— Я в первый раз должен пожаловаться, что ты невнимательно исполняешь свои обязанности: в этом вине я вижу маленькую соринку, которую ты позабыл снять.

Юноша, улыбаясь, принял кубок и хотел пальцем снять легкую пушинку, приставшую к краю бокала.

— Такие вещи нельзя снимать пальцами, надо просто подуть, — сказал Софокл.

Говоря это, он пододвинул кубок юноше, который, улыбаясь, наклонился, чтобы исполнить желание поэта и сдуть пушинку. Последний держал кубок таким образом, чтобы голова юноши наклонилась как можно ближе к его, и он чувствовал на себе ароматическое дыхание, к его щеке прикоснулся мягкий локон. Приняв кубок от юноши, Софокл прикоснулся губами к тому самому месту, до которого дотронулось дыхание розовых губок.

Перикл внимательно наблюдал за происходившим.

— Друг Софокл, — сказал он, — я не знал, что ты так мелочен, что делаешь такой важный вопрос из ничтожной пушинки.

— Согласись лучше, — возразил Софокл, улыбаясь с довольным видом, что ты теперь видишь, как ошибался прежде, выставляя меня перед всеми очень плохим стратегом и тактиком. Однако, успокойся, я достиг того, к чему стремился и обещаю тебе, что удовольствуюсь этим проявлением доказательств моих способностей.

Говоря таким образом, Софокл протянул руку другу, которую тот пожал с веселой улыбкой. Легкая тень, пробежавшая между гостями, исчезла, но в наступающих сумерках звон кубков становился все сильнее на омываемой волнами террасе Иона. Пурпурный цвет неба погасал, но все еще сверкал во вновь наполненных бокалах с хиосским вином.

Странная вещь, но красивый и веселый раб Перикла сделался центром всего кружка: каждый желал, чтобы именно он наполнял его кубок, каждый хотел, чтобы на него устремлялся взгляд его сверкающих глаз, желал услышать шутливые слова из его розовых уст. Когда Хризиппа попросила дать ей кубок, проворный раб поспешил подать ей, Хризиппа покраснела перед рабом и никто не удивился этому. Ион этого не одобрял, но тем не менее находил вполне понятным. Таким образом, всеобщее внимание наконец обратилось на переодетую милезианку, и хотя она шутя служила, но, в сущности, царила над всеми.

Наконец Ион, не реже гостей наполнявший свой кубок, обратился к Периклу с просьбой: не продаст ли он ему своего раба.

— Нет, — вскричал Перикл, — я думаю дать ему свободу и хочу сделать это сегодня же, сейчас же! Сегодня он в последний раз надевает это платье, здесь, перед вашими глазами я даю ему свободу.

Все присутствующие с восторгом выслушали это решение, кубки были наполнены в честь освобождения юноши, но один из веселых гостей Иона, сам Перикл, сделался задумчив.

— Знаешь, — улыбаясь говорила Аспазия, возвращаясь с Периклом от Иона, — ты дал мне свободу с такой торжественностью, которая поразила даже тех, которым было не безызвестно, что это шутка.

— Это была не шутка, — возразил Перикл, — я хочу, чтобы ты никогда более не надевала мужского костюма, чтобы ты никогда более не унижала себя.

— Мне любопытно узнать, — возразила Аспазия, — как можешь ты запретить унижаться чужестранке, так называемой гетере из Милета?

— Ты это скоро узнаешь, — отвечал Перикл.

На следующее утро афинский полководец возвратился обратно в Самос и немедленно же отдал флоту приказание приготовиться к возвращению в Афины. Это приказание было принято с восторгом, и на другой же день с веселым пением победители оставили самосскую гавань, чтобы увидеть родину после одиннадцати месяцев отсутствия.

— Я думаю, — сказала Аспазия своему другу в минуту отплытия, — что то печальное настроение, в которое привел тебя в день отъезда из Милета рассказ Артемидора, уже подавлено в Хиосе, не дожидаясь возвращения к аттическим берегам.

— Это потому, — с веселым воодушевлением вскричал Перикл, — что моя душа полна страстного желания скорее увидеть родину.

Первый день путешествия прошел прошел при благоприятном ветре. Для влюбленных это путешествие по морю было блаженством. Они не расставались ни на минуту, любуясь вместе играми дельфинов, сопровождавших корабль.

С наступлением ночи Перикл приказал флоту стать на якорь перед Теносом. Однообразное пение гребцов смолкло, а вместе с ним и плеск весел, луна ярко освещала море. Перикл задумчиво стоял на палубе, тогда как все вокруг него погрузилось в сон, вдруг маленькая ручка проскользнула в его руку.

— О чем мечтаешь ты, так задумчиво глядя на волны? — спросила Аспазия. — Не влекут ли тебя к себе дочери Нерея?

Серебристый звук ее голоса привел в себя мечтателя. Перикл отвечал поцелуем, и при ярком лунном свете им казалось, как во сне, что все окружающее море оживилось, что из глубины его поднимались дочери Нерея на морских животных; тритоны толпились вокруг судна, играя свадебную песню на раковинах; среди них выплывала из морских волн Галатея, над которой, как парус, развевалось пурпурное покрывало.

При первых лучах восхода Перикл и Аспазия вдруг услыхали вдали звуки струн. Они звучали, как игра Орфея, которая по старому преданию, с тех пор как певец был брошен в море менадами, часто слышится мореплавателями. И Периклу и Аспазии казалось, что они слышат звуки лиры Орфея до тех пор, пока они не заметили, что игра раздается с триремы Софокла, проходившей мимо них.

Когда с наступлением утра флот снова пришел в движение, друзья поздоровались, и Софокл принял приглашение Перикла посетить его на корабле. Они говорили об Афинах, о близком свидании с друзьями, о празднествах, которые должны были начаться непосредственно после возвращения, и Аспазия еще больше увеличила нетерпение, с которым Перикл желал скорее увидать то, что сделано Фидием в его отсутствие.

Когда совершенно рассвело, при первых лучах восходящего солнца, они увидели священный Делос, «Звезду Морей», остров Аполлона, освещенный первыми лучами бога.

Не без внутреннего волнения глядел Перикл на этот перл Архипелага, он вспоминал тот день, когда, как подарок бога, с этого острова приплыло в Афины богатое сокровище. Экипаж корабля также не мог не почтить любимой богами страны: на всех судах раздалось громкое пение пэана в честь Аполлона — бога покровителя ионического племени. Веселое оживление царствовало между людьми экипажа, так как в этот день они должны были увидеть дорогую родину, и чем более приближались они, тем более увеличивался их восторг и нетерпение. Время быстро летело: Тенос и Андрос были оставлены далеко позади, вдали показались вершины Эвбеи; с левой стороны поднимались дикие вершины эгинских гор, поросших лесом, а между ними, на заднем плане, окруженные невысокими возвышенностями, поднимались из морских волн берега Аттики.

Радостные восклицания встретили вид дорогих берегов — но морская даль обманчива: солнце близилось уже к западу, а они еще не достигли Суниона со сверкающим на нем мраморным храмом Паллады. Афинский флот делал большую дугу, огибая южный мыс Аттики, оставляя слева горы Пелопонеса, за которые спускалось солнце. Все покрылось как будто золотисто-розовым покрывалом, горные вершины моря и сами корабли как будто исчезли в очарованном свете последних дневных лучей. Все было пурпур и растопленное золото, только на юго-западе собралось темноватое облачко, вдруг из него мелькнул как будто огненный луч и горы Аргоса осветились пурпурным блеском. Спокойно и величественно двигались к ним навстречу с правой стороны возвышенности: окружающий Афины, далеко выходящий вперед, Гимет, возвышающийся пирамидой Пентеликос и обрывистая скала Ликабета. Наконец, появилась окруженная далеко раскинувшимся городом дорогая эллинам вершина афинского Акрополя. Все взгляды обратились на нее, но священная вершина сильно изменилась с тех пор, как они расстались с ней. Белые мраморные стены, незнакомые отсутствовавшим, сверкали в вечернем тумане, освещенные последними лучами заката, и взгляды возвращающихся были устремлены не на сверкающее копье громадной статуи Афины, а на эти, незнакомые им стены, сверкавшие на вершине Акрополя. У всех вырвался один крик: «Парфенон! Парфенон!»

В то самое время, когда взгляды возвращающихся победителей были устремлены на вершину Акрополя, в стенах храма Эрехтея перед гордыми стенами нового Парфенона происходило таинственное и почти чудное событие. Приближался величайший праздник афинян, праздновавшийся раз в три года, праздник Панафиней. В этом празднестве древней уважаемой богине Афине Полии по старинному обычаю подносился прекрасный ковер, так называемый пеплос. Этот пеплос делался в самом Акрополе в святилище Афины Полии, связанном с храмом Эрехтея. Четыре девушки в нежном, почти детском возрасте, из знатнейших фамилий афинян избирались, чтобы помогать ткать священный пеплос и, кроме того, чтобы в течении нескольких месяцев исполнять в храме богини, покровительницы города, многие другие священные обязанности, связанные с древним, отчасти таинственным культом Эрехтея. Две из девушек выбирались для того, чтобы в ночь, незадолго до торжества Панафиней отправиться из Акрополя по таинственной подземной дороге в священный грот и отнести туда нечто неизвестное, таинственное, чего никто не должен был видеть, чего, как говорили, не знают даже сами жрецы и принести оттуда нечто, столь же таинственное и неизвестное, обратно в святилище Афины Полии. В числе этих девушек находилась дочь Гиппоникоса Гиппарета, о красоте и прелести которой Гиппоникос говорил на празднестве, данном в честь победы его хора, и которую собирался просватать за Алкивиада. Действительно, Гиппарета была воплощением чисто афинской красавицы, и несмотря на свой детский возраст, имела в себе уже что-то серьезное и задумчивое. В числе других подруг, выбранных в храм богини, Гиппарета жила на Акрополе. На девушек смотрели здесь как на принадлежащих храму, им было отведено особое помещение, где они могли забавляться игрой в мяч. Жрицы Афины Полии смотрели за ними, но так как храм этой богини соединен с храмом Эрехтея, то девушки жили также под присмотром Диопита, жреца Эрехтея, рядом с которым жрицы Афины Полии не имели никакого значения. Он часто разговаривал с девушками, но более всех ему нравилась дочь Гиппоникоса, которую он постоянно хвалил перед другими. Он нередко вел с ней продолжительные разговоры о вещах, касавшихся ее отца и дома, и гостей, бывающих в их доме. Гиппарета отвечала ему с детской непринужденностью. Когда он один раз шутя спросил ее, не предназначает ли ей отец кого-нибудь в мужья, она, совершенно серьезно, назвала воспитанника Перикла, молодого Алкивиада, говоря, что отец желает помолвить ее с ним.

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 102

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Аспазия - Автор неизвестен бесплатно.

Похожие на Аспазия - Автор неизвестен книги

Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
Рабиндранат Тагор - Крипалани Кришна - Историческая проза
Столетняя война - Бернард Корнуэлл - Историческая проза
История России в лицах. Книга вторая - Светлана Бестужева-Лада - Историческая проза
Тиран - Кристиан Камерон - Историческая проза
Проклятая амфора - Мария Владимировна Цура - Историческая проза / Исторический детектив / Периодические издания
Крепость - Георгий Гулиа - Историческая проза
Мессалина - Рафаэло Джованьоли - Историческая проза
Райские псы - Абель Поссе - Историческая проза
Портрет призрака - Грегори Норминтон - Историческая проза

Оставить комментарий