– Это, конечно, только начальная стадия, но общие представления о масштабах уже можно будет получить. Международный торговый центр…
Окинув проницательным взглядом вежливо слушающих, но явно ничего не понимающих итальянцев, главный инженер обернулся и окликнул стройную красивую девушку, которая робко примеривалась, как же ей переступить в таких красивых светлых замшевых сапожках по шатким мосткам через снежную кашу:
– Женечка! Ну, где вы там потерялись? Нужна ваша помощь.
Жестами указывая потомкам Ромула и Рема дорогу к котловану, он отвернулся от нерешительно топчущейся Жени, нисколько не сомневаясь, что она тотчас выполнит его распоряжение. Но девушка никак не могла выбрать оптимальную траекторию движения через лужу…
Только Сергей понял, что Жене до слез не хочется пачкать изящную и, видимо, дорогую обувь. Он выбрался из начальственной толпы, вернулся к озябшей Жене и сказал девушке вполголоса:
– А ну-ка… Позволите?
Она не успела ни сообразить, ни ответить, как он легко подхватил девушку на руки и перенес ее через непроходимую снежную кашу. Пока нес, инвесторы, которым явно не удавалось найти общего языка ни с громогласным инженером, ни с басовитым, но тоже по-русски, прорабом, с удовольствием отвлеклись на непривычное зрелище. «Уно моменто» – и импульсивные итальянцы разразились аплодисментами: красивый жест, не менее красивые ноги у синьориты переводчицы «Чени»…
Женя, с заметным удовольствием расположившаяся на руках у Стрельцова, покрылась румянцем, отнюдь не от мороза:
– Ну что вы, Сергей Анатольевич, неудобно…
Стрельцов ответил, слегка подбросив ее вверх, как подбрасывают ношу, чтобы она уплотнилась:
– Ну, держись крепче, если неудобно…
И всего-то десять шагов сделал Сергей со своим симпатичным грузом. А уже прораб Петрович осерчал. В сторону сказал, ничего не понимающему итальянцу, но смолчать было труднее:
– Ты смотри, какая шустрая пигалица, ядрена кочерыжка. Оглянуться не успеешь, как она уже у него на шее окажется.
* * *
Именно в это мгновение Вера звонила своему мужу, но он не поднял трубку, которая осталась в бытовке. А телепатией Сергей Анатольевич не владел.
* * *
Рита стояла у окна в коридоре, смотрела на улицу, по которой шли только озабоченные люди. Она подумала: «Если бы у меня все было хорошо, сейчас по улицам ходили бы только улыбающиеся граждане…» Лиза подошла сзади незаметно и бесшумно. Рита окинула ее нарочито безразличным взглядом. Лиза заметила, конечно, что образовавшаяся было между ними теплота куда-то испарилась, но все равно заговорила с ней:
– Ты не обращай на них внимания, у нас у каждой своя судьба, своя правда. Двух одинаковых судеб не бывает…
Но Рите уже надоели эти благоглупости: «своя судьба… двух одинаковых…». Она перебила готовую и дальше проповедовать банальности Лизу:
– Что ты меня успокаиваешь, ты сама-то счастлива?
Лиза застенчиво улыбнулась:
– Знаешь, мне просто стыдно признаться, как я счастлива. Мы ведь с мужем семь лет без детей. Когда поженились, я сразу забеременела. Обрадовалась. А Максим был просто в панике, когда узнал, что я беременна…
На этих ее словах Рита медленно повернула голову, посмотрела на говорящую Лизу и нахмурилась: дежа вю… Она отвела глаза, чтобы ничем себя не выдать, а жена Максима продолжала. Говорила без своего обычного сусального благоразумия, без звучащей в каждом слове готовности согласиться с чьим-то мнением, лишь бы был вокруг мир и всеобщее благоденствие:
– Мне показалось, все его планы на жизнь рухнули в один миг, когда он узнал о ребенке! Думала – обрадуется, а его просто трясло. И эти вопли… «Диплом! Работа! Деньги! Квартира! Коляска! Пеленки! Отпуск!..» Я подумала: да ты же сам как ребенок! Нам ведь и было тогда: мне 21, ему 24… Ну вот. А потом… Я решила: больше не хочу видеть, как мой любимый истерит из-за ребенка…
Рита снова украдкой посмотрела на Лизу. Но Лиза уже снова улыбалась:
– Я все эти годы жила для него, мне так нравилось баловать его, заботиться о нем, любить его. Он приезжает усталый, замотанный с работы, даже поужинать нет сил, я его покрывалом в кресле укрою, принесу поднос к телевизору, смотрю на него и думаю, за что мне такое счастье? Он и в самом деле, как ребенок: смешной такой… Говорят, талантливый дизайнер. А я точно знаю: он просто не вырос, он на работе играет в свои конструкторы, кубики, трансформеры… Повезло. А зачем мне заставлять его становиться взрослым? Я люблю его таким, какой он есть.
Лиза глянула на потупившуюся Риту:
– Рита! Ты меня слушаешь?
Рита усмехнулась:
– Конечно, слушаю. Еще как. Я вся – внимание. А что теперь… Он решился, наконец… стать отцом?
Лиза кивнула и радостно объяснила Рите:
– Да! Вдруг что-то случилось, и он просто загорелся: «Знаешь, нам нужно укрепить нашу семью! Нам нужен маленький! Давай попробуем еще раз! Я уверен: получится! Я хочу стать отцом семейства! Я созрел!..»
Теперь с горьким пониманием покачала головой Рита:
– Да-да, созрел… Скажи, а когда именно это… что-то… случилось?
Лиза удивленно посмотрела на Риту:
– В каком смысле? Ну, наверное, год назад… Мы всерьез стали это обсуждать. Ну, и работать над этим вопросом… А почему ты спрашиваешь?
– Так… – Рита махнула рукой. – Просто думаю, как это бывает с другими. Твой долго не хотел ребенка. Мой… тянет с женитьбой.
Лиза, успокоительно положив руку на Ритино плечо, глазами показав на живот, сказала:
– Ну, сейчас-то все… должно как-то наладиться?…
Рита посмотрела на нее, как на привидение:
– Сейчас? Ничего я не знаю, что сейчас будет. Я, если честно, тоже надеялась. А вот теперь – не знаю. И вообще…
Оценив двусмысленность ситуации, Рита нервно рассмеялась:
– Дичь какая-то… С кем я это обсуждаю! – и она неопределенно пошевелила пальцами в воздухе, как будто подбирая слово.
Лиза с готовностью пришла на помощь:
– …с незнакомым, в общем, человеком? Да это понятно. Когда нужно выговориться, лучше с посторонним кем-то. Мы побудем тут вместе, вместе и переживем все, что нужно. А потом разойдемся по жизни… К своим друзьям, к своим мужьям. И никто не узнает, о чем мы тут думали, говорили… Так что… Не беспокойся, все нормально.
Лизин телефон зазвонил так не вовремя. Она сказала Рите «извини» и прошептала в трубку:
– Да, Максик, я… А все хорошо… Ну, у меня же девятый стол – это диета. И палата хорошая… Что? Да правда, нормально все… И соседки. Не понимаю. Никто не храпит, если ты об этом. И я серьезно… Пока.
Лиза с несколько недоуменным видом отключилась.
– Можно подумать, у меня есть выбор, – пожала она плечами. – Кстати, мне очень нравится наш палатный врач, Вера Михайловна. Очень чуткая. Сразу поняла, что я трусиха страшная. А ты не боишься, Рита?
Риту уже давно и явно тяготило это общение, но она сделала над собой усилие:
– Конечно, боюсь. Все боятся. И все рожают.
* * *
Из двери с надписью «Операционная» вышел усталый Бобровский, за ним, опустив голову, медсестра Света. У стены стоял мужчина, растеребивший на нитки повешенный на шею шарф. Он сделал нерешительный шаг навстречу Бобровскому, тот поднял на него холодные глаза…
– Мне очень жаль. Ребенка не спасли, – сказал Бобровский так леденяще спокойно, что Света попросту не узнала всегда такого интеллигентного, душевного с пациентками, такого доброго Владимира Николаевича.
Мужчина, издав какой-то хриплый клекот, внезапно закричал:
– Так и знал! Так я и знал! Не надо было сюда! Живодеры! Вы мне ответите!..
И замахнулся, чтобы ударить врача. Но Бобровский левой рукой перехватил и загнул за спину конечность папаши, а потом занес свою руку, чтобы ударить мужика… Очень ему, видимо, этого хотелось. Но Света резко вскрикнула, повисла на занесенной для удара руке, и это охладило пыл врача:
– Заткнись, урод! – прошипел Бобровский. – Не надо было эксперименты над женой ставить! Или тебя самого под водой рожали, Ихтиандр хренов?…
Отпустил его, вытер руку о свою хирургическую пижаму и ушел. Света побежала было следом, а потом вернулась и сказала «Ихтиандру»:
– Скажите спасибо, что он жену вам спас.
И только тогда мужик начал хлюпать носом. Посмотрел на свои дрожащие руки и сполз по стене на пол…
* * *
Подавленный Бобровский шел по коридору в сторону ординаторской. Его догнала Таня. Догнала и шла рядом, заглядывая сбоку вверх:
– Владимир Николаевич, я готова.
Врач еще не отошел от трагического случая в операционной, поэтому он лишь автоматически повторил то, что сказала Таня:
– Готова… Ну, молодец, что готова. Что у тебя?
Таня сразу потухла, как фонарик:
– Умгангс шпрехе. Разговорная лексика.
Бобровский нахмурился, потер виски:
– Ой, Татьяна, забыл совсем… Заработался… Пошли учиться… майне либен лерерин!
И вот уже снова заулыбалась Таня:
