— Теперь посмотри в небо.
Я послушно посмотрела вверх. По небу бежали облачка. Боже мой, почему буря в душе не может ломать деревья и крушить все вокруг? Почему так тихо кругом, когда внутри только дикий крик отчаяния и боли, который не замолкает ни на миг?
— Как теперь быть?
Ответа не было. Да я и не ждала его извне. Я искала его в израненной душе и пыталась понять, что еще держит меня на плаву? Ведь если я не тронулась после всего умом, не покончила самоубийством, повесившись на дереве, значит, что-то еще не сломано и не растоптано?
Ярость? Я прислушалась к себе. Нет. Злость? Обида? Горечь? Пустота? Нет. Похоже, единственное, почему я до сих пор продолжаю вставать и снова драться, — это я сама. Преодоление себя. Преодоление внутренних и внешних барьеров, вызов обстоятельствам.
— Да. Ты воин. А воины не сдаются. Воины не знают неудач, они называют их уроками. Так какие уроки ты извлекла?
— Я поняла, что могу положиться на себя. Что даже в самые страшные моменты я способна сохранять здравый смысл и координацию. Что я могу преодолеть изнуряющие тренировки, испытания и удары в спину.
— Ты ни слова не произнесла о предательстве в любви.
— Это слишком болезненный урок.
— Тогда его следует выучить в первую очередь.
— Наверно… я поняла, что в любви мне не везет.
Меня вдруг окатило холодной водой, и я подскочила.
— Да вы что себе позволяете?
Старец подошел и ударил меня по щеке. Я даже не поняла, что он замахнулся.
— Еще раз. Какой урок ты извлекла из предательства в любви?
— Оно случается. Постоянно.
Еще удар. Да как он успевает? Я отступила.
— Урок в предательстве?
— Черт! Да не знаю я! Оно помогает понять, что никому нельзя верить.
— Ты сама не веришь в то, что говоришь.
Еще удар. Да такой сильный, что я покачнулась и еле удержалась на ногах.
— Предательство — как пощечина, ясно!
— Поясни!
— Внезапно, больно, обидно, но можно пережить.
Старик довольно улыбнулся.
— Наконец-то поняла. Воин знает, что сделает все, что в его силах, чтобы добиться цели. Но в чем твоя цель?
Я хотела сказать «мир во всем мире», но поняла, что он мне врежет за это еще раз. Поэтому я сначала подумала.
— Я хочу, где бы я ни находилась, ощущать себя в нужном месте и в нужное время, быть счастливой, потому что моя судьба зависит от моих решений, а не от внешних обстоятельств.
— Ты можешь задать мне вопросы, — снизошел Старец.
— Где мы находимся? Я умерла?
— Нет, не умерла. Ты проходишь через трансцендентный опыт. Не первый в твоей жизни. И не последний.
— Поэтому Маргарет не смогла вас найти?
— Нет, не поэтому. Со мной могут говорить только воины.
— Значит, это правда про меня? — приуныла я.
— Правда. Воин никогда не знает наверняка, что он воин. Но он отправляется однажды в путь, чтобы спасти, помочь, узнать, найти. И на его пути встают препятствия. Много препятствий. Он преодолевает их. Сначала шутя, потом спрашивает, за что ему столько испытаний, иногда отчаивается, но идет вперед. Пока не происходит самое страшное, самое опасное испытание. И воин начинает считать, что взял на себя слишком много. Он сомневается в себе. Он хочет сдаться. И его бы никто не стал осуждать за это. Потому что он и так много испытал. Но даже когда слезы отчаяния орошают его путь, воин продолжает двигаться вперед, порой сам не понимая почему. И неожиданно путь заканчивается. Миссия выполнена. Все видят, что перед ними воин-победитель.
— Но я, то есть воин… отчаивается. Разве герои отчаиваются? Опускают руки? Боятся?
— Настоящее мужество — это не отсутствие страха, а умение двигаться вперед вопреки страху. Настоящий воин отчаивается, но продолжает путь. Боится, но продолжает сражение.
Я рыдала, потому что понимала, что он прав, чертовски прав. Все это обо мне.
— Но тогда, получается, не все, в ком течет кровь потомков воинов, становятся воинами?
— Не все, — улыбнулся Старец. — Посмотри, сколько вокруг людей, которые боятся сделать шаг вперед. Вот они и становятся обычными людьми. Рабами. Из-за страха. Потому что предпочитают, чтобы ими командовали, а не проходить путь воина. А сколько из них воины? Все! Все они могли бы быть воинами. Но остались только двое. Ты и я.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вы знаете, что будет, когда мы встретимся с Имиром и Маргарет?
— Воин живет настоящим, — уклонился Старец. — Я обучу тебя. Но использовать знания можешь только ты сама. Учитель не может драться за ученика.
— Я знаю.
Мой тренер по карате любил говорить, что все в нашей жизни приходит вовремя. Включая учителей.
За несколько часов тренировки со Старцем я стала сама себе напоминать супергероя или суперагента, в шутку прозвала себя храбрым портняжкой, мысленно пообещала вышить себе на поясе «семерых одним махом». Насчет семерых я не преувеличиваю. Старец начал делиться постепенно, сначала я дралась с двумя, потом с тремя, потом с четырьмя. Я материлась, орала, но когда они нападали, просто молча делала все, что могла. И хотя я понимала, что происходящее не более чем мультик в моей голове, удары были ощутимы. Сначала мой глаз даже не улавливал перемещений противников, но потом я научилась смотреть внимательнее и двигаться быстрее. По мере ускорения моих движений получалось, что движения Старцев постепенно замедляются. И наконец мы сравнялись по скорости. Я научилась быстро перемещаться, в моей голове постоянно шел анализ и расчет траекторий движения всех противников. Я и не представляла, что сознание может так расширяться! У меня оружия не было, у Старцев были посохи, поэтому время от времени у меня получалось овладеть одним, а то и двумя посохами и использовать их для остановки удара, атаки и блокировки противника.
После каждого боя Старец кратко говорил «Хорошо!», и появлялось на одного противника больше. Когда я разбросала семерых, то уже была готова, что сейчас опять пойдет процесс деления, но шестеро исчезли.
— Ты свободен, воин. — Рука Старца тяжело легла мне на плечо. — И помни все, чему я учил тебя сегодня.
ГЛАВА 36
Я очнулась на руках у Валерио. Его ладонь приятно легла на щеку.
— Как ты?
— Лучше не бывает, — улыбнулась я.
Бедняга выглядел обеспокоенным.
— Я сначала решил, ты умерла. — Он помог мне встать.
— Я тоже, — засмеялась я. Тело было легким, полным сил, шаг пружинистым. Я еле сдерживалась, чтобы не попрыгать.
Валерио внимательно наблюдал за мной, все еще готовый подхватить, если меня качнет, и не отпускал моей руки. Несправедливо, что маги так красивы. Даже зная, что он тот еще негодяй, я время от времени попадала под очарование его оболочки. А когда он меня поддерживал, то ощущение его еилы, близость тела, которое я, на свою беду, слишком хорошо помнила, наводили на определенные мысли.
— Ты на меня как-то странно смотришь, — заметил он.
Знаете, если аристократизм и сдержанность английского лорда скрестить с точеными чертами лица итальянца и добавить магнетический блеск глазам, который не поймешь, что выражает: то ли скрытые темные мысли, то ли ироничный взгляд на вещи…
— Элиза, — а вот теперь он забеспокоился по-настоящему, — точно все хорошо?
— Точно, — встрепенулась я. И поспешила выйти из лаборатории вперед Валерио. Нет! Надо проявить твердость духа. Ему меня больше не соблазнить. Предательство, как пощечина. Пережить можно, но вторую щеку я подставлять не собиралась.
Мы разместились в гостиной, и я кратко описала ему встречу со Старцем.
Валерио слушал внимательно, задавал вопросы.
— С самого начала я знал, что ты не простая девушка. В тебе чувствуется воля к жизни, воля следовать своему пути, — улыбнулся он. — Даже если бы нашу связь не разорвали, ты все равно бы покинула меня однажды. Я это чувствовал и хотел быть с тобой, пока это возможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Мое сердце гулко билось в груди от испуга, недоверия и… странной тоски. Что за игру он опять затеял? Может, и хотелось бы поверить, но сколько раз я попадала в сети магов… От одного воспоминания об этом больно. Держись, Сафонова, держись, не поддавайся. Этот мужчина красив, обаятелен, воспитан, умен, опасен. Он не только глава государства, но и маг-некромант. Таким простолюдинки нужны только для развлечений.
