– Стой тут, – шепнул он. – Сейчас вернусь.
Он быстрым шагом зашёл за угол. Лиля вслушивалась в негромкие голоса, потом раздались шаги, и она отступила в тень. Мимо неё прошли два катьонте, перешёптываясь.
– Сюда.
Джерилл протянул ей руку, уводя за угол, в свет. Он завёл Лилю в комнату и закрыл за ними дверь.
– Эти покои не заняты. Останешься тут до утра. Мне нужно уйти. Я скоро вернусь.
Он вышел. Лиля ходила по комнате, сжимая руками корсаж. Это безумие... Безумие! Она натворила сейчас таких дел! Крейту сказали, что она ждёт в покоях, и он войдёт, а там пусто, и открыта дверь на галерею...
Она снова представила, как этот красивый блондин с холодными глазами заходит и улыбается ей, разглядывая. О чём она думала, соглашаясь на это?
Бинот. Она думала о Бинот Ирэл. О нежной любящей кире, которая из-за распрей двух кирио Бинот вынуждена, беременная, скрываться в чужом доме, до которого ещё надо умудриться доехать по прекрасным арнайским вытрясающим душу дорогам.
– Я вернулся, – сказал Джерилл, шагая в комнату. – Иди ко мне. Я скучал.
Он шагнул к ней, заводя руки за спину, и потянул за ленту корсажа.
– Нас не...
Он не дал ей договорить, и Лиля закрыла глаза, задыхаясь от мучительного желания, которое от его поцелуя разгорелось ещё сильнее.
– Что же ты делаешь со мной, – пробормотала она, дёргая завязки его рубашки.
– Я трогаю тебя, – сказал он около её уха, и от его дыхания она задрожала. – Я буду трогать тебя везде, пока ты не выгнешься и не запросишь пощады. Я проведу рукой по твоему бедру внутри вот так, снизу вверх, и сожму пальцы, а потом скользну выше. Ты чувствуешь? Скажи. Говори.
– Да, – прошептала Лиля, запрокидывая голову. – Да...
– А теперь я сделаю вот так. Я остановлюсь и подожду, пока ты не изогнёшься со стоном... Вот так.
– Прошу... – прошептала Лиля. – Пожалуйста...
Она лежала на широкой кровати, на влажном от пота покрывале, не в силах пошевелиться. Джерилл лежал рядом, раскинувшись, прижав её одной ногой к гладкому синему шёлку.
– Ты спишь? – спросила она. – Джерилл...
– Нет. Я думаю.
– Нас тут не найдут? Мы осквернили это чудесное покрывало...
– Да. Трижды. Нет, сюда никто не придёт. Не тревожься. Полежи тихонько. Мне нужно додумать одну мысль.
Лиля осторожно сняла с себя его ногу, перекатилась на бок и села. Ноги дрожали.
Она посидела так немного, потом встала, придерживаясь за опору балдахина. Всё же хорошие штуки. Удобные, практичные, прочные. И вот так опираться о них тоже удобно.
Она взяла светильник и огляделась. В её покоях дверь в купальню была около кровати. Где же... А. Вот она.
Лиля умылась и обтёрлась влажным полотенцем, снова горько сожалея об отсутствии душа. Она встряхнула полотенце и развесила его, расправив, на решётке, потом заплела косу и вернулась на кровать.
– У нас не носят такие причёски, – сказал Джерилл, сжимая в кулаке её косу. – А зря. Смотри.
Он потянул её волосы назад, так, что Лиля выгнулась, и поцеловал её шею, и ещё раз.
– Мне нужно... немного времени, – пробормотала Лиля, запуская пальцы в его волосы. – Совсем немного. У меня нет сил.
– У меня есть, – выдохнул он ей в ухо. – Перевернись.
50. Ты ведь сказала бы?
Утро середины января, серое, холодное, заглядывало в окна. Лиля с неохотой вынырнула из сна, в котором они с Джериллом лежали посреди огромного моря травы и смотрели в небо, а с неба на них смотрели две растущие луны. Сон был красивым и добрым, и с ним не хотелось расставаться.
Лиля подвинулась поближе и обняла его, утыкаясь носом в спину, которая слабо пахла корицей и свежим бельём. От этого запаха по телу побежали мурашки, и волоски на руке встали дыбом. Она прижалась к нему и грелась, подоткнув край одеяла себе под бок.
Утро светлело. Лиля сморщилась, но свет беспардонно, настойчиво будил её.
Она резко повернулась и распахнула глаза. Воспоминания вчерашнего вечера сжали горло. Лиля ахнула. Что она натворила?!
Джерилл сонно повернулся на спину, потом на бок, не открывая глаз, и накрыл ладонью её грудь. Лиля лежала, оцепенев от осознания произошедшего вчера. Она провалила всё, всё...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ладонь Джерилла сжалась, и это вывело Лилю из оцепенения. Она оторвала взгляд от потолка и повернула голову к нему.
– Джерилл, что же я...
– Вставай. Нам пора. Утро.
– Что мне теперь делать?
– Ничего. Пройдёшь по галерее, зайдёшь в общий холл. Тебя проводят. Чуть позже я выйду. Тоже по галерее... Чтоб ковры не топтать.
– Ты говоришь так, будто ничего не случилось.
– Ничего не случилось. Тебя что, выслали из дворца? Возвращайся к себе. Я уладил дела. Крейт не обиделся. Ты не веришь моей клятве? – недоуменно спросил Джерилл. – Ты чего, весёлая? Или я твоих проблем не решал ни разу? Ты почему мне не веришь?
Лиля открыла было рот спросить, каким образом он смог уладить то, что дама, которая должна была греть постель крейта, вдруг сбежала из его покоев, но посмотрела на лицо Джерилла и передумала. Спросит как-нибудь потом, когда у него будет лицо... попроще.
Утренний воздух кусал лицо и освежал мысли. Лиля шла, обхватив себя за плечи. Вот это сообщество у них, у камьеров. Она как-то подслушала, как на кухне дома Бинот Келанте с друзьями обсуждал, как быстрее набрать необходимую сумму для товарища, который, не сдержав пылкой страсти, вызвал гнев родителей любимой девушки. Но отмазать Лилю перед крейтом... Что же они придумали такое?
Она толкнула дверь и вошла с галереи в тепло общего помещения.
– Прошу за мной, – сказала катьонте, что стояла у дверей.
Лиля спустилась за ней по лестнице на второй этаж и прошла на женскую половину.
– Госпожа желает что-нибудь? – спросила девушка, стоя на пороге светлых покоев.
Лиля пожевала губу. Она могла по-разному ответить на этот вопрос, но её, несмотря на размытую форму вопроса, спрашивали вполне конкретно.
– Ачте. Ачте, пожалуйста, и завтрак.
Она нервно позавтракала, постоянно дёргаясь и поднимая взгляд на дверь. В любой момент к ней постучится Лерин, распорядительница женских покоев, и скажет – давай, до свидания! Гуляй отсюда!
Никто не приходил. Лиля доела и позвонила катьонте, чтобы та убрала посуду. Тревога преследовала по пятам, и она ходила по комнатам в тишине, такой густой, что слышала стук собственного сердца, потом устала тревожиться и прилегла на кровать.
Мягкая перина, слегка комковатая, незамедлительно обняла её слегка пыльным уютом, и Лиля, так толком и не спавшая, закрыла глаза, проваливаясь в сон.
Из сна её вырвал стук в дверь. За окном было темно. Лиля вздрогнула и обречённо пошла к двери. Лерин...
Не Лерин. Она выдохнула. Это была катьонте, которая передала тетрадь с запиской от Мейделла и оставила на столике ужин.
Лиля сидела и читала сценарий, жуя курицу. Тут её готовили восхитительно, запекая в форме так, что мясо само отделялось от косточек, нежное, сочное. Лиля спросила имя стряпухи, которая так готовит, когда впервые попробовала, и попросила передать благодарность этой неведомой Савилде, и после этого курица, которую ей приносили, стала ещё сочнее.
Лиля облизала пальцы, потом помыла руки с мылом в купальне и ходила по комнате со светильником, читая текст. Мейделл написал, что эта пьеса знакома всей труппе, и Лиле нужно выучить несколько реплик, которые раньше распределяли между собой другие девушки. Ну, это несложно.
В дверь снова постучали, но это была не катьонте, пришедшая за посудой, а Гисэл.
– Тебя весь день не было видно, – сказала она, заглядывая Лиле через плечо. – Что это? Курица с маэ?
Лиля вздрогнула.
– Маэ? Нет. Фу, нет. Ненавижу маэ. Тут какая-то другая трава. Очень вкусная. Как твои успехи с кирио?
– Мне написал кир Лемит, – улыбнулась Гисэл. – Вчера, когда ты ушла, все сильно расстроились. Лилэр, знаешь, ходят слухи...
– Ну? – спросила Лиля, потому что молчание затянулось.
