— Валерио, объяснись, мы не потерпим, чтобы простолюдинка стояла среди нас.
Синие глаза Валерио Аминити странно сверкнули, только я уловила его движение, когда он схватил за шкирку наглого мага. Оказавшись лицом к лицу с некромантом, тот порядком струхнул.
— Ты ей и в подметки не годишься, даже на оруженосца не потянешь. Она воин, самый лучший воин из тех, кого я знаю.
— Я тоже требую уважения к Элизе, — встрял король Альфонс. — Не потерплю больше таких комментариев.
— Доступно объяснили? — Валерио с презрением посмотрел на мага. Тот не посмел возразить некроманту, чтобы не навлечь на себя его гнев.
Чертовски приятно, когда за тебя заступаются не просто маги, а два правителя. Ради этого момента стоило попасть на Мистерру. Когда бы еще за меня заступились, скажем, два президента?
— Воин? Женщина-воин? — вступил другой.
Вот неймется ребятам. Мы так до вечера будем обсуждать меня, а не план нападения.
— У вас проблемы, мессиры? Давайте решим их поединком, я не против, — предложила я.
Молниеносным движением, которого, я знала, никто даже не увидел, отстегнула ремень с мечом, что болтался под животом у мага, и бросила его на стол с картой.
Все, очумев, смотрели на меч.
— Но как…
— Повторяю для особо одаренных, я — воин. И если уж на то пошло, я с вами на равных, а то и в более привилегированном положении.
Я вытащила мечи еще у двух магов, стоявших рядом, бросила их на стол.
— Еще хотите сразиться со мной? Возмутиться? Назвать меня недостойной?
Молчание было нам ответом.
— Тогда давайте закончим страдать ерундой и наконец набросаем план атаки, мессиры.
Маги молча разобрали свои мечи. Остаток совещания прошел спокойно.
Потом Валерио по моей просьбе отправил на меня в атаку пять умертвий, и я еще раз продемонстрировала магам, что будет с ними, если они снова начнут возмущаться.
— Но я думал, воины вымерли… — в шоке ответил один из магов. Его глаз нервно дергался от увиденного.
Сафонова, почувствуй себя динозавром.
— Все в порядке? — Валерио подошел, когда я ела отдельно от всех, сев на поваленное дерево, к которому привязали лошадей. Не хотелось находиться с магами за одним столом, смотреть, как они тискают своих Пифий.
— Да, все хорошо.
Валерио сел рядом с плошкой дымящегося риса.
— Не могу с ними есть. После тебя смотрю на все иначе.
— Ты никогда не относился ко мне, как к террианке, Валерио, — признала я. — Знаешь, мессир Рональдо, когда я сказала ему, что пираты приняли меня за Маргарет, расхохотался, унизил меня, сровняв с землей. Он показал мне Маргарет из своих воспоминаний, сказал, что перепутать нас мог только слепец. Я не понимаю, почему ты никогда не сравнивал меня с ней.
Валерио усмехнулся и покачал головой.
— Потому что ты — Элиза. Ты — особенная уже этим. Девушка, которая свалилась на меня как снег на голову. Внезапная, легкая, как перекати-поле, непонятная. Чуть не умерла, оказалась потрясающе ловким воином, честно исполняла свою работу… и честно меня любила. Как я мог сравнить тебя с Маргарет? С ней я не пережил и тысячной доли того, что успел пережить с тобой за тот короткий период времени, что мы были вместе. Ты как метеор, Элиза. Как комета, которая появляется, предвещая перемены. Вот с чем я могу сравнить тебя.
— Поэтично, — усмехнулась я и отправила в рот ложку риса, чтобы не сказать лишнего.
— Прости меня. Я все время буду просить у тебя прощения. Прости, что из-за меня ты столько боли перенесла. Я пытался забрать тебя у жреца, но тщетно. Мне жаль, что все так вышло.
— Не жалей, Валерио. Не будь всего этого, я бы никогда не стала сильнее. Я столько слез пролила, столько сомнений пережила, столько предательств перенесла… Я закалилась, стала сильнее.
— Я все-таки надеюсь, что внутри этого воина, крепкого и уверенного в себе, до сих пор живет та потрясающая и невероятная женщина, что я помню.
Он сейчас издевается, да? Я перевела на него убийственный взгляд. Но маг не дрогнул. Ну и хорош же он, о боги. Идеально подходит для снежного пейзажа. Седая прядь — как снег, черные волосы — как вороны на снегу, что бегают вокруг в поисках добычи, синие, как небо, глаза. Как он вообще мог запасть на тебя, Сафонова? Да никак! Стоит ему захотеть, к его ногам магини штабелями падать будут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Вот только прядь седая — из-за тебя, Сафонова. А не из-за Маргарет. А еще… он честно признается в своих ошибках, как настоящий воин. Он сильнее меня даже в этом.
Я сама не поняла, как моя рука протянулась к его волосам.
«А вдруг он признается, чтобы подкупить своей честностью?» — вдруг ядовитым шипом ужалила мысль.
Я резко отдернула руку и отвернулась.
— Этот рис ужасен, — встала я и выбросила остатки воронам. Быстрым шагом ушла прочь, подальше от него, к дракону. Меня вдруг затрясло от холода, от одиночества и какой-то странной обиды на саму себя.
«Что ты мужика мучаешь?» — Голос Яго ворвался в калейдоскоп коротких и противоречивых мыслей. Я постаралась сосредоточиться на разговоре с ним, вытесняя все остальное. Я — воин, я могу контролировать свое сознание.
«Не начинай, а? Сам знаешь, что мы с ним уже никогда не совершим ту же ошибку».
«Можно наделать новые».
— Знаешь, а давай лучше полетаем, крылья разомнем. Тебе проветриться надо, — сказала я вслух.
Дракон в моей голове захихикал, а сам выставил крыло, по которому я поднялась до сиденья. Он дождался, когда я пристегнусь, и поднялся в воздух.
«Давай побесимся! Хочу узнать самые крутые твои виражи».
Дракон взмыл вверх, ветер бил в лицо, а потом он стал то падать, то взмывать. Я визжала от радости и адреналина. Ящер уходил в штопор, переворачивался в воздухе, а я орала:
— Еще! Еще!
Забыв, что могу не драть глотку, а говорить с ним мыслями. Но молчание неуместно в таких аттракционах. Полностью доверившись тому, что по пояс прикреплена к сиденью, я даже спустя пять минут смогла отпустить поводья, поднять руки вверх. Я ощущала, как крепко сжимаю ногами сильное тело дракона, голова прояснялась, мысли и страхи, смутные горькие образы, задвинутые за край сознания и оттого причиняющие еще больше боли, исчезали, словно выдувались ветром и скоростью. Имир. Его восхищенный взгляд, когда он впервые раздевает меня, его прикосновение к груди, улыбка, когда он занимается со мной любовью. А потом слова предательства, его тело, переплетенное с Маргарет.
«Я не способна отпустить это так быстро! — вдруг испугалась я. — Оно мне нужно. Для ярости».
«Способна, Элиза. Отпусти эту грязь. Она тебе не нужна. Чистая ярость — это честная ярость в бою. Не место обидам. Отпусти».
Отпускаю…
— Я лечу! Я лечу!
И знаете… в тот момент счастье стало абсолютным. Я больше не боялась никого и ничего. Я стала самой собой, простила всем предательства. Стала свободной.
Оседлав ветер, воздух, облака, дракона… разве можно чувствовать еще горечь? Пепел разочарований полностью слетает с твоей души. Остается только полный детской радости визг, отчаянное наслаждение падениями и взлетами. Потому что, в сущности, наша жизнь и есть все это. И от нас зависит, наслаждаться полетом и виражами или трястись, вцепившись в бесполезные поводья.
Когда я слезла с Яго, то нетвердым еще шагом подошла к его морде и поцеловала.
Дракон, охренев, мяукнул:
«Ты чего?!»
«Я тебя обожаю, Яго! Ты волшебный и самый лучший дракон на свете!»
На морде дракона появилась клыкастая усмешка.
«А ты сумасшедшая, Элиза. Самое страшное, ты это знаешь и без меня».
Я засмеялась и пошла к Альфонсу и Валерио, которые наблюдали за нами в стороне.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Что бы ни случилось, ребята, знайте, что я на вас вообще больше ни за что не злюсь, — блаженно улыбаясь, сообщила я им.
— Даже за танец? — спросил Альфонс.
Быстро же он соображает.
— Даже за танец, — согласилась я.
Валерио молчал, не зная, как реагировать. Потом прислушался к самому себе. Я уже знала, что он может видеть глазами умертвий. Немного жутковато, да. Но почему-то именно в моменты, когда он усилием воли, сконцентрировавшись, двигал армией зомби, во всей его фигуре лучились уверенность в себе, власть и мощь, которые не могли не восхищать. Я понимала, что Валерио Аминити давно мог завоевать все королевства, если бы захотел. Но он не был жесток или амбициозен. Его сила была разумной и спокойной. И это вызывало во мне уважение.
