Такой ответ Сергею не понравился, но возразить Прохору не мог. Поговорили еще немного, и Прохор, шумно зевая, ушел спать. Сергей остался один и так задумался, что не услышал, как к нему подошел Грицько.
— Сережа, насыпь табачку, — сказал Грицько, присаживаясь к нему. — Хоть на маленькую. Курить страсть хочется.
Грицько курил молча и не уходил.
— Сережа, — сказал он, — не отправляй Варю в станицу. Она скоро поправится.
— Пусть дома поправляется.
— Я по-дружески тебя прошу, — продолжал Грицько. — Понимаешь, не отправляй. Мы с ней…
— А-а-а… Понимаю. Ну, хорошо. Пусть она здесь выздоравливает. — Сергей помолчал, а потом спросил: — Ты в каких родах войск служил?
— Сперва был в пехоте, а потом танкодесантником. А что?
— Вот оно как! — обрадованно воскликнул Сергей. — Мы с тобой, оказывается, родичи!
— Родня дюже близкая. — Грицько тихонько засмеялся. — Вы сидели в броне, а мы — рядом, на броне… Соседи! Помню, мы на Сталинград шли. Танки мчались на таких скоростях, что как вспомню, так и сейчас в ушах свистит.
— На Прагу, случаем, не прорывался?
— Не-е… Тогда я уже в госпитале лежал.
Помолчали. Сергей бросил окурок и долго смотрел на реку. В темноте бурный ее поток напоминал туго натянутый ремень, — покачиваясь, он быстро проносился между скал. «Ничем не остановить бег этого ремня, — думал Сергей. — А что, если в воду бросать каждую минуту бревно, — потянет, понесет?»
— Сережа, хотел я с тобой посоветоваться, — как-то глухо заговорил Грицько.
— О чем же? Говори, если смогу — посоветую.
— Не знаю, что мне делать с Митькой Артистом…
— А что случилось?
— Да, понимаешь, пристает он к Варе, озорует. А мне через это обидно. Всю дорогу я пролежал на возу. Ты думаешь — спал? Притворялся, будто сплю, потому что не мог видеть, как он ее обнимает… Все слышал. И как она убежала от него, и как села возле меня. Думаешь, чего она пересела на нашу бричку, отчего так запела? Со мной ей хорошо, но я тогда не мог подняться — злой был. Знаю, Артист меня давно дразнит, а я все терплю, все молчу, но кипит во мне такая злость, что я уже и не знаю… Вот и зараз он примостился возле Вари, слышишь, смеется? И я снова сдержал себя и не подошел. — Грицько выругался. — Что мне с ним делать — не знаю. Или подраться? Как ты скажешь?
— Вот уж этого я не советую, — сказал Сергей. — Тут силой, Гриша, ничего не сделаешь.
— Я понимаю, — взволнованно заговорил Грицько. — Но он же обижает меня и злит.
— А ты любишь Варю? — в упор спросил Сергей.
— Угу.
— Так женись, если любишь! Вот и спору вашему конец.
Грицько тяжело вздохнул и замолчал, низко склонив голову. Сергей снова видел стремительный и шумный бег роки, вспомнил Ирину, теплый запах ее распущенной косы, ночь, проведенную с Ириной в глубоком ущелье, мягкую траву, на которой они сидели.
— Я бы женился, — не поднимая головы, заговорил Грицько, — такое намерение у меня есть, да только я не знаю, захочет ли Варя.
— А любит ли она тебя?
— Должна бы любить. Почему ж меня не полюбить?
— Разве ты об этом с ней не говорил?
— Не пришлось. Веришь, Сережа, как-то боязно. Уж очень она мне мила. Думал поговорить еще в станице, да не смог. А тут, на сплаве, можно, часто я с ней вижусь, да Митька Артист, черт его знает, чего лезет к ней.
— Эх ты, танкодесантник. Вот что я тебе скажу. В любовных делах лучше всего обходиться без посторонних советчиков. Если ты любишь Варю, так пойди и скажи ей, да пусть и она скажет все, что думает о тебе. А Митька, как я понимаю, тут ни при чем.
— Пойду! Все скажу.
Грицько встал, широко расправил плечи и не пошел, а побежал к лагерю. А Сергей задумчиво смотрел на бурлящий поток, и мысли о сплаве снова не давали ему покоя. «Что-то надо придумать. Но что? Нужны две смены. А где взять людей?» Он погрузился в размышления и не слышал, как к нему осторожно, точно крадучись, снова подошел Грицько. Молча сел на бревно, попросил закурить.
— Ну что?
— Спит… Все уже спят.
— Слушай, Гриша, — заговорил Сергей, обнимая Грицько за плечи. — Пусть Варя спит. Давай поговорим о сплаве леса. Медленно у нас подвигается дело. Смотрю я на эту реку и думаю: как бы нам загрузить ее сполна? Ведь посмотри, ночью она идет на холостом ходу. А сколько бы она унесла бревен за ночь!
— Насытить ее трудно. — ответил Грицько. — Разве подобраться к ней под покровом темноты?
— Ты предлагаешь вести сплав и ночью?
— А почему ж? Ночью даже удобнее. Прохладно.
— Я тоже думал об этом. Но у нас мало людей.
— Не очень и мало, — сказал Грицько. — Давай посмотрим. На сбросе у нас зараз стоит десять человек, а можно на то же место поставить пятерых, и управка будет та же самая. Зато пять человек отдыхают. А на штабелях управятся остальные. Там две пары быков. Так что поделить нас на две смены — дело верное.
Грицько изложил свой план просто и понятно.
— Ты станешь во главе ночной смены? — спросил Сергей.
— Могу. Только с уговором, — хлопцев давай мне на выбор.
— Согласен.
— А в дневной кто будет за главного?
— Поставим Митьку Кушнарева.
— С Кушнаревым я справлюсь, — уверенно заявил Грицько. — Я его знаю, на работе он не очень резвый.
— Тогда — начнем! — решительно сказал Сергей и встал. — Иди отбирай людей. Бери, кого пожелаешь.
— Так сразу? — удивился Грицько. — Они же поуснули.
В лагере было тихо. Давно потухли залитые водой костры. Грицько остановился возле крайней от реки подводы. Люди спали. Слышалось глубокое дыхание, кто-то говорил во сне, сладко причмокивал губами. «Кого ж будить?» — подумал Грицько. Подсел к Андрюшке. Легонько толкнул в бок.
— Андрюша, — зашептал Грицько, — вставай. Хочешь со мной работать?
Андрюша поднял голову и, не открывая глаз, сказал:
— Чего пристал? Дай поспать… Еще не утро.
— Вставай, вставай. Потом я тебе все расскажу.
Грицько поднял четырех парней. Угрюмые, молчаливые, они подошли к реке. Сергей объяснил, зачем их сюда позвали. Парни слушали молча, и по суровым их лицам было видно, что они не одобряют план Грицько.
— Значит, Грицьку захотелось работать по холодку, — рассудительно сказал Петро. — Ночью-то, верно, не упаришься, да уж очень спать хочется.
— Эй, орлы! — подходя с ломиком на плече, крикнул Грицько. — Выспитесь днем, а зараз быстрей за дело.
— Ну, начнем! — сказал Петро. — Куда мне становиться?
Упало в воду бревно. Нарушая ночной покой гор, по ущелью прокатился глухой звук, похожий на далекий пушечный выстрел, за ним последовал второй, третий. Митька Кушнарев проснулся, поднял голову, прислушался. Снова раздался знакомый всплеск воды, и в ущелье отозвалось эхо. «Кто-то дрючья ворочает, — подумал Митька. — Да кому ж это не спится?» Он не утерпел, встал и, спотыкаясь о камни, пошел к берегу. Его встретил Сергей.
— Сережа! Кто тут в полночь чертуется?
— Ночная смена.
— Какая такая смена?
— А вот такая!
И Сергей рассказал Кушнареву о том, как, по предложению Грицька, была создана ночная смена.
— А! Теперь понимаю. Грицьку захотелось со мной потягаться. — Он подошел к Грицьку. — Принимаю. А ну, каких ты себе друзей подобрал? Андрюшку? Бери, этого мне и задаром не надо. Степа? Тоже. А, и Петро тут? И Артем? Значит, уговорил?.. Ну шут с вами! У меня тоже найдутся хлопчики, можете не сомневаться. Заранее могу сказать — засыпетесь.
— А ты раньше времени не грозись.
— Иди да спи себе спокойно.
— А я нарочно не уйду. — Митька постоял, потом отвел в сторону Сергея. — Кто будет учитывать? А то я Грицько знаю. Он днем не умеет толком считать, а ночью и подавно насчитает в свою пользу.
— Вот уж об этом не беспокойся, — успокоил Сергей. — За учетом бревен, брошенных в реку, я сам слежу.
— Ну, если так, то это дело другое, — сказал Митька и пошел спать.
Всю ночь по реке неслись бревна. Они шли непрерывно, между ними лежали ровные интервалы. И с этого часа их стройное движение не приостанавливалось ни днем, ни ночью. На рассвете заступила дневная смена. Видимо, Митька Кушнарев спал плохо, был злой, ни с кем не разговаривал. Прошел мимо Грицька, взял из его рук ломик и, не глядя в лицо, спросил:
— Сколько?
— А ты спроси у Сергея, — с достоинством ответил Грицько.
Обе смены работали напряженно, старались обогнать одна другую. Не прошло и недели, а штабеля заметно поредели. Люди больше не жаловались на усталость. Видимо, сказывалась привычка. Постепенно все втянулись, вошли, как говорят, в норму, и Сергей видел на лицах у сплавщиков ту же решительность, которую наблюдал в начале работ, то же настроение, приподнятость, желание выказать свое преимущество, умение и думал: «Подобраться к реке под покровом ночи, — оказывается, Грицько был прав. Чутье опытного танкодесантника!»
