– Соседка, конечно, молоденькая и хорошенькая, – ревниво заметила Дарья.
– Само собой. Всего-то лет семьдесят. Юная пенсионерка.
– Это хорошо.
– Хорошего как раз мало. Когда я позвонил узнать про здоровье Жерара, она трубку не взяла. Ушла, небось, по неотложным пенсионерским делам.
– Получается, мы мчимся спасать умирающего йоркшира?
– Надеюсь, всё-таки не умирающего.
– Ах, как это романтично! – воскликнула Дарья. – У меня аж дух захватило. Я вся дрожу! Обними же свою кошечку, мой герой!
Увы, обнять свою кошечку герою не посчастливилось. Мы приехали.
– Ждите здесь! Мотор не глушите. Вдруг придётся ехать в больницу.
Я пулей выскочил из машины.
* * *
Живой и здоровый Жерар сидел на коврике возле двери в квартиру и блаженно щу-рился. Попасть внутрь самостоятельно он не мог. Зато выйти – в любой момент. Я нароч-но для него оборудовал полочку, с которой бес мог легко дотянуться до замка. Захлопы-валась дверь автоматически, пружиной. Вот он и вышел прогуляться, шельмец.
– Ты что же это, сволочь? – набросился я на него, отпирая дверь. – Я надрываюсь, звоню. От беспокойства чуть инфаркт не схватил. А он тут! Скалится ещё! Зачем выходил?
Орал я впустую. Блаженство с морды беса никуда не исчезло. Он с достоинством вошёл в квартиру и лишь там ответил:
– Брось нервничать, чувачок. Ну подумаешь, вышел на минутку размять косточки. Какие проблемы вообще?
Я взял его за шкирку и прорычал:
– Проблемы начнутся у тебя, если не скажешь, зачем выходил. Я велел ждать у те-лефона. Неотлучно. Ты забил на это болт. Приложи старание, чтоб объяснить причину. И, блин, постарайся быть убедительным, бес. От этого зависит целость кое-чьей шкуры.
Он закатил глаза и с притворным надрывом вздохнул.
– Хорошо-хорошо. Только опусти меня, пожалуйста. Я ведь уже миллион раз преду-преждал, что на весу меня тошнит.
– Потерпишь.
Держа его в вытянутой руке, мордой от себя (что было совсем непросто, учитывая набранную им мышечную массу), я прошёл на кухню и выглянул в окно. Дарья, присло-нившись попой к капоту и запрокинув голову, лакала вино из той же фиолетово-чёрной бутылки с широким горлышком. Дылда Катерина курила, выставив в открытую дверцу бесконечные ноги. Выхлопная труба «Сааба» попыхивала еле видимым в сумерках дым-ком. Я опустил Жерара на табурет. Уставшее от стероидной тяжести плечо гудело.
– Вот молодец, – похвалил бес. – Знаешь, что именно требуется голодному путеше-ственнику. Конечно же, кухня!
– Зубы мне не заговаривай. Ближе к делу, путешественник.
– О’кей, о’кей! А ты сооруди покамест парочку бутербродов. Дядюшка Жерар про-голодал…
Он успел отпрыгнуть прежде, чем я саданул по табурету ногой.
– Взгляните на эту химически чистую ярость! – ехидно пролаял паршивец из-под стола. – Опять кофе напился? Невоздержанность в приёме стимуляторов ЦНС не дове-дёт тебя до добра, чувачок!
– Сейчас перекрещу, – предупредил я.
– Не надо. – Жерар мигом сделался серьёзным. Бес он хоть и суррогатный, но крест-ное знамение действует на него самым беспощадным образом. – Я ведь почему время-то тяну. Неудобно сознаваться… Короче говоря, сегодня хозяин выпустил мою француженку погулять. Одну. Совершенно без присмотра.
– Француженку? – Я нахмурился, соображая. – Жюли что ли?
– Её.
– Ну, и ты…
– Ага.
– Ясненько… – протянул я. – Что ж, причина сочтена удовлетворительной. И как ус-пехи? Была ли мадемуазель к тебе благосклонна?
Жерар загадочно улыбнулся.
– Джентльмены о таком не рассказывают.
– Да ладно. Нашёлся джентльмен. Блох сперва выведи.
– Оскорблениями ты ничего не добьёшься, чувачок.
– Не больно-то и хотелось слушать об этом бесстыдстве.
– А между тем, мне есть что рассказать.
Ему явно не терпелось похвастать своими подвигами. Следовало понимать, что всё у него с бульдожихой срослось. В лучшем смысле этого многостороннего выражения.
– Собачья лав-стори? Попробуй продать журналу «Друг». – Теперь наступила моя очередь мотать из него жилы, но времени на это, к сожалению, не было. Того и гляди, у щучки лопнет терпение и она притащится сюда. – Побольше пикантных эпизодов, и успех обеспечен. Но это после. Мы сейчас едем к Дарье Вольф.
– На ночь глядя? К этой маньячке? – Жерар картинно вскинул лапку ко лбу. – И он ещё смеет обвинять меня в непристойности! Слушай, Паша, нас там хотя бы покормят? Не забывай, у меня режим!
* * *
Бес с каннибальским урчанием жрал фаршированную оливками телятину, а мы с Дарьей попивали винцо и беседовали. Катерина уехала домой на такси, прислуга была распущена, и наша лав-стори двигалась к закономерному в такой ситуации пикантному эпизоду. Спасти меня от него могло только чудо. А поскольку чудес не бывает, я решил взять судьбу за жабры самостоятельно. То есть привести щучку в недееспособное состоя-ние с помощью спиртного. Поэтому пил красное полусухое в гомеопатических дозах, а ей щедро подливал мадеру.
Но первым делом надлежало выведать сведения, интересующие Умнега.
– Даша, – сказал я проникновенным, чуточку печальным голосом и взглянул ей в глаза. – Признайся, у тебя есть кроме меня кто-то ещё?
– Ах, как классно, – пробормотала она. – Шалунишка Поль ревнует свою кошечку! Иди, я тебя за это поцелую, мой Отелло.
– Сначала хотелось бы услышать ответ, – сказал я, отстраняясь, и скрестил руки на груди.
– У-у, гадкий мальчишка… зачем ты меня мучаешь! Конечно же, никого кроме бес-сердечного владельца больной собачки у меня нет.
Больная собачка ловко вскарабкалась по моим коленям, запрыгнула на стол, нагло обнюхала все блюда, схватила зубами кусок благородно заплесневелого сыра и соскочила обратно на пол.
– У меня другие сведения, – напирал я.
– Интересно, откуда? Девчонки, небось, наябедничали? Я давно-о заметила, что ты с ними на короткой ноге… Но они ошиблись. Мальчонка, который ко мне порой захаживает – отпрыск Хайдарова от первой жены. Между прочим, редкостный урод. Терпеть его не могу.
– А самого Хайдарова?
Роль следовало отыграть до конца, и я продолжал изображать капризного ревнивца.
– А самого Хайдарова люблю! – Она вылила остатки мадеры в стакан и большими глотками выпила. Это была уже вторая бутылка, которую Дарья прикончила в одиночку. Скоро её можно будет укладывать баиньки.
– Вот как, – сухо сказал я.
– Имею право. Он мой муж! – щучка пьяно махнула рукой. И добавила с нежностью: – К тому же он совершенно безобиден в постельном плане. Даже обидно… Слушай, Поль, это что – каламбур?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
