чем отмыть. Как, наверное, и ноги в них.
— Васян, прости, это я не удержал, — взволнованно проговорил Мишка.
— Не переживай, ты тут не при чём, — ответил я, отряхивая насквозь промокшую куртку от прилипшего ила и водорослей.
— И чего только туда полез? Сказал бы мне, я бы сам, может быть, смог, — воскликнул Серый, осматривая меня с головы до ног. — Ты же знаешь, что ты слегка… ну того…
— Поэтому я и должен был, — твёрдо сказал я. — Ты бы не достал.
— А ты достал?
Вместо ответа я разжал кулак и кинул в руки Тёмке его нож. Тот посмотрел на него, как будто не верил своим глазам, а потом глухо проговорил:
— Васян, я… я даже не знаю, что сказать…
— Ну, например, спасибо? Этого было бы достаточно.
— Спасибо, — выдохнул Тёма и посмотрел на меня долгим взглядом, в котором было столько эмоций и оттенков — и ни одного чёрного или белого штриха.
Я кивнул, отобрал у него свой второй сапог и опять подошёл к речке — хоть слегка ополоснуть грязные носки. Опершись о ствол дерева, я на весу вымыл сначала одну ногу и надел сапог, а потом и вторую. Потом, ещё раз отряхнув волосы и куртку, поболтав ногами в сапогах, в которых тут же хлюпнуло, я посмотрел на своих друзей:
— Пошли, что ли?
Те все так же изумлённо и молчаливо кивнули.
Мы поднялись по берегу на дорогу и прошли на мост, подхватили рюкзаки, Тёмка подобрал свой пиджак.
— Тимон, а чего твоя банда так и стоит на том берегу? — не удержавшись, спросил Серый.
Тёмка замялся:
— Я им сказал. Чтоб сюда вообще не совались. От них все равно никакого толку, только мост раскачивали. А мне нельзя — просто нельзя, понимаете? — потерять этот нож.
— Так не размахивал бы им направо и налево, — безжалостно припечатал Мишка, Тёмка совестливо понурился — в первый раз на моей памяти.
— Ну что, идём домой? — предложил Серый, помогая Женьке надеть её рюкзак и вопросительно поглядывая на меня, мол, ты как, чувак?
Я согласно кивнул, и мы прошли вперёд по слегка покачивающемуся мосту. При виде меня, сырого и замёрзшего, Олеська и Катька тут же покатились со смеху, тыкая в меня пальцем. Парни из соседней деревни на пару лет старше Тёмы зашушукались, изредка поглядывая на меня. «Да хоть десять раз, чуваки, — миролюбиво подумал я, сейчас вы уже не сможете меня достать».
— А ну заткнитесь, — шикнул Мишка на Олеську и Катьку. — На себя посмотрите, идиотки.
Те тут же замолчали, послав в Мишку обиженные испепеляющие взгляды. Тёмка остановился рядом с ними, и девчонки тут же встали за его спину, довольно посматривая на нас — видимо, ожидали, когда Тёмка поставит нас на место. Тёмка, почувствовав поддержку за спиной, тут же подобрался, попробовал настроить свою привычную гримасу насмешливого презрения, но что-то пошло не так — она тут же рассыпалась, когда он посмотрел сначала на Мишку, а потом на меня. Он виновато сжал в руках нож и, помедлив, тихо сказал.
— Васян, Мишка… Это… Спасибо. Мне очень нужен этот нож… Если бы я его потерял, если бы он упал в воду… — он тяжело выдохнул, не закончив фразы. Но он и не должен был, я прекрасно его понял.
— Не за что. В следующий раз не размахивай им где попало. И вообще — лучше положи туда, откуда взял. Не нужен он тебе, — твёрдо сказал я. — Человека любят не за то, что у него есть крутой нож, или за то, что он хорошо ведёт себя и не разбивает портреты своих прадедушек, — на этих словах Тёмка вздрогнул и уставился на меня изумлённым взглядом. — Человека любят просто так, за то, что он человек.
Тёмка открыл рот, но так ничего и не сказал. Он продолжал смотреть на меня, не обращая внимания на суетливое копошение парней за спиной. Я улыбнулся и протянул ему руку. Тёмка замешкался, украдкой оглянувшись на парней, Олеську и Катьку, но взял мою руку и с чувством её пожал. Потом неуверенно повернулся к Мишке, но тот сделал вид, что не заметил, уставившись на снегирей, доклёвывающих дикую яблоню. Мишка стал пунцовым, но выражение упрямства на лице никуда не делось. «Значит, пусть будет так, — подумал я. — Ведь это Мишкин выбор». Потерянный Тёмка тут же поднял руку, как будто хотел пригладить волосы и больше ничего. Но и этого было больше, чем достаточно. На первый раз.
Я широко махнул рукой ему на прощание, кивнул друзьям, и мы, не сговариваясь, пошли дальше, не обращая внимания на смущённые перешёптывания Олеськи и Катьки и молчаливое потрясение Тёмки.
Мы дошли до перекрёстка в полном молчании, каждый задумался о своём и не хотел прерывать мысли других. Мишка, Серый и Женька так бы и прошли мимо, если бы я не остановился и они автоматически не остановились вместе со мной.
— А, уже поворот… — протянул Мишка, выныривая из своих мыслей.
— Да, я, наверно, домой пойду, папа ждёт, чтобы забор починить, — ответил я.
— Ладно, давай, до понедельника, — вздохнул Мишка и хлопнул меня по руке.
Я протянул руку Серому, помахал Женьке, собираясь уйти, как вдруг Мишка меня окликнул:
— Слушай, Васян… Ты, конечно, крутой, что так легко вызвался помочь Тёмке. Но… Но я так просто не могу! Это же… Он просто слишком сильно Тёмка! Мне сложно это забыть и сложно с этим смириться, понимаешь?
— Понимаю, Мишка. Не парься, мне тоже понадобилось слишком много времени, да и ещё вмешательство Бога в буквальном смысле. Это нелегко. Все, что я понял за это время, — это только то, что это твой выбор, и никто не имеет права решать за тебя.
Мишка благодарно кивнул. Тревожная складка на его лбу смягчилась. А я вспомнил, что забыл сказать ещё кое-что.
— Кстати, — обратился я к Серому и Женьке, — я тут вспомнил, что Гоше сегодня срочно надо уезжать, поэтому он не сможет сыграть с вами.
— Облом, — разочарованно пробормотал Серый, а Женька сникла.
— Но, — продолжил я, — он просил передать вам двоим, что вы оба невероятно круты, и вам совсем не нужен Гоша, потому что вы и без него играете здорово.
Женька порозовела и неуверенно улыбнулась, Серый, сам, наверное, не осознавая, расправил плечи и попытался скрыть довольный вздох за кашлем.
— Ну… — он постарался сделать голос ровным, что было очень сложно, — это приятно, конечно… Но с ним тоже было весело. Мы, конечно, можем попробовать… — Серый деланно равнодушным взглядом посмотрел на Женьку, пытаясь понять, что она
