— Aen Seidhe! Народ! Король! — ревела толпа.
Аэлирэнн обернулась к эльфам-призракам на крыльце, обвела рукой своё мёртвое воинство на площади.
— Прощайтесь. Мы уходим, — сказала она. — На этот раз навсегда.
Плотно прижав к себе скрещенные руки и пошатываясь, я бродила по крыльцу. Знобило. У подножия лестницы Айвор целовал девушку из отряда Рагнара. Она сняла шлем, и светлые волосы рассыпались по серебру доспеха. Призраки обнимали живых. Долблатанцы искали родных среди скоя'таэлей. Иорвет сошёл по лестнице и тоже искал — вглядывался в белые лица призраков, в одно за другим. Я опустилась у его ног на ступени, скрючилась. Меня трясло, плечи непроизвольно подёргивались, ноги не держали.
— Будучи мёртвым, я принёс гораздо больше пользы, — задумчиво сказал подошедший Эдвар.
Призраком он почти не отличался от живого себя, лишь платок на шее стал белым.
— Его здесь нет… — произнёс Иорвет.
— Нет, — кивнул Эдвар. — Он там.
Эльф махнул рукой туда, где над тёмными горами светлело, словно начинался рассвет.
— Передай моему отцу… — Иорвет замолчал. — Нет, ничего не передавай.
Эдвар положил руку Иорвету на плечо. Помолчал.
— Я передам, сынок, — сказал он, — я передам.
Лестницу заполонили призраки. День возвращался, и их тела размывались, теряли очертания. Эльфы на площади в молчании склонили головы. Аэлирэнн обняла Исенгрима, повертела головой и, найдя нас, сбежала по ступенькам. Приложив ладонь к щеке Иорвета, заставила посмотреть в глаза. Она ничего не сказала, но избитое, нахмуренное лицо Иорвета будто посветлело. Обернулась ко мне:
— Я знала, что ты выполнишь мою просьбу, Айни, — произнесла она ласково, перейдя на всеобщий. — У меня нет для тебя награды, кроме той, что ты уже нашла…
— Мне не надо, — выговорила я, титаническим усилием заставив зубы не стучать.
— Ты нашла мой меч, береги его, — продолжила Аэлирэнн. — У него есть Предназначение — его следующий хозяин пойдёт с ним в великую битву.
— У меня больше нет времени никого искать, — сказала я, прямо глядя ей в глаза.
Аэлирэнн рассмеялась:
— Мой клинок был тебе верным другом, и будет всё то время, что осталось.
Она взяла Эдвара за руку. Старый эльф с обожанием смотрел на неё.
— Нам пора, — сказала Аэлирэнн.
Призраки уходили. Они отрывались от земли и таяли в воздухе. Сидя на ступеньке, я привалилась к ноге Иорвета, и его пальцы невесомо гладили по волосам. Потом он помог мне встать.
— Я хочу посмотреть на них, — шепнул он и поднял мою левую руку. Выругался сквозь зубы, увидев размозжжёные, болтающиеся красными ошмётками пальцы, и приложил к знаку ладонь.
***
Призраки, которые на площади выглядели совершенно обычными эльфами, разве что белыми, светились, как волшебные фонари в кузнице Айонантаниэла. Они наполнили изнанку мерцанием и возносились, будто ангелы, сквозь черноту к ослепительному свету — над нарисованными горами парил, распустив белые паруса, исполинский корабль. Из-под бушприта, прорезавшего полнеба, смотрела на землю носовая фигура эльфийки с развевающимися волосами. Корма с высоким ютом уходила за горы. Над палубами виднелись пышные кроны фруктовых деревьев. Мы с Иорветом крепко держались за руки и смотрели, как белые силуэты поднимались, становились всё меньше. Как, перегнувшись через борт корабля-сада, к ним приветственно тянули руки эльфы.
— Какое чудо… — прошептала я.
— Последний из Белых Кораблей, который вёзет души тех, кто ушёл, — произнёс белоснежный Иорвет, и в его голосе слышалось благоговение. — Остров Яблонь. Авалон.
ДОЛ БЛАТАННА. Не говори
— Розы памяти… — недовольно произнёс мужской голос. — Посмотри на куст, что они с ним сделали!
Я открыла глаза — каменный сводчатый потолок, чёрный деревянный балдахин. Стойки по углам кровати венчали резные шишки, больше похожие на ананасы. Ткань полога собрана. Подняла руки, поводила перед лицом — пальцы здоровы, кожа чистая, без следов ран. Знак на ладони светился белым. Сжала и разжала кулаки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Вот! Что я говорил? — снова забрюзжал голос, и я осторожно приподнялась на локтях, потом села на кровати, вытягивая шею в сторону приоткрытого окна. — Полкуста оборвали!
За окном в прохладном рассеянном свете, какой бывает только ранним утром, застыл сад, и из-за лёгкой дымки воздух стал видимым, обрёл объём и мягко светился будто бы сам по себе. На сочной траве тут и там красовались клёны с удивительной багровой, почти фиолетовой листвой, между которыми стелились тёмно-зелёные лапы можжевельника. Среди клёнов виднелись колонны беседки с полукруглой крышей.
— Не ворчи, — голос женщины. У колонн на миг показались двое — эльф и эльфийка, и я едва успела рассмотреть за листвой блеск золотых заколок в её косе, уложенной вокруг головы. — В долину вернулись молодые, вернулась любовь… А розы вырастут.
Эльфы скрылись в саду. Роза! Я схватилась за грудь — на мне ни единой цепочки. Одежды тоже не было — под тонким одеялом я лежала в чём мать родила, но одежда сейчас волновала меня в последнюю очередь. Цепочки нашлись на столике у окна, рядом с пузатым графином и синей чашкой, в которой болталась серебряная ложечка. Мысленно отметив, что на ногах тоже нет ни ссадин, ни кровоподтёков с синяками, я осторожно слезла с высокой кровати. Кольцо, амулет Саскии и медальон. «Чёрт!» — простонала я и упала обратно на подушки. Мне не приснилось — роза ушла.
— Будет дано ровно столько времени, сколько нужно, чтобы успеть проснуться, и ни мгновением больше, — сказала я бесчувственному потолку. — Ни мгновением больше…
В глубине комнаты, куда ещё не проник тусклый утренний свет из окна, что-то шевельнулось на краю зрения, и я подскочила на постели.
— Яна, ты проснулась? — донёсся хрипловатый со сна голос, зашевелилась куча тряпок, оказавшаяся парой пледов, и из-под них появились взлохмаченные светлые волосы.
— Мона! — взвизгнула я, спрыгнула с кровати, тут же бросилась назад, содрала одеяло и, наматывая его на бегу, кинулась к эльфийке, которая приподнялась на оттоманке с резной гнутой спинкой и щурилась из-под пледа на свет.
— Ты меня задушишь! — сквозь смех вскрикнула она, когда я напрыгнула на неё и сжала в объятиях. — Голову сейчас оторвёшь!
— Я думала, ты умерла! Я видела тебя там, на площади!
— Я сама так думала, но Ида успела помочь. Я и дня не провалялась больная, — Мона уткнулась носом мне в шею, похлопала по спине. — Ей не всех удалось спасти…
Она сжала руки так, что где-то в шее у меня хрустнуло и, спохватившись и одновременно рассмеявшись, развернула за плечи и подтолкнула к кровати.
— И тебе не следует скакать, как газель, — строго произнесла она. — Ида сказала лежать.
— Меня тоже она вылечила? — я направилась к графину с чашкой — в горле пересохло.
— Нет! Это лекарство! — воскликнула Мона. — Вода там.
Она выпуталась из пледов, потом зажгла свечу на незамеченном мною столе в углу.
— Спросишь у неё, — ответила она уклончиво, наливая воду в стакан. — Я не совсем поняла, что произошло с тобой и Иорветом, я же не видела.
В её голосе появились новые нотки.
— С ним всё в порядке? — тут же запаниковала я.
— С ним да, он очнулся на третий день, — Мона принесла воду, присела на край кровати и пристально и сурово поглядела мне в глаза. — Сегодня седьмой.
— Что-то не так? — тихо спросила я.
Вздохнув, она отвела взгляд.
— Ты должна была всё мне рассказать раньше, я же твой друг…
— Раньше? Что рассказать? — выдавила я.
— Про тебя и него. Я догадалась и сама, когда вы только вернулись в Верген. Вы изменились… Не отпирайся! — она категорично выставила вперёд ладонь и добавила: — Я говорила с Иорветом.
— Он сам тебе это рассказал? — я откинулась на спину и натянула одеяло, будто оно могло защитить. — Зачем?
— У него не было выхода. Ему нужен кто-то, кому он может доверять, кто будет на его стороне, даже зная правду, — Мона опять вздохнула. — Чёрт-те что тут происходит, вдобавок сам Иорвет бешеный — поцапался с Исенгримом из-за того, что тот хотел устроить госпиталь в городе, а не здесь. Потом с Идой, потому что она не пускала к тебе, а ты так долго лежала без сознания. Он почему-то решил, что ты умираешь. Вот я и вызвалась присматривать за тобой, а потом припёрла его к стенке. Сказала, что так нельзя, потому что тут такие дела творятся, а учитывая слухи…
