– Вы закончили? – спросила она.
– Лишь бы мы поняли друг друга.
– Тогда давайте продолжим. – Она начала систематизировать и, должен признать, вполне умело. При минимальном диалоге она установила мою идентичность, связь с покойным и род моего занятия. Она хотела чистой, четкой расшифровки стенограммы. С особой тщательностью спросила меня о ночи, когда умер отец. Она хотела учесть каждый момент, ия изложил ей ту же самую историю, что и прежде. Несчастный случай с матерью. Больница. Дом Эзры. Телефонный звонок. Его внезапный отъезд. Я приуменьшил серьезность его спора с Джин и подтвердил еще раз, что после того как оставил дом Эзры, остальную части ночи провел дома.
– Нет, – сказал я ей. – Я не видел больше отца.
– Как насчет его оружия? – спросила она.
– Что именно?
– Вы знали, где он хранил его?
– Многие люди это знали.
– Это не ответ на мой вопрос.
– Я знал, где он хранил его.
– Вы умеете стрелять из пистолета?
– Прицеливаешься и нажимаешь на курок. Это тебе не запуск ракет.
– Вы знаете, где оружие сейчас?
– Нет. Не имею понятия.
Она возвратилась к началу. Снова прошлась по каждой детали, подошла к моей истории с различных сторон, ища противоречия, крошечные элементы лжи.
– В котором часу вы легли спать? А ваша жена? О чем вы говорили? Расскажите о вашем споре. Расскажите, что случилось в больнице. Что еще говорил ваш отец, прежде чем уехал? Что он говорил насчет телефонного звонка? Давайте вернемся к этому.
И так, не прерываясь, в течение нескольких часов.
– Как вы ладили со своим отцом? Какая у вас была финансовая договоренность в отношении клиентуры? Вы были партнером или служащим? Имелся ли у вас ключ от его дома? Запирал ли он офис на ночь? А свой стол?
Я попросил воды, и Миллз налила в стакан воду из кувшина. Я отпил маленький глоток.
– Когда первый раз вы узнали о завещании?
– Я знал, что он оставлял мне дом, но больше ничего, пока не встретился с Хэмбли.
– Ваш отец никогда не обсуждал его?
– Он был скрытным человеком, особенно, когда дело касалось денег.
– Хэмбли сказал мне, что вас рассердили условия завещания. Он говорит, что вы осыпали проклятиями своего отца.
– Джин не была включена в завещание.
– И это обеспокоило вас?
– Я считаю, что это жестоко.
– Давайте поговорим о вашей матери, – сказала Миллз. Я напрягся.
– О чем именно?
– Вы любили ее?
– Можно ли в этом сомневаться?
– Ответьте на вопрос, пожалуйста.
– Конечно, я любил ее.
– А ваш отец?
– Он любил ее тоже.
– Это не то, что я имею в виду.
– Он был моим отцом.
– Это не ответ на вопрос – заметила она.
– Я полагаю, что ответ.
Она откинулась в кресле, наслаждаясь властью, которую имела надо мной.
– Вы были друзьями?
Я думал об этом и почти солгал. Не знаю, почему правда ушла, но так случилось.
– Он был моим отцом и деловым партнером. Мы не были друзьями.
– Почему?
– Он был трудным человеком. Я не думаю, что у него было много друзей.
Миллз листала страницы своего блокнота, просматривая некоторые предыдущие записи.
– Ночь, когда умерла ваша мать.
– Это был несчастный случай, – произнес я несколько громче обычного.
Миллз подняла глаза, все еще держа между пальцами листы.
– Так вы сказали. Но были заданы вопросы. Было следствие.
– Разве вы не читали отчета? – удивился я.
– Читала. В связи с этим появились некоторые вопросы.
Я пожал плечами.
– Где была Алекс Шифтен? – спросила она.
Вопрос застал меня врасплох.
– Алекс?
– Да. Во время спора. После спора. Где была она?
– Я не знаю, – искренне признался я.
Миллз сделала пометку в блокноте и затем плавно изменила линию поведения.
– Вы никогда не видели завещания своего отца. Это правда?
Она спрашивала об этом прежде.
– Я никогда не видел его завещания, – повторил я. – Никогда не знал никаких деталей. Пока не поговорил с Кларенсом Хэмбли, я понятия не имел, что состояние отца было таким огромным. – Я почувствовал движение и посмотрел на детектива Маленькая Голова. Он стоял на месте, но угол его рта, как край бритвы, приподнялся, и внезапно я почувствовал истинную опасность игры, которую затеял. Я не мог разглядеть западню Миллз, но ощущал ее. Мои следующие слова были произнесены медленно: – Я, разумеется, не знал о том, что он оставил мне пятнадцать миллионов долларов.
Я перевел взгляд на детектива Миллз и увидел первый признак торжества. Неизвестно, что у нее было в рукаве, но я собирался это выяснить. Она открыла манильскую папку и вытащила какой-то документ в прозрачном пластиковом пакете для свидетельства. Детектив зачитала для отчета номер свидетельства, вытащила документ и положила его передо мной. Я понял, что это было, прежде чем оно было брошено на стол. Быстрый взгляд подтвердил мои подозрения.
– «Последнее желание и завещание Эзры Пикенса», – гласило оно.
– Вы никогда не видели этого документа? – спросила она.
– Нет, – сказал я, ощутив пустоту в животе. – Я никогда не видел этого.
– Но согласно названию, это завещание вашего отца. Является ли данное утверждение правильным?
– Да, оно претендует на то, чтобы быть последним желанием и завещанием моего отца, да. Чтобы подтвердить это, вам необходим Кларенс Хэмбли.
– Он подтверждает, – произнесла Миллз, ставя едва заметную точку. Все было бы подтверждено. Каждое сказанное мною слово. – И вы никогда не видели этого прежде?
– Нет.
– Нет, вы не видели этого?
– Так точно.
Миллз подняла документ.
– Я перехожу к странице номер пять. Здесь есть предложение, которое отмечено желтым фломастером. Последние три слова подчеркнуты трижды красными чернилами. Я собираюсь показывать их вам и спросить, видели ли вы когда-либо это?
Она показала документ, положив его лицевой стороной вверх. Чувство сюрреалистического спокойствия, которое охватило меня, начало рушиться.
– Я никогда не видел этого прежде.
– Пожалуйста, прочтите подчеркнутую часть.
Я заметил краем глаза, что детектив Маленькая Голова отделился от стены. Он пересек комнату и встал за спиной Миллз. Плоским голосом я читал слова моего отца; был голос из могилы, и он проклинал меня.
«Моему сыну, Джексону Воркмэну Пикенсу, я оставляю в трасте сумму в пятнадцать миллионов долларов». Красными чернилами была подчеркнута долларовая сумма. Я не мог заставить себя поднять глаза. Я знал, каков будет следующий вопрос, и вот Миллз его произнесла:
– Не могли бы вы объяснить нам, как этот документ, который вы никогда не видели, оказался в вашем доме?
Я не мог им ответить. Я мог только дышать. Завещание отца было найдено в моем доме.
У них был свой мотив.
Внезапно передо мной по столу резко ударили рукой. Я подскочил на стуле, посмотрел на Миллз.
– Черт побери, Пикенс! Отвечайте на вопрос. Как этот документ оказался в вашем доме?
Миллз не останавливалась, обстреливая меня словами, как только что обстреляла стол своей открытой ладонью.
– Вы знали о завещании, – объявила она. – Вы нуждались в деньгах, и вы убили его!
– Нет, – выдавил я наконец. – Все это неправда.
– Хэмбли сказал нам, что ваш отец планировал изменить завещание. Он вычеркивал вас, Пикенс. Пятнадцать миллионов долларов должны были вылететь в трубу, и вы обалдели. Поэтому вы всадили две пули ему в голову и ждали, когда найдут тело. Так все это произошло, да? Признайтесь!
Я был ошеломлен. Отец собирался вычеркнуть меня? Хэмбли никогда не упоминал об этом. Я отбросил эту проблему, сконцентрировавшись на настоящем. Это был тяжелый удар. Я должен был подумать. Мне следовало успокоиться. Я сделал медленный, глубокий вдох, заставил себя подумать о расшифровке стенограммы этого интервью, подумать о будущем жюри. Это было приобщение к материалам дела, сказал я себе. Ничего более.
Я почти поверил в это.
– Вы закончили? – произнеся, откинувшись на спинку сиденья. Мой голос был тихим, и это подчеркивало наигранность Миллз. Она поднялась и, наклонившись над столом, пристально посмотрела на меня, потом выпрямилась. – Могу я взять это? – спросил я, указывая на завещание.
Миллз утвердительно кивнула, сделала шаг назад и села. Краска сошла с ее лица.
– Если вы собираетесь говорить со мной, – сказала она.
Я уклонился от ответа. Взял документ и начал медленно просматривать страницы. Мне нужно было кое-что. Что-нибудь.
Я нашел то, что искал, на странице для подписи.
– Это копия, – объявил я, возвращая документ на место и разглаживая его края.
– Итак? – Я видел, как сузились ее глаза от напряжения.
– Итак, у любого завещания есть несколько оригиналов. Обычно один у клиента, а другой у поверенного. Два оригинала. Возможно, три. Но копий может быть бесчисленное множество.
– Это не относится к делу. Имеет значение только то, что вы знали условия завещания.
