– Чья?
– Эта сука уже настроила тебя против меня.
Я повернулся и бросил холодно:
– О какой суке ты говоришь?
– Не играй со мной в эти игры. Я не позволю делать из себя посмешище и не отдам тебя какой-то деревенской неряхе.
– Я не знаю ни одной женщины, которая соответствует твоему описанию, а если бы такая и существовала, то я не имел бы к ней никакого отношения. Это можно сказать обо мне! О нас! О выборе и приоритетах. Это о твоих гребаных глазах и наблюдении за правдой, в которой мы тонем! Наша жизнь – насмешка. Мы сами – насмешка. Разве ты не видишь этого? Мы вместе, потому что не можем признать ошибку, которую сделали, и потому что правда слишком неприятна, черт возьми.
– Правда! – воскликнула она. – Ты хочешь правды? Ну, получай. Ты думаешь, что больше не нуждаешься во мне. Все деньги переходят к тебе, поэтому теперь ты можешь сбежать со своей деревенской шлюхой.
– Какие деньги?
– Это забавно, Ворк. Мы десять лет живем в бедности и сейчас, когда за углом виден конец этой бедности, я стала недостаточно хороша для тебя. Я читала газеты и знаю о пятнадцати миллионах, которые Эзра оставил тебе.
Я хохотал над нелепостью ее слов.
– Прежде всего, только ты могла думать, будто мы живем в бедности. Тебе никогда не приходило в голову, что я отдавал тебе каждые десять центов из тех, что зарабатывал. Что касается завещания Эзры, то я никогда ничего не получу.
– Правильно, потому что я – твое алиби, а ты заставляешь меня раздражаться.
– Я не нуждаюсь в алиби. Иди, поддерживай свои собственные гребаные приличия. Избавь меня от этого.
Между нами установилась прозрачная тишина; отвернувшись, я одевался. Когда Барбара заговорила снова, я натягивал носки.
– Думаю, нас обоих немного занесла Я не хочу ссориться, и знаю, что ты очень расстроен. Возможно, тебе надо было сорваться на мне. Давай просто на минуту остынем.
– Прекрасно, – согласился я. – В любом случае прекрасно. – Я засунул ноги в потертые кожаные ботинки и застегнул ремень.
– Давай переживем эти неприятности и затем посмотрим на проблему более спокойно. Мы были вместе долгое время. Значит, есть на то причина. Я думаю, что мы все еще любим друг друга. Я чувствую это. Когда все останется позади и наши заботы о деньгах исчезнут, ситуация будет выглядеть иначе.
– Никаких денег не будет, Барбара. Для этого я должен был бы продать свою душу, принести в жертву оставшуюся жизнь, а я не могу на это пойти. Я не могу позволить, чтобы он смеялся последним.
– Какой последний смех? О ком ты говоришь? Ради Христа, Ворк. Это пятнадцать миллионов долларов!
Я пробрался мимо нее.
– Мы могли бы поговорить позже, но я не знаю, о чем еще говорить.
– Такая ситуация всего лишь вопрос времени, Ворк. – Барбара шла за мной через весь дом. – Все пройдет. Вот увидишь. Все наладится.
Зайдя в кухню, я захватил свои ключи и бумажник.
– Я так не думаю, Барбара. Не на сей раз.
– Ты мой муж, Ворк. Не уходи от меня.
Я завел двигатель.
– Черт возьми! Ты мой гребаный муж!
Я поехал, зная, что моя жена была права в одном. Все пройдет.
Глава 23
Надо было чем-то занять себя, и я отправился в офис. В противном случае я начал бы лить и непременно напился бы. Эта мысль ужаснула меня своей соблазнительностью. Но выпивка – это бегство от действительности.
Я сидел за своим столом, не обращая внимания на беспорядок, и просматривал материал для судебно-медицинского эксперта в Чапел Хилле – бывшего футболиста, бывшего курильщика и бывшего мужа. Он был хорошим медицинским экспертом и приличным свидетелем в суде. Мы устраивали консультации по нескольким судебным делам и удачно справлялись с ними. Он не боялся выпивки.
Его секретарь соединил меня.
– Не знаю, должен ли я с вами говорить, – произнес он без предисловий. Его тон меня удивил.
– Почему нет?
– Мы не живем где-то на небе, вы знаете. И читаем газеты.
Я знал, к чему он ведет.
– Итак? – спросил я.
– Я не могу обсуждать свои результаты с вами.
– Он мой отец.
– Ради Бога, Ворк. Вы – подозреваемый.
– Слушайте, я знаю, что в него стреляли дважды. Мне известен тип боеприпасов. Я только хочу знать, есть ли что-нибудь еще. Что-нибудь необычное.
– Мы идем в обратном направлении. Я признаю это. Но вы ставите меня в трудное положение, Я ничего не могу сообщить вам, пока ведущий детектив или окружной прокурор не выяснят все. Черт побери, Ворк! Вы это прекрасно знаете.
– Вы считаете, что это сделал я?
– То, что считаю я, не имеет значения.
– Вы судмедэксперт. И ваше мнение не может не иметь значения в деле об убийстве.
– Мы это не обсуждаем, Ворк. Я сейчас повешу трубку.
– Подождите, – взмолился я.
Пауза.
– Что?
– Я должен организовать похороны. Когда вы сможете отдать тело?
Последовала довольно длинная пауза, прежде чем он наконец заговорил.
– Я отдам тело, когда получу документы из ведомства окружного прокурора. Все как всегда. – Он снова сделал паузу, и мне показалось, что его беспокоило что-то.
– В чем дело? – спросил я.
– Я предпочел бы отдать тело вашей сестре, – проговорил он медленно. – По тем же самым причинам.
– Она в больнице, – сказал я. – Пыталась убить себя этим утром.
– Я не знал ничего.
– Ну, теперь знаете.
Молчание затянулось. Пару раз он встречал Джин.
– Я вынесу это на рассмотрение, Ворк. Пока не поступят документы. Тогда посмотрим.
– Спасибо за целую уйму ничего, – отозвался я.
– Я сделаю пометку насчет документов, и кто-нибудь из ведомства свяжется с вами, когда документы будут готовы. Пока нет полной ясности, я не хочу, чтобы вы звонили сюда.
– Какая у вас проблема?
– Не дергайте меня, Ворк. Я слышал о вашей поездке на место преступления. Вы поиграли Миллз, и теперь она расплачивается за это. Это ей могло стоить дела, возможно, даже работы. Надеюсь, меня больше не побеспокоят и не станут пытаться манипулировать мною. А теперь до свидания.
Он повесил трубку, а я еще долго смотрел на телефонную трубку в своей руке, пока наконец не положил ее на рычаг. Что он видел, закрывая глаза, держа трубку телефона у своего уха и слыша мой голос? Не профессионала. Не коллегу, и друга. Он видел и слышал нарушителя, убийцу, который заполнял его рабочий день химическими запахами и холодом, застывшей кровью. Я знал его на протяжении восьми лет, а он считал, что я убил Эзру. Я был осужден и признан способным на убийство Дугласом, Миллз, женой. Всем этим проклятым городом.
Я закрыл глаза и увидел тонкие синие губы – с них слетали слова, которых я не мог слышать, но тем не менее распознал: «Белое отребье». Это были губы женщины в алмазных серьгах, сверкающих, подобно солнцу. Я видел, как эти губы скривились в безрадостной улыбке: «Бедная Барбара. Ей действительно следовало знать лучше».
Не зная, что делать, я вскочил на ноги. Сорвал телефон со стола и бросил его через всю комнату. Аппарат ударился о стену и разлетелся на части, оставив на стене дыру размером с мой лоб. Мне хотелось заползти в нее и исчезнуть. Вместо этого я подошел и стал собирать куски разбитого телефона. Я не мог соединить их вместе, поэтому сложил на полу. Прикоснулся к отверстию в стене. Все разваливалось на части.
Я направился к столу секретарши, потому что не мог вынести даже мысли об отце. Позвонил в похоронное бюро. Гробовщик сообщил мне, чтобы я не волноваться. Все, что мне надо было сделать, это указать дату предоставления ритуальных услуг. Остальное было уже улажено.
– Кем? – удивился я.
– Вашим отцом. Он предусмотрел все.
– Когда?
Гробовщик сделал паузу, как будто разговор о мертвых требовал не только уважения, но и большой осторожности.
– Некоторое время назад, – произнес он.
– А гроб?
– Выбран.
– Участок?
– Тоже.
– Хвалебная речь? Музыка? Надгробная плита?
– Вашим отцом предусмотрено все, – заверил гробовщик. – Ручаюсь вам, он весьма тщательно все подготовил. – Он сделал паузу. – Во всех отношениях истинный джентльмен и великолепный клиент. Он не экономил.
– Да. Иначе он не мог.
– Могу ли я быть еще чем-то полезен вам в это трудное время?
Он задавал этот вопрос столько раз, что я почувствовал неискренность его слов даже по телефону.
– Нет, – сказал я. – Нет, спасибо.
Его голос стал более глубоким.
– Тогда могу ли я попросить вас позвонить еще раз? Как только все уляжется. Все» что я прошу, это дата, когда вы желаете получить данную услугу.
– Прекрасно, – согласился я. – Сообщу обязательно. – Я почти положил трубку, но потом задал вопрос, который возник у меня в последнюю минуту. – Кого мой отец выбрал для произнесения хвалебной речи?
Гробовщик казался удивленным.
– Ну конечно же вас. Что-нибудь еще?
– Нет. Спасибо.
Я положил трубку телефона и сидел в тишине. Смогу ли я произнести хвалебную речь? Возможно. Но смогу ли я сказать то, что он хотел? Когда Эзра делал свой выбор, я был другим человеком – мальчиком-обезьянкой и доверенным лицом его правды. Через меня он прожил бы еще одну жизнь и сделал бы это так, чтобы все ныне живущие запомнили бы и смирились. Вот почему он выбрал меня: он сделал меня и был уверен во мне. Все же мои слова были только словами, а воспоминания тускнеют со временем. Поэтому он создал благотворительный фонд Эзры Пикенса, благодаря которому его имя сохранилось бы навечно. Но всего этого было недостаточно, и появилась взятка в пятнадцать миллионов долларов, чтобы гарантировать продолжение, его великой традиции.
