— Почему?
— Каждый телефонный звонок оставляет след.
— Ладно, Дарби, не считайте меня новичком.
— Вы вынюхивали сведения обо мне?
— Всего лишь кое-какие детали биографии. Больше ничего.
— И на этом все, хорошо? Если вам что-то надо знать обо мне, спрашивайте. Если я скажу нет, значит, нет, и оставим это в покое.
Грантэм пожал плечами и согласился.
— Забудем о волосах. Перейдем к менее чувствительным вопросам.
— Так кто же выбрал Розенберга и Джейнсена, Маттис ведь не юрист?
— С Розенбергом все понятно. Джейнсен мало писал по вопросам защиты окружающей среды, но он упорно выступал против всякого технического прогресса. Если у них было что-то общее, так это защита экологии.
— И вы думаете, Маттис дошел до этого самостоятельно?
— Конечно же, нет. Злонамеренный ум какого-то юриста снабдил его их именами. На него же работает сотня адвокатов.
— И ни одного в Вашингтоне?
Дарби вскинула подбородок и нахмурилась, глядя на него.
— Я не говорила этого.
— Я помню, вы сказали, что адвокатские фирмы были в основном из Нового Орлеана, Хьюстона и других городов. Вы не упоминали Вашингтон.
Дарби отрицательно качнула головой:
— Вы ошибаетесь. Я могу назвать по меньшей мере две вашингтонские фирмы, на которые я натолкнулась в ходе исследования. Одна из них — «Уайт энд Блазевич» — очень старая, мощная и богатая республиканская фирма с четырьмя сотнями сотрудников.
Грэй переместился на край дивана.
— А в чем дело? — спросила она, видя, как он неожиданно заволновался и стал ходить по комнате.
— Это возможно. Это может быть, Дарби.
— Я слушаю.
— Вы слушаете?
— Уверяю вас, я слушаю.
Он стоял у окна.
— О’кей. На прошлой неделе мне трижды звонил адвокат из Вашингтона по имени Гарсиа, но это его не настоящее имя. Он сказал, что знает и видел кое-что о Розенберге и Джейнсене. Ему очень хотелось рассказать мне об этом, но в конце концов его обуял страх и он исчез.
— В Вашингтоне миллион юристов.
— Два миллиона. Но мне известно, что он работает в частной фирме, которой дорожит, в некотором смысле. Он был на самом деле напуган и считал, что за ним следят. Я спрашивал, кто следит, и он, конечно же, не ответил.
— Что с ним случилось?
— В прошлую субботу у нас должна была состояться встреча, но накануне он позвонил и отказался прийти. Сказал, что у него семья и хорошая работа и зачем подвергаться риску. Хотя он не признался, я думаю, что у него есть какая-то копия, которую он собирался мне показать.
— Он мог бы быть вашим подтверждающим источником.
— Что, если он работает на «Уайт энд Блазевич»? Мы бы быстро сузили круг до четырехсот юристов.
— Стог сена стал бы гораздо меньше.
Грантэм бросился к своему портфелю, порылся в бумагах и достал черно-белую фотографию размером пять на семь.
— Это господин Гарсиа, — сказал он, передав снимок в руки Дарби.
Дарби внимательно разглядывала фото. Человек был снят на оживленном тротуаре. Лицо вышло четким.
— Убеждена, что он при этом не позировал.
— Отнюдь. — Грантэм ходил по комнате.
— Тогда как же вам удалось его снять?
— Я не могу раскрывать свои источники.
Она положила фотографию на кофейный столик и потерла глаза.
— Вы пугаете меня, Грантэм. В этом есть что-то грязное. Скажите мне, что это не жульничество.
— О’кей, в этом есть немного жульничества. Парень пользовался одним и тем же телефоном-автоматом, и в этом была его ошибка.
— Да, я знаю. Это ошибка.
— А мне надо было знать, как он выглядит.
— Вы спрашивали разрешение, прежде чем сфотографировать его?
— Нет.
— Тогда это стопроцентное жульничество.
— О’кей. Это жульничество. Но я пошел на него, и вот результат, который может вывести нас на Маттиса.
— Вывести нас?
— Да, вывести. Мне казалось, что вы хотите накрыть Маттиса.
— Разве я говорила об этом? Я хочу, чтобы он рассчитался, но предпочла бы оставить его в покое. Он сделал из меня верующую. Я видела достаточно крови и больше не хочу. Теперь дело за вами.
Он не слушал ее, расхаживая у окна в глубокой задумчивости.
— Вы назвали две фирмы. А остальные?
— «Брим, Стернз» и кто-то еще. У меня не было возможности проверить ее. Это несколько странно, но ни одна из этих фирм не значится в качестве консультанта ни у одного из ответчиков, но обе они, и особенно «Уайт энд Блазевич», постоянно всплывали в материалах процесса, когда я их просматривала.
— Это крупная фирма?
— Завтра я могу выяснить.
— Такая же, как «Уайт энд Блазевич»?
— Сомневаюсь.
— Ну а если предположить? Насколько это крупная фирма?
— Сотни две адвокатов.
— Хорошо. Теперь мы имеем шестьсот адвокатов в двух фирмах. Вы юрист, Дарби. Скажите, как мы можем найти Гарсиа?
— Я не юрист и не частный сыщик. Это вы ведете расследование для газеты. — Ей не понравилось слово «мы» в этом контексте.
— Да, но мне никогда не приходилось бывать в юридических конторах, за исключением развода.
— В таком случае вам повезло.
— Как мы можем его найти?
Она опять зевнула. Они беседовали уже целых три часа, и ее это утомило. Разговор можно продолжить утром.
— Я не знаю, как его отыскать, и, честно говоря, сейчас мне не хочется задумываться над этим. Я посплю, и мы поговорим об этом завтра утром.
Грантэм неожиданно успокоился. Она встала и подошла к бару, чтобы налить стакан воды.
— Я заберу свои вещи, — сказал он, собирая магнитофонные записи.
— Вы не сделаете мне одолжение? — спросила она.
— Возможно.
Она замолчала и посмотрела на диван.
— Не могли бы вы поспать эту ночь на диване? Я уже давно не сплю как следует и нуждаюсь в отдыхе. Было бы прекрасно, если бы я знала, что вы находитесь здесь.
Он с усилием проглотил слюну и посмотрел на диван. Теперь они оба смотрели на диван, который был не более полутора метров в длину и вовсе не казался подходящим местом для этой цели.
— Конечно, — сказал он, улыбаясь ей. — Я понимаю.
— Я боюсь привидений, поверите ли?
— Я понимаю.
— Это здорово — иметь поблизости такого, как вы, — произнесла она с притворной застенчивостью, и Грэй растаял.
— Я не возражаю, — сказал он. — Никаких проблем.
— Спасибо.
— Заприте дверь, ложитесь и спите на здоровье. Я буду здесь, и все будет хорошо.
— Спасибо. — Она кивнула и вновь улыбнулась, затем закрыла за собой дверь в спальню. Он не слышал, чтобы ключ повернулся в замке.
Сидя в темноте на диване, он смотрел на дверь спальни. Где-то после полуночи он задремал и вскоре уснул, подтянув колени почти до подбородка.
Глава 31
Ее боссом был главный редактор Джексон Фельдман, и в своей вотчине она не хотела признавать никого, кроме мистера Фельдмана. Особенно такую мелкоту, как Грэй Грантэм, который стоял перед дверью главного редактора и сторожил ее, как доберман. Она бросала на него суровые взгляды, каждый раз натыкаясь на его насмешливую ухмылку. Это длилось уже десять минут с тех пор, как они собрались в кабинете главного и заперли за собой дверь. Она не знала, почему Грантэм ждет за дверью. Но хозяйкой здесь была она.
Зазвонил телефон, и Грантэм крикнул ей:
— Никаких звонков.
Ее лицо моментально сделалось красным, а рот открылся. Она взяла трубку, послушала и сказала:
— Мне жаль, но у господина Фельдмана совещание. — Она гневно уставилась на Грантэма, который кивал головой, как бы одобряя ее. — Да, я скажу, чтобы он вам перезвонил, как только освободится. — Она положила трубку.
— Спасибо! — бросил Грантэм, и это сбило ее с толку. Она собиралась сказать что-нибудь противное, но «спасибо» смешало ее мысли. Он улыбнулся ей, и это еще сильнее взбесило ее. Было пять тридцать, и в это время она обычно уходила с работы, но сегодня Фельдман попросил ее задержаться. Грантэм все еще продолжал посылать в ее сторону кривые ухмылки, находясь у двери, в трех шагах от ее стола. Ей никогда не нравился этот Грантэм. Да и во всей редакции «Пост» нашлось бы не так уж много тех, кто бы был ей симпатичен.
Вошел помощник редактора отдела новостей и направился к двери главного, но на его пути оказался «доберман».
— Извините, но сейчас нельзя, — сказал Грантэм.
— А почему нет?
— У него совещание. Оставьте это у нее. — Он показал на секретаршу, которая терпеть не могла, когда на нее показывают и говорят «она» про нее, которая сидит здесь уже двадцать один год.
Помощник оказался не из пугливых.
— Прекрасно. Но мистер Фельдман приказал мне принести эти бумаги ему ровно в пять тридцать. Сейчас ровно пять тридцать. Я здесь, и бумаги при мне.
— Послушай. Мы очень за тебя рады, но ты не сможешь войти, понимаешь? Ты просто оставь эти бумаги у этой прекрасной леди, и солнце взойдет завтра, как и прежде. — Грантэм загородил собой дверь и, казалось, был готов вступить за нее в сражение, если парень будет настаивать.
