— Так и есть, это просто вода и щепотка сырой необработанной магии, — улыбнувшись, Ида повернулась ко мне. — Таким раствором лечат чародеев, которые не рассчитали силу заклинания и получили магическое истощение.
Она отодвинула стул с гнутыми ножками от столика у окна, опустилась на него, выпрямив спину, и внимательно посмотрела мне в лицо. Я присела на кровать и так же внимательно вглядывалась в зелёные русалочьи глаза, которые помнила в мельчайших деталях. Они были непроницаемыми, без дна, и вместе с тем, как в лесные озёра с прозрачной тёмной водой, в них хотелось погрузиться с головой.
— И уж точно так не лечат ни эльфов, не являющихся чародеями, ни ведьмаков, ведь в них так мало магии, — продолжила она.
— Так почему ты выбрала такое лекарство? — спросила я, догадываясь, что именно этого вопроса Ида и ждала.
— Потому что кроме магического истощения у вас двоих не было ничего, что стоило лечить, — с готовностью ответила она. — Кости целы, внутренние органы целы. О пытках свидетельствовала разве что кровь, но не было ран, из которой она вытекла. Вы лежали белые, один подле другого, взявшись за руки…
Ида замолчала и многозначительно приподняла брови.
— Иорвет помогал мне встать! Подать руку тому, кто упал, это что-то удивительное? — я вложила в голос искреннее удивление.
— Меня не интересуют ни ваши руки, ни кто на ком лежал, — с серьёзным видом сказала Ида. — Меня интересует феномен мгновенного излечения. Говоря по правде, даже заряжённая магией вода была не нужна, без неё восстановление лишь тянулось бы гораздо дольше. Не могу сказать, что таких случаев не было в истории — нам известно искусственное погружение в подобную кому с помощью токсина, уложение в хрустальный гроб и пробуждение от поцелуя любви.
Ида задумалась, глядя в окно, и я не могла понять, есть ли в её словах второе дно или нет.
— Да… Поцелуй принца сработал бы даже лучше моего снадобья, — она вновь посмотрела на меня и на этот раз улыбнулась. — Но принцев под рукой не оказалось, и я использовала то, что было.
Я лихорадочно соображала — из слов Иды следовало, что за то время, что мы провели на изнанке, свежие раны на наших телах исцелились, а взамен мы получили магическое истощение. Было так же похоже, что Иорвет не дал чародейке ответа на её вопрос, а значит и от меня она его не добьётся.
— Аэлирэнн, — сказала я. — Уверена, что это была Аэлирэнн. Она подошла попрощаться, и последнее, что помню, как я падала. Возможно, так она отблагодарила за то, что я несла её розу.
Ида поднялась, отвернулась к окну, и снова я не смогла распознать, поверила ли она мне.
— Про розу я тоже хотела расспросить. Поговорим в лаборатории, у нас будет время… — она смотрела в замерший сад. Потом развернулась и, не глядя на меня, направилась к двери. — Я должна идти — теперь я единственная чародейка в Дол Блатанна. Не всем повезло быть излеченными самой Аэлирэнн.
— Ида! — остановила я, несмотря на то что в последней фразе чародейка пропустила в голос точно отмеренную дозу сарказма, и задала вопрос, который не давал покоя: — Ты ведь знала, с самого начала знала, что так будет? Знала о том, что забьет Cerbin, о том, что я несу розу Францеске.
— Я же Знающая, — Ида обернулась. — Знающие… Они знают.
Она таинственно и холодно улыбнулась своей шутке, и вновь меня накрыла уверенность, что знала она гораздо больше, чем пыталась показать.
— Ты видишь будущее? — спросила я.
Ида вернулась к окну и взяла в руки серебряную ложечку.
— Мы знаем «что», но не всегда видим «как». Например, я знаю, что ложка упадёт, — сказала она. — Может случиться, что некто подбросит ложку к потолку, и тогда все скажут, что Знающий ошибся.
Она подкинула ложечку, и та, описав дугу, звякнула об пол.
— Но рано или поздно ложка всё равно упадёт, — веско сказала Ида и обернулась в дверях: — Моя лаборатория у библиотеки.
***
Высунувшись в окно, я раскрыла ладонь с запиской и зажгла Игни. Сквозняком пылающий клочок бумаги тут же втянуло в комнату, и, хлопая руками по подоконнику, я погасила пламя, а потом оттёрла пепельные следы рваной рубашкой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
За дверью уходил в бесконечность обитый дубовыми панелями коридор, моя комната была в самом торце. Следовало провести рекогносцировку в стане врага — именно так ощущала я себя в эльфийском дворце. Пустынный коридор вывел в галерею с мягкой ковровой дорожкой, по которой мы шли с Дэвином. Днём галерея была заполнена светом, зеленоватым от полупрозрачных пихт, росших снаружи, и этот тёплый свет оживлял каменную резьбу на стенах. Казалось, что дворец продолжает сад, настолько внутреннее убранство соответствовало природе за окном.
У парадной лестницы, куда вывела галерея, меня встретили часовые, и я могла только надеяться, что это были другие эльфы, а не те, что пытали нас — доспехи с цветком маргаритки на груди были теми же самыми. Однако никто из них даже не повернул головы в мою сторону в отличие от эльфов, которые поднимались и спускались по лестнице. На меня оборачивались, шептались, пока я шла на второй этаж. «Посмотри на неё, не может быть…» — склонилась к уху спутницы эльфийка, «… эта дхойне…» — донеслись в спину слова из разговора мужчин.
Поднявшись на площадку, где мы встретили оцелотов, я пошла не по правой лестнице, которая вела в зал с портретами, а налево, потому что оттуда слышались возбуждённые голоса. Огляделась — вроде никого — и метнулась к дверному проёму, завешенному портьерами. Шагнув в сторону от прохода, спряталась в плотных складках пыльной бархатной ткани.
По ту сторону был просторный зал, разбитый на половины длинным столом, по обе стороны которого, как в кинозале, поднимались ряды с креслами, заполненные зрителями: тут были и скоя'таэли, явно чувствовавшие себя неловко и скованно в солидной помпезности зала, были и долблатанцы в расшитых кафтанах. В торце стола сидел, сложив руки на груди и прикрыв глаза, Исенгрим. Но я не видела ни его, ни зрителей, я видела только Иорвета, его знакомый взгляд исподлобья и при этом сверху вниз. Он стоял в небрежной, расслабленной позе, нужной, казалось, лишь для того, чтобы бесить оппонентов по другую сторону стола. Филавандрель — сама ледяная холодность, стоял напротив, по правую руку от него застыл Яевинн. Рядом с Иорветом сидела, сцепив руки на столе, Торувьель. «Ого, они с Яевинном по разные стороны баррикад, неожиданный поворот», — подумала я.
— …первоочередная задача — восстановление экономики! — услышала я часть фразы Филавандреля. — У нас прибавилось ртов.
— Именно для этого я принёс взаимовыгодный союз с Долиной Понтара, — Иорвет говорил скучающим голосом, будто повторял это в сотый раз. — Дол Блатанна не нужно столько ювелирных украшений и уникальных мечей, сколько она производит, она отрезана от торговых путей. В союзе мы сможем…
— В союзе с дхойне! — воскликнул Яевинн.
— … мы сможем выжить после того, как землепашцы из Нильфгаарда отправятся домой, — продолжил Иорвет, будто не услышав, что его перебили. — Вы хотите отгородиться стеной от мира в надежде, что вас не тронут…
— Наш опыт говорит, что любой союз с дхойне оборачивается предательством, — вступил Филавандрель.
— Ваш опыт давно непригоден, как истлевшая тетива. Мы должны научиться выгодно сосуществовать и с дхойне, и с краснолюдами, сохраняя независимость и не отдавая ни пяди того, что отвоевали.
— Подумайте о женщинах! — со стула слева от Филавандреля вскочил эльф с волосами, как пух. — Если мы будем сотрудничать с дхойне, то мы не убережём наших женщин от кровосмешения, и что тогда останется от чистоты эльфийской расы? Сколько полукровок пришло с тобой, Иорвет? Мы это уже проходили — дай волю женщинам…
Торувьель издевательски расхохоталась, запрокинув голову, и вслед за ней по трибунам по обе стороны стола пронеслись смешки и свист, и только сейчас я рассмотрела, что среди слушателей дебатов было пополам эльфов и эльфиек.
— Наши женщины сами способны решить, с кем продолжить свой род, — сказал Иорвет, — забор вокруг Дол Блатанна не поможет.
