводилась к тому, что отмена операции невозможна. Последняя депеша гласила: «От имени Совета министров и Тайного совета я требую от Вас оказать помощь Базену, воспользовавшись тридцатью часами преимущества, которые у Вас есть перед прусским кронпринцем». Штаб Мак-Магона умолял его обратиться к императору за поддержкой. Однако маршал отказался: «Это приказ. Они хотят, чтобы мы сломали себе хребет. Что ж, мы сделаем это c радостью»[399]. Подготовленные приказы о повороте на север были отменены.
28 августа армия Мак-Магона продолжила медленное движение на восток. Всю неделю с момента отправления из Реймса шли дожди, затруднив продвижение. За весь день ей удалось преодолеть лишь около 10 километров[400]. Германская кавалерия практически повсеместно установила контакт с ней. Конница наконец-то стала успешно справляться со своей главной задачей в этой войне — поставлять командованию оперативную и точную информацию о противнике. Вершиной ее успехов стал захват 29 августа французского штабного офицера с приказами для 5-го корпуса; захваченные документы представляли полную картину движения Шалонской армии. В противоположность этому французская кавалерия не проявляла практически никакой активности, а Мак-Магон не располагал сколько-нибудь надежными сведениями о местонахождении и намерениях противника. Достаточно сказать, что он не имел ни малейшего представления о существовании Маасской армии, считая, что ему противостоит только группировка под командованием прусского кронпринца[401].
Вечером 28 августа французы обнаружили, что переправа через Маас у Стенэ удерживается немцами. На следующий день Мак-Магон повернул на
