Многие понимают, что не надо так расходиться, не надо безоговорочно доверять кредитам, следует быть осторожнее. Галактион трем мельницам своего папаши Михей Зотыча не рад: «“Ведь за глаза было бы одной мельницы, так нет, давай строить две новых!” Впрочем, это общая черта всех людей, выбившихся из полной неизвестности. Успех лишает известного чувства меры и вызывает ничем не оправдываемую предприимчивость».
Но пока все хорошо, эффект мультипликатора работает:
Это небывалое оживление всей хлебной торговли отразилось на всех сторонах коммерческой деятельности. Ходко пошел красный товар, скобяной, железный, галантерея, а главным образом – кабак. Мужик продавал хлеб и деньги тратил на ситцы, самовары и водку. Все исходило от этого хлеба, в нем было основание и залог всего остального. Торговля в Заполье оживилась до неузнаваемости, и прежние лавки и лавчонки быстро превратились в магазины с зеркальными стеклами, где торговали без запроса (то есть по фиксированным ценам, что тоже является инновацией своего времени. – Е.Ч.). Возникла страшная конкуренция в погоне за покупателем, и все старались перещеголять друг друга. Недостававшие деньги черпались полною рукой из банка.
Преобразился и соседний Суслон:
Из простого зауральского села он превратился в боевой торговый пункт, где начала развиваться уже городская торговля, как лавки с красным товаром, и даже появился галантерейный магазин. Раньше был один кабак, а теперь целых десять. Простые деревенские избы перестраивались на городскую руку, обшивались тесом и раскрашивались. Появились дома с мезонинами и городскими палисадниками. Суслонских мужиков деревенские соседи называли купцами. Крупчатные мельницы, выстроенные на Ключевой, подняли торговлю пшеницей до неслыханных размеров, а винокуренный завод Стабровского скупал ежегодно до миллиона пудов ржи. Поверенные крупных фирм жили в Суслоне безвыездно, что придавало ему вид какого-то ярмарочного городка.
Итак, создание крупного банка дает толчок развитию промышленности. Это классика. Но и многократно увеличивается риски дела, что тоже классика. Ведь банк может в какой-то момент кредиты не продлить, и те, кто вел дела, закладываясь на кредитные деньги, бизнес могут потерять. Вот почему многие рейдерские схемы захвата предприятий включают в себя навешивание на них всевозможных долгов: иногда крупный кредит, которому так радуется собственник, дают специально, отнюдь не по недосмотру, а чтобы собственник не смог рассчитаться, и предприятие перешло банку за долги.
А соблазн-то взять взаймы велик! Постепенно кредит засасывает купцов:
Запольские-то купцы сильно начали закладываться в банке. Прежде-то этого было не слыхать… Нынче у тебя десять тысяч, а ты затеваешь дело на пятьдесят. И сам прогоришь, да на пути и других утопишь. <...> В хлебном деле с поразительною быстротой вырастала самая отчаянная конкуренция главным образом по Ключевой, на которой мельницы-крупчатки росли, как грибы. <…> В дело выдвигались громадные капиталы, и обороты шли на миллионы рублей. <…> Запольские капиталы двинулись оптом на хлебный рынок, и среднему купцу становилось невозможным существовать без кредита.
Но, как это и должно было случиться на взгляд экономиста, постепенно выгоды кредита оборачиваются для купцов своею противоположностью. Они стали понимать, что зарвались, начинают «испытывать первые приступы безденежья».
А у банка, как пишет Мамин-Сибиряк, «была какая-то задача систематически разорять всех».
Скоро определилась во всех подробностях экономическая картина, и каждая торговая фирма была точно взвешена. Известны были все торговые обороты, сумма затраченных капиталов, доходность предприятия и все финансовые возможности, до прогара включительно. В первое время банк допускал кредиты в более широкой форме, а потом начались систематические сокращения. Это была целая система, безжалостная и последовательная. Люди являлись только в роли каких-то живых цифр. Главные банковские операции сосредоточивались на хлебном деле, и оно было известно банковскому правлению лучше, чем производителям, торговым посредникам и потребителям. Здесь шел в счет и глубокий снег, и весенние дожди, и сухие ветры, и урожай, и недороды в соседних округах, и весь тот круг интересов и злоб, какие сцепились железным кольцом около хлеба. Понижение на копейку в пуде ржи уже отражалось на банковском хозяйстве, как повышение или понижение денежной температуры.
Мамин-Сибиряк находит емкие сравнения: паутина, хлебные мыши, от которых избавляются любым путем: «В общем банк походил на громадную паутину, в которой безвозвратно запутывались торговые мухи. Конечно, первыми жертвами делались самые маленькие мушки, погибавшие без сопротивления. Охватившая весь край хлебная горячка сказывалась в целом ряде таких жертв, другие стояли уже на очереди, а третьи готовились к неизбежному концу».
Но постепенно в паутине запутываются и крупные предприниматели: «Дела с вальцовой мельницей затягивались в какой-то проклятый узел. Все операции давно вышли из всяких предварительных смет и намеченных бюджетов. Сама по себе мельница стоила около трехсот тысяч, затем около семисот тысяч требовалось ежегодно на покупку зерна, а самое скверное было то, что готовый товар приходилось реализовать в рассрочку, что составляло еще около полумиллиона рублей. Около дела таким образом сосредоточивался в общей сложности капитал в полтора миллиона рублей». Но таких денег владелец мельницы не имеет – и опять вроде бы выручает кредит. Но возникают непредвиденные обстоятельства: обороты мельницы, зерна и готового товара
…шли с неравномерной скоростью, и трудно было подводить общий торговый баланс. Иногда каких-нибудь две недели стоили десятков тысяч, потому что все хлебное дело постепенно перешло в какую-то азартную игру. Рвал куши тот, кто умел поймать момент. Кроме того, в верховьях Ключевой выстроены были две новых вальцовых мельницы, представлявших очень опасную конкуренцию как при закупке зерна, так и при сбыте крупчатки. На рынок выдвигались страшные капиталы, которые беспощадно давили хлебную мелюзгу, как крупные хищники давят хлебных мышей. Сплетались тысячи условий, которые трудно было предугадать, и выдвигались с каждым годом все новые.
Одним словом, шла самая отчаянная игра, и крупные мельники резались не на живот, а на смерть. Две-три неудачных операции разоряли в лоск, и миллионные состояния лопались, как мыльные пузыри. А тут еще помогал банк, закрывая кредит пошатнувшимся фирмам и увеличивая ссуды тем, которые и без этой помощи шли в гору.
Один за другим стали разоряться мельники средней величины. Мамин-Сибиряк точно подметил, что «это были жертвы даже не конкуренции, а биржевой игры на хлеб. У них был отнят и зерновой рынок, и кредит, и заперт семью печатями оптовый сбыт. Кое-кто еще держался, торгуя по мелочам, но в общем дело было конченное».
Обратите внимание на то, как «хвост начинает крутить собакой», – финансовый сектор начинает определять реальную экономику, да так, что тот, кто не спекулянт и не следит за биржевой конъюнктурой, не может выжить.
Дело довершает пожар в Заполье. Горит весь город. Погибают запасы продовольствия. Ждут не дождутся, когда можно будет доставить дешевый сибирский хлеб: «Только бы дождаться весны, когда вскроются реки. Доверенные крупных уральских хлеботорговцев еще с осени уехали в Сибирь и закупали там громадные партии». И вот итог:
Вскоре после пожара старик Луковников привел в порядок свои дела и пришел к печальному открытию, что он разорен бесповоротно. Все капиталы съела мельница, дававшая в последние годы дефицит около тридцати тысяч рублей, да еще к этому следовало прибавить мертвый капитал, затраченный на нее и не дававший процента, платежи по банковским ссудам и т. д. Доходные годы не могли покрыть этих дефицитов, а только на время отдаляли неминуемую беду.
Могло помочь только чудо: «какой-нибудь один год даст сотни тысяч дивиденда. Но для этого нужны были новые средства, а кредит уже кончался. Луковникова удивляло больше всего то, что все другие знали его дела, пожалуй, лучше, чем он сам. Это выяснилось особенно точно, когда ему пришлось закладывать мельницу в Запольском банке». Выяснилось, что ему под мельницу, которая стоит больше трехсот тысяч, дают ссуду всего в тридцать тысяч рублей, а если не нравится, разговор короткий: обращайся в другой банк. Но пришлось с этим смириться: надо было «заткнуть кое-какие кредитные дыры». Но заложенная мельница только на время отдалила неизбежное:
Явился первый протестованный вексель …а это вызвало закрытие банковского кредита и объявление несостоятельности. Назначен был конкурс, и все имущество поступило уже в его ведение. <…>
…Вальцовая мельница, стоившая до четырехсот тысяч, ушла с торгов всего за тридцать. Ее купила компания Замараева, Голяшкина и Ермилыча (связанная с банком. – Е.Ч.). Это были дельцы уже новой формации, сменившие старое степенное купечество. Они спекулировали на чужом разорении и быстро шли в гору.
