Усталая и подавленная толпа обратила свой взор на оратора, ища среди окружающей серости и разрухи проблеск надежды. Казалось, сам воздух вокруг них задрожал от слов племянника Гуды и теперь наполнил их грудь чувством цели.
Сам молодой человек осмотрел собирающихся вокруг ремесленников и случайных прохожих и сжал левую руку в кулак, ударив ей по ближайшей стене — так сильно, что разбил пальцы в кровь.
— Вчера в священных стенах медового зала Сигурд нарушил все неписаные законы гостеприимства наших предков! Своими руками он избавился от наследника нашего трона, от нашего будущего, вероломно убив невинного сына Гуды и Вигге!
Эгерсуннцы, пусть и прониклись сказанным, всё ещё испуганно смотрели по сторонам, нет ли где-то поблизости патрулирующих улицы захватчиков.
— Мы лишились свободы, наши дома и близкие подверглись их тирании! Наши жизни оказались в беспорядке, наши мечты разбиты. Но я отказываюсь признать поражение... Отказываюсь сдаваться... Я отказываюсь отдавать наш когда-то процветавший город, где я родился и вырос, в руки этого безжалостного узурпатора! Он думал, что отнял у нас всё — но пока в нас теплится жизнь, пока бьются в груди наши сердца, мы можем и должны сопротивляться!
Его слова эхом отозвались в сердцах всех собравшихся, зажигая в каждом пламя борьбы. Тьма отчаяния словно начала рассеиваться, сменяясь светом решимости, что мерцал где-то на горизонте, как утренняя звезда (1), что предваряла собой восход солнца.
— Прошу вас, оглянитесь вокруг! Посмотрите на лица наших детей, стариков и женщин! Разве счастливы они? Разве смеются? Разрушение и смерть не только в стенах города, они отпечатались и на их прекрасных челах. Готовы ли мы допустить, чтобы они до конца своей жизни проходили с такими выражениями лица? Готовы забыть о подвиге павших товарищей, которые костьми легли, чтобы защитить город от вероломных Сигурда и Инга?
Толпа закачалась и заропотала подобно ожившему морю. Люди мотали головами, вскидывали вверх руки, с их губ срывалось громкое "НЕТ!", а стальная решимость была закалена пылающей яростью и горьким пламенем потерь.
— Сегодня мы стоим на перекрестке судьбы, и только в наших силах решить, в какое будущее мы шагнём. Неужели мы не хотим бороться за свою свободу и вернуть контроль над городом?! — Ульв сделал глубокий вдох и едва сдержался, чтобы не заплакать: с каждым произнесённым словом эмоции накрывали мужчину всё больше. — Давайте вспомним о мужестве наших предков, которые пожертвовали всем, чтобы построить это процветающее поселение посреди суровых северных скал и гор. Они не отступили перед лицом трудностей, не отступим и мы!
Из толпы вырвались аплодисменты и громкие выкрики, выражающие одобрение, а людей вокруг Ульва только прибавлялось. Слова племянника Гуды словно озвучили их собственные мысли о защите того, что дорого всем и каждому в этом городе.
— Как и подобает трусу и тирану, Сигурд отнял у нас оружие, но разве остановит это нас? Ну же! Давайте соберём все наши силы, вооружимся всем, что найдем — вилами, молотами, кухонными ножами, да хоть голыми руками! — и выступим против тех, кто принёс смерть в Эгерсунн. От наших действий зависят судьбы наших домов, наших семей и нашего будущего. Мы ударим с силой тысячи зимних бурь, с яростью тех, кто отказывается быть покоренным!
Толпа разразилась громовым рёвом согласия, а стоящие среди горожан Варди и Йохан улыбнулись друг другу. Чёрт подери, этот сукин сын умел зажигать сердца людей!
— Помните, друзья мои... мы одиноки в нашей борьбе, и надеяться на помощь извне глупо. Нашего короля более заботят распри между сыновьями, нежели положение подданных и устроенный в нашей области беспредел. За Гуду! За Альрика! За наших мёртвых, павших в бою! И за живых — которые отомстят за них и свергнут гнёт этого тирана!
Вдохновенная речь настолько вселила уверенность в горожан, что они принялись выкрикивать лозунги Ульва и схватились за всё, что можно было использовать в качестве оружия. Заряженные опасным коктейлем из гнева, решимости и желания вернуть себе отнятое, жители Эгерсунна подобно наводнению хлынули на улицы столицы, и поток этот двинулся в одном направлении — к длинному дому.
Патрульные из хирда Сигурда, встреченные ими на пути,нашли свою смерть от лопат, ножей, молотов, серпов и мётел бунтовщиков. Для кого-то гибель стала быстрой, но большинство воинов подверглось ужасным мучениям: словно желая выместить всю свою злость, копившуюся с момента осады города, горожане выплеснули её на хордаланнцев, заживо топча их, забивая всем, что попадёт под руку и волоча едва дышащих противников по улице за собой — одним словом, мало чем отличаясь от тех, кто совсем недавно устроил похожие зверства им самим.
— Ярл Сигурд! — выкрикнул срывающимся голосом Ульв, в первых рядах горожан приближаясь к резиденции вместе с Варди и Йоханом. — Ярл Сигурд, мы пришли за твоей жизнью!
Вокруг длинного дома уже выстроилось несколько рядов из до зубов вооружённых викингов Хордаланна, что сомкнули кольца вокруг твердыни и соорудили стену из шитов и острых копий. Если волна из взбешённных эгерсуннцев и повергнет их, то ценой десятков или сотен жизней.
В воздухе повисло напряжение — такое ощутимое, что, казалось, задень сейчас пространство, отделяющее армию Сигурда от взбунтовавшихся жителей столицы, рукой — и оно ответит звуком подобно натянутой струне или тетиве лука.
— По воле богов мы вернём себе наши дома и наш город! — продолжил Ульв и поднял вверх острую мотыгу. — По воле богов избавимся от захватчиков и убийц. Вперёд! В бой!
* * * * *
Снаружи доносились вопли раненых, лязг металла и удары о тяжёлые дубовые двери длинного дома, куда рвались подстёгиваемые жаждой мести горожане. Темноволосая лекарша, однако, не обращала на хаос вокруг никакого внимания: отодвинув в сторону курительницу, из которой поднимались вверх испарения целебных трав, девушка открыла рот покрытому потом и сыпью Сигурду и вложила туда смоченную в каком-то снадобье белоснежную тряпочку, свёрнутую в подобие тампона.
— Что это? — склонился над ней нервничающий Бьорн, который вздрагивал от каждого крика снаружи. — Лекарство? Должно исцелить нашего ярла?
— Нет... но укажет на источник его состояния, — сверкнула раздражённым взглядом на него и ещё полсотни вооружённых воинов, собравшихся вокруг ложа правителя, знахарка. — Не стой у меня над душой, лучше готовь своих солдат на случай, если сюда прорвутся горожане. И позволь спокойно заняться свой работой, пока ты делаешь свою!
Нетерпеливый великан кивнул и замолчал, сама же целительница извлекла изо рта темноволосого мужчины тампон и прищурилась, глядя на окрасившуюся в тёмно-зелёный, почти чёрный цвет, ткань в том месте, где она контактировала со слизистыми больного.
— Это не болезнь, вашего... — сделала паузу женщина и поправила себя вслух. — Нашего ярла отравили. Яд оставался у него во рту, и мой отвар безошибочно на него указал.
— Мия! — зарычал утробным голосом Бьорн и сжал могучие руки в кулаки. — Теперь, когда ты знаешь, в чём дело... Сможешь спасти нашего господина?!
— Если мне помогут боги — только каждый третий пострадавший от яда спасается благодаря зелью по рецепту моей бабки. Живо принесите мне плоды шиповника, душицу, зверобой и торф! — накричала она на одного из слуг и усмехнулась. — И, конечно, если сюда не ворвутся восставшие и не разорвут нас на части...
* * * * *
Когда солнце начало спускаться к горизонту, разливая по небу тёплые брызги багрового и золотого, на палубу небольшого кнорра (2) взошла девушка. Корабль плавно покачивался на волнах фьорда, отплывая от столицы Ругаланна, когда-то процветавшей и мирной, а сейчас — охваченной хаосом.
С тяжёлым сердцем девушка смотрела на город, который на какое-то время стал для неё новым домом. Узкие оживлённые улочки, деревянные дома, шумные рынок и гавань — всё это сейчас проплывало перед её влажными от слёз глазами.
Мия вспомнила полные гордости и тепла глаза приёмной матери, когда вместе с Ингеборгой она достала впервые приготовленный девушкой рыбный пирог из печи — и довольное выражение лица Йохана, попробовавшего угощение.
