много в этой ситуации остается загадкой, что мне трудно понять, что здесь вообще происходит.
Наконец Крис вырывается и начинает мерить шагами пол в гостиной. Одна рука на бедре, он мрачно смотрит на ковер, так, как я видела его миллион раз раньше.
— Мне не понравилось, как закончился наш разговор, — говорит он, не глядя ни на Джеймса, ни на меня. — Я хотел поговорить с тобой лично, поэтому забронировал ближайший рейс из Омана.
Он забронировал ближайший доступный рейс. Мужчина, который не испытывал потребности говорить со мной больше года, который не испытывал потребности говорить со мной в течение большей части нашего брака, забронировал ближайший рейс из Западной Азии в Париж, потому что ему не понравилось, как закончился наш разговор.
Как гром среди ясного неба, телефонный звонок, который еще предстоит объяснить.
Я наблюдаю за тем, как он продолжает шагать, и мое ощущение нереальности происходящего резко поворачивает вправо, к страху.
Я знаю, что Джеймс сейчас смотрит на меня, потому что я это чувствую. Я чувствую его горячий взгляд на своей коже, как прикосновение.
К черту все это. К черту весь этот странный сценарий. Я вызываю этих придурков.
Я требую: — Откуда вы двое знаете друг друга? — и мгновенно чувствую, как взгляд Джеймса заостряется.
Крис резко останавливается. Глотая, он смотрит на Джеймса, потом обратно на меня. — Мы не знакомы.
Я смотрю на Джеймса. Его выражение лица такое же непонятное, как у кота. Его голос спокойный. — Мы никогда не встречались.
Моя интуиция подсказывает мне, что они оба лгут.
Или это мое воображение лепит драконов из проплывающих мимо меня облаков?
Так или иначе, во рту пересохло, ладони вспотели, и я отступаю на шаг в нарастающей тревоге, осознавая, что оставила дверь открытой, и борясь с желанием развернуться и выбежать сквозь нее. Куда, я не знаю, но иррациональное желание убежать побеждает.
Джеймс очень тихо произносит мое имя. Когда я смотрю на него, он просто отрицательно качает головой.
Он снова читает мои мысли. Он знает, что я хотела сбежать.
От этого мне не становится легче.
Я выдыхаю в огромном порыве. Тогда мое терпение — которое никогда не было святым — лопается. Я кричу во все горло: — Что, блядь, происходит?
Крис твердо говорит: — Господи, Ливи, успокойся.
Услышав, как Крис называет меня по прозвищу, Джеймс стреляет в него ядовитым взглядом. Затем его глаза снова фокусируются на моих, и они горят. Он говорит: — Я постучал в твою дверь. Он открыл. Когда я позвал тебя, он сказал, что ты его жена, и потребовал узнать, откуда я тебя знаю. Очевидно, мой ответ его не удовлетворил.
— И каков был твой ответ?
Снова едва заметная улыбка. — Иди на хуй.
Я смотрю на Криса, который смотрит на Джеймса в яростном молчании. Это не имеет никакого смысла. Крис никогда раньше не был ревнивым. — Как ты попал в мою квартиру? — Я точно знаю, что моя дверь была заперта, потому что я не забыла проверить ее, когда уходила.
Крис говорит: — Я сказал менеджеру дома, что я твой муж и что я здесь, чтобы сделать тебе сюрприз на день рождения. Он меня впустил.
Я делаю себе заметку, что позже накричу на Эдмонда.
Джеймс спрашивает: — У тебя день рождения?
Я бросаю на Криса тяжелый взгляд. — Нет. Но мой бывший муж считает, что все, что угодно, является справедливым средством для достижения любой цели, которую он преследует.
Он смотрит на меня дикими глазами. Дрожащим голосом он говорит: — Единственная цель, которую я преследую со дня нашего знакомства, — это уберечь тебя от опасности, Оливия. Ты никогда не узнаешь, на какие жертвы я пошел ради твоей безопасности.
Прежде чем я успеваю осознать, насколько я ошеломлена этими словами, Джеймс мягко укоряет: — Может, тебе стоит рассказать ей. Посмотрим, что она думает о твоем выборе.
Крис поворачивается к нему и ревет: — Пошел ты, лицемерный ублюдок! Еще одно слово, и я вырву твое долбаное сердце голыми руками!
Джеймс отвечает спокойно: — Заткнись, пока не пострадал. Вы, парни из загородных клубов, всегда очень кровожадные.
Олд фэшн. Это, видимо, олд фэшн, который я выпила за ужином, пудрит мне мозги. Я не могу слышать то, что слышу, и интуитивно понимать то, что интуитивно понимаю, если это вообще можно назвать реальным словом.
Вот факты: Джеймс — художник. Он чувствителен. А еще он умирает от бокового амиотрофического склероза. Каким-то образом также удивительно сильный, несмотря на это, но все же умирает. Это игра, которую он разыгрывает перед Крисом, мачо, в стиле Хемингуэя, я — страшный тореадор. Такое позерство, которое мужчины — и обезьяны — делают перед своими конкурентами.
Да?
Да.
С этим решено, я переключаю внимание на Криса, огромным усилием воли обуздывая свой темперамент. — Пообедаем завтра. Тогда и поговорим. А сейчас, пожалуйста, уходи.
Когда он колеблется, его взгляд бегает туда-сюда между мной и Джеймсом, я говорю: — Кристофер.
Он смотрит на меня.
— Это не было просьбой.
К его чести, Джеймс не ухмыляется. Он просто молча стоит,
наблюдая. Он по-прежнему спокоен и контролирует ситуацию, но внимательно наблюдает за Крисом, и я знаю, что он готов расправиться с ним, если тот хотя бы нахмурится в мою сторону.
Я также знаю, что он может это сделать.
Хотя Крис спортивный и в отличной форме, его телосложение худощавое. Он на несколько сантиметров ниже и как минимум на сорок фунтов легче Джеймса. Для Джеймса он — Михаил Барышников для Мухаммеда Али. Здесь не было бы никакого соревнования... особенно с вишенкой на торте Джеймса — страшным образом серийного убийцы.
Сейчас он заставил бы серийного убийцу упасть в обморок от страха.
К черту деликатную тему, у нас будет хороший, долгий разговор, как только мой бывший муж уйдет отсюда.
Крис разочарованно вздыхает и проводит обеими руками по волосам. — Ладно. Я приеду в полдень и заберу тебя...
— Встретимся в кафе Blanc, — перебиваю я, потому что не знаю, что это такое, но это точно не свидание. — Погугли. Не заказывай столик в секции Жан-Люка.
— Ливви...
— Хоть раз в жизни, Кристофер, пожалуйста, послушай меня.
Я говорю это сквозь стиснутые зубы, пока в моей голове прокручивается карусель образов всех тех случаев, когда он отталкивал меня, чтобы делать то, что ему, черт возьми, заблагорассудится. Сколько
