кавалеристов в прусских униформах. Это был авангард гвардейцев, подходивших с востока. Наступая справа от саксонцев, они безжалостно крушили левый фланг 1-го корпуса Дюкро. Со своей стороны, примерно в это же время Гогенлоэ-Ингельфинген увидел в зрительную трубу части 3-й армии. «Что за басню Вы мне тут рассказываете?» — отреагировал на его доклад командир гвардейского корпуса, однако вскоре смог лично убедиться в правоте своего подчиненного[420].
В это же время баварцы в одиннадцатом часу утра наконец выбили французов из Базейля и продолжили наступление на северо-запад, в сторону деревушки Балан. Лишь несколько разрозненных групп продолжали сопротивление; один из этих эпизодов спустя три года изобразил в своей знаменитой картине «Последние патроны» французский художник Альфонс де Невилль. Разъяренные потерями, баварские солдаты подожгли Базейль; погибло и несколько совершенно невинных жителей деревни. В ряде случаев только вмешательство офицеров позволило предотвратить расправу над пленными[421].
Французы были полностью окружены. Дальнейшие события представляли собой лишь агонию Шалонской армии. Германские корпуса медленно сдавливали ее со всех сторон, артиллерия практически насквозь простреливала окруженное пространство. Французы еще пытались контратаковать, но это были, по сути, жесты отчаяния. Во второй половине дня стало резко увеличиваться число пленных, взятых германскими войсками. Только в лесу Гаренн, в северной части «котла», части 1-й гвардейской дивизии смогли к четырем часам дня захватить около пяти тысяч французов[422].Общее же число пленных, взятых гвардейцами в этот день, приближалось к 13 тысячам[423].
Вимпффен все еще носился с идеей прорыва всеми силами на восток, в направлении Кариньяна. Он предложил Наполеону III лично возглавить прорыв — солдаты «сочтут за честь проложить ему путь через немецкие войска»[424]. Но химерический характер этого плана был понятен находившемуся в Седане императору, ответившему, что не хочет приносить в жертву несколько тысяч солдат ради своего спасения. Собранные по приказу Вимпффена силы насчитывали едва ли больше 6 тысяч человек. Атака началась в два часа дня; французы смогли несколько потеснить баварцев в районе Балана, но на большее они были уже неспособны. Тем временем на помощь баварцам стали подходить части IV корпуса.
Тогда же, около двух часов дня, под огнем 144 орудий V и XI корпусов начала рушиться оборона 7-го корпуса. Его правый фланг вместе с левым флангом 1-го корпуса начал беспорядочный отход через лес Гаренн в направлении Седана; левый фланг также терпел поражение. В качестве последнего средства в бой была брошена резервная кавалерийская дивизия Маргеритта. Немцы восхищались красотой и смелостью французских атак, одновременно выкашивая кавалеристов плотным огнем артиллерии и пехоты. Лишь немногим удавалось добраться до прусских боевых порядков, и нанести какой-либо вред противнику они были бессильны. «Ах, вот это храбрецы!» — воскликнул наблюдавший происходящее издалека прусский король. Менее романтичный генерал Шеридан — американский военный наблюдатель при германской главной квартире — заявил, что он никогда не видел ничего более глупого[425]. К трем часам дня пруссаки подошли к Седану с северо-запада.
Наполеон III из окна видел толпы израненных и деморализованных французских солдат, неуправляемым потоком отступавших в крепость. К трем часам дня он понял необходимость капитуляции. По его приказу над стенами Седана был поднят белый флаг.
Прусский король вместе с Бисмарком и Мольтке наблюдал за происходящим с высот в районе Френуа, к юго-западу от Седана. Поле боя лежало перед ними как на ладони. Артиллерия II баварского корпуса, оставшегося на левом берегу Мааса, вела огонь по старой крепости. «Я поздравляю ваше величество с одной из величайших побед этого века!» — торжественно заявил шеф Большого генерального штаба Вильгельму I, увидев белый флаг над ее стенами[426].
Узнав о намерении императора капитулировать, Вимпффен пришел в ярость. Он все еще не собирался признавать себя и всю французскую армию побежденными. Белый флаг был убран, однако спустя некоторое время по приказу Наполеона III поднят вновь. Вимпффен к этому моменту вынужден был признать всю безнадежность ситуации. Сражение понемногу начало затихать.
Увидев белый флаг над крепостью, прусские парламентеры во главе с Бронзартом отправились в Седан. Обратно они привезли с собой письмо императора, который заявлял, что вручает Вильгельму I свою шпагу, а также исчерпывающее представление о хаосе, царившем в крепости[427]. В ответном письме прусский король назначил ответственным за переговоры Мольтке.
Вечером для переговоров прибыл Вимпффен в сопровождении генерала Кастельно из свиты Наполеона III. Командующий Шалонской армией стремился всячески ускользнуть от неприятной обязанности, заявляя, что находился в должности менее одного дня и не может нести ответственность за произошедшее. «Сегодня утром вы взяли на себя командование, когда видели в этом почет и выгоду, — безжалостно заявил ему Дюкро. — Теперь вы не можете от него отказаться. Вы один должны вынести позор капитуляции»[428].
В Доншери французов встретили Мольтке и Бисмарк. Они поставили противнику весьма жесткие требования: армия сдается в плен со всем оружием и амуницией. Вимпффен попробовал торговаться, изображал готовность продолжить сражение на рассвете, стремясь добиться лучших условий. Но Мольтке был непреклонен: он понимал, что французы загнали себя в безвыходную ситуацию. «В четыре часа утра я прикажу открыть огонь», — заявил он, после чего коротко обрисовал оппонентам всю безнадежность их положения[429]. Вимпффену было предложено осмотреть германские позиции и лично убедиться в том, что прорвать их не получится. Тогда французский генерал попытался использовать политические аргументы: великодушие немцев позволит заложить основу для прочного мира между двумя народами. На это Бисмарк ядовито ответил, что при традиционной французской политической нестабильности рассчитывать на то, что чувство благодарности будет хоть сколько-нибудь длительным, не приходится. Кастельно заявил, что император вручил прусскому королю свою шпагу в надежде на рыцарственное отношение. «Железный канцлер» задал вопрос о том, «чья шпага это была — шпага Франции или императора»[430]. Кастельно ответил, что речь шла о капитуляции лично императора, после чего Бисмарк заявил, что в таком случае нет никаких оснований менять предъявленные условия.
В конечном счете французам удалось добиться лишь одного, и то благодаря вмешательству Бисмарка: продлить перемирие до девяти часов утра. Следующую попытку смягчить участь осажденных предпринял Наполеон III, ранним утром 2 сентября отправившийся к прусскому королю. Однако Бисмарк твердо решил не допускать встречи монархов до тех пор, пока не будет достигнут весомый результат. В ходе беседы двух государственных мужей быстро выяснилось, что император считает себя пленником, который не вправе вести какие-либо переговоры от имени Франции. После этого Бисмарк утратил к нему всякий интерес.
«Я нашел его в бедной крестьянской хижине
