Синяя цапля в устье реки выхватывала из воды то жабу, то мелкую рыбешку, высоко в небе плыл в восходящих потоках теплого воздуха черный стервятник. Из островков деревьев доносился гомон птиц. А позади, на горизонте, виднелся маяк, должно быть, его всегда было видно, несмотря на сгустившийся к рассвету туман – местами легкий и почти прозрачный, местами лежащий толстыми плотными слоями, точно некая естественная защита против этого пейзажа – испытание и одновременно благословение свыше. Кукушка была наделена даром любоваться всем этим, и он заразился тем же даром – видимо, от ее прикосновений.
Но тут вмешался мир неестественный, как всегда, пока существовали воля и цель, и ему вдруг стало противно. Кукушка и Грейс спорили о том, что делать, если они вдруг наткнутся на останки бойцов пограничных войск. Спорили, что делать, когда доберутся до башни.
– Мы с тобой можем спуститься, – говорила Грейс, – а Контроль останется охранять вход.
Его последний пост, последнее и невыполнимое задание.
– Нет, я спущусь одна, – сказала Кукушка, – а вы оба останетесь наверху сторожить вход.
– Но это противоречит протоколам экспедиции, – возразила Грейс.
– Решила вспомнить о них теперь? Здесь?
– А что еще остается? – сказала Грейс.
– Я иду одна, – твердо сказала Кукушка, и Грейс на сей раз промолчала.
Тактика не стратегия. Ему вспомнилась одна из любимых фраз. Она была теперь бесполезна, как и все другие, словно абсурдно громоздкая рама старомодного велосипеда.
Он то и дело поглядывал на тусклое небо, точно ждал, что облака рассеются, выплывет вся правда, раскроет их истинное положение. Но вся эта убедительная мимикрия оставалась на месте. Что, если биолог ошибалась? Что, если она делала эти свои записи уже в состоянии тихого помешательства? И лишь потом превратилась в монстра? Что тогда?
Они свернули лагерь, потом под жиденьким покровом деревьев исследовали болото, его заводи, осмотрели берега реки. Теперь дым поднимался под углом в шестьдесят градусов, добавлял серебристого пепла к туману, отчего он только сгущался, становясь почти непроницаемым. В небе исчезли последние голубые прогалины, что только акцентировало неровную огненную линию на горизонте: волны оранжевого пламени поднимались над центрами цвета расплавленного золота. Под этой огненной линией Контроль различил темно-зеленую полосу растительности, а еще ниже, почти у самой воды, – густые заросли бежево-желто-зеленых тростников.
Оловянная гладь воды отражала языки пламени, столбы дыма, а также тростниковые заросли. И еще – сам остров, в верхней точке которого величественно высились дубы и пальмы, и светлые их стволы застилали клочья тумана.
А потом вдруг послышались крики, возгласы и звуки стрельбы – показалось, что огонь ведется слишком близко, с острова среди деревьев, а может быть, это снова было что-то, что Лаури внедрил ему в голову. Контроль не сводил глаз с отражения, там в перевернутом виде мелькали фигурки мужчин и женщин в военных формах, атаковали друг друга, а над головой небо словно прошило нечто невероятное, изогнутая рябь на воде. С такого расстояния, искаженное, все это выглядело не так резко, не так живо. Там, в отражении, это можно было вытерпеть.
– Их больше здесь нет, – проговорил Контроль.
Да, действительно, они целиком переместились в отражение на воде, где сейчас плыл аллигатор. Молниеносно пронеслись сквозь кроны деревьев и исчезли в мгновение ока.
Отряд продолжал двигаться вперед, Контроль чувствовал, что болен, но теперь и знать не хотел, чем именно, Грейс шла прихрамывая, а Кукушка была погружена в свои мысли.
Поделать они уже ничего не могли, да в этом и не было нужды. Их тропа шла прямо мимо огня.
В воображении Контроля вход в топографическую аномалию должен был быть огромным – возможно, на его воображение повлияли циклопические размеры чудовища, в которое превратилась биолог. Он представлял себе что-то вроде исполинского перевернутого вверх дном зиккурата[14]. Но нет, он оказался вполне обычным – круглым, чуть больше шестидесяти футов в диаметре, и расположен был на небольшой вырубке. Вход был открыт для них, как и для многих других. И никаких солдат вокруг, и ничего сверхъестественного, кроме самой этой штуки.
На пороге он сообщил им, что будет дальше. В голосе его сохранилась лишь тень, лишь слабый намек на властность, характерную для директора Южного предела, но прозвучал он достаточно убедительно.
– Грейс, ты останешься наверху, будешь охранять подступы с оружием. Здесь существует целый ряд опасностей, и мы не хотим угодить в ловушку. Кукушка, ты пойдешь со мной, будешь вести. Я пойду за тобой на некотором расстоянии. Грейс, если мы не появимся через три часа – максимальное время, зафиксированное предыдущими экспедициями, – ты освобождаешься от всякой за нас ответственности.
Потому что если существует мир, в который можно вернуться, выжить должен тот, кому есть для чего возвращаться.
Они удивленно смотрели на него. Смотрели, и он подумал, что сейчас начнутся споры и возражения, они отвергнут его план, и тогда все пропало. Он останется здесь, наверху, и никогда не увидит свет.
Но момент этот так и не настал, и он испытал невероятное облегчение, увидев, что Грейс коротко кивнула, а потом посоветовала ему быть осторожнее – совершенно никчемный совет, он и сам все понимал.
Кукушка подошла к самому краю, и на лице ее застыло какое-то странное выражение. Там, внизу, ее ждал опыт, в точности повторяющий то, что пережила перед раздвоением биолог, и он понимал, что не сможет защитить ее от этого.
– Что бы там ни творилось у тебя в голове, цепляйся за эти мысли, – сказала Грейс. – Потому что когда ты спустишься вниз, от них может ничего не остаться.
Что же творилось у него в голове и как это может повлиять на исход дела? Ведь Контроль не ставил перед собой цели добраться до Слизня. Его прежде всего интересовало то, что может таиться внутри наполняющей его ясности.
Они спустились в башню.
0020: Директриса
Бесполезный отчет Уитби о цветении растения оказался у тебя на столе как раз перед тем, как тебе надо было идти на очередное собеседование биолога перед экспедицией. Число кандидатов в двенадцатую экспедицию уже сократилось до десяти человек, и ты вместе с Грейс, и ты вместе с Лаури стараетесь протолкнуть своих фаворитов, в то время как члены научного отдела интриговали исподтишка, и каждый по очереди нашептывает тебе имя своего кандидата. А вот Северенс, кажется, этот вопрос совершенно не волнует.
Не слишком подходящее время проводить какие-то собеседования, но выбора у тебя нет. Растение продолжает цвести в твоих мыслях, пока ты проводишь собеседование в крохотном тесном кабинете, арендованном в родном городе биолога, – место, которое ты заняла и притворялась, что оно принадлежало тебе всегда, комнатушка, забитая книжными полками, где стояли труды по психологии и психиатрии. Все дипломы, а также семейные фотографии истинной хозяйки этого помещения убрали с глаз долой. Ты сделала уступку Лаури и позволила его людям сменить стулья, настольные и прочие светильники и другие элементы обстановки, в этих перестановках и изменении цветовой гаммы – она превратилась из светло-голубой и зеленоватой в красную, оранжевую, серую и серебристую – крылся ответ на важный вопрос.
По мнению Лаури, все эти изменения и рекомбинации должны были оказывать на кандидатов «подсознательное, или инстинктивное», воздействие.
– Чтобы они чувствовали себя в безопасности и стали более раскованными? – спрашиваешь ты в один из редких моментов, когда в зверя можно было безнаказанно ткнуть палкой, но тот молчит, и ты воображаешь его ответ: «Чтобы они делали то, что мы хотим».
В комнате стоит слабый запах канализации – где-то в подвале лопнула труба. В углу мокрое пятно, скрытое маленьким столиком, словно след какого-то преступления. Только одно выдает, что ты не хозяйка этого кабинета: неудобное кресло, в котором ты едва сидела.
Растение продолжает цвести в твоих мыслях, и всякий раз, когда это происходит, ты понимаешь: у тебя осталось мало времени, ты успеешь очень мало. Что означает это цветение – вызов? Приглашение? Пустая обманка? А может, послание? Если так, то что оно означает, если предположить, что Уитби это не померещилось? Свет на дне топографической аномалии, свет из-за двери в Зону Икс, свет на картах таро, что использовала «Бригада Познания & Прозрения». Цветущий свет магнитно-резонансного изображения при томографии, которую тебе пришлось вытерпеть на прошлой неделе.
Среди всего этого цветения в твоих мыслях, которое вызвало бы ироничную ухмылку у Грейс, если бы ты только могла рассказать ей об этом, биолог появляется словно талисман, как раз в тот момент, когда петля сжимается все туже, а времени у тебя остается все меньше.
