"Шут гороховый! Небось он и звонит".
Кристиано неловко перемахнул через лежак, попав одной ногой в коробку от пиццы, а другой задев пивную бутылку, которая с шумом покатилась по полу. К пятке прилип ломтик ветчины. Схватив трубку, он крикнул:
— Алло, папа?!
Раскат грома, от которого задрожали окна, оглушил его.
Кристиано зажал другое ухо:
— Алло?! Алло, пап?! Это ты?
"Теккен!"
Внутренности свело в болезненном спазме, мошонка поджалась от разлившегося по венам страха.
Это был он. Теккен. Как пить дать. Он хочет отомстить.
Дождался, пока отец уйдет, чтобы свести счеты.
Кристиано перевел дух и зарычал:
— Теккен, это ты?! Я знаю, что это ты! Говори, подонок! Что, духу не хватает? Отвечай!
Вдруг, словно небеса прорвало, изо всей силы ливанул дождь, и в то же мгновение вырубился телевизор, так что Кристиано оказался в полной тьме.
"Спокойно. Просто свет вырубило".
— Это ты, Теккен? Скажи! Это ты? — повторял он уже без прежней убежденности.
Кристиано сковырнул пальцем с пятки ветчину и, поеживаясь, свернулся клубком на диване, прижав молчащую трубку к уху и дожидаясь, когда Теккен на том конце повесит трубку.
148.
Рино Дзена показалось, что он слышит голос Кристиано.
Но голос был такой далекий, что, может, это была всего лишь игра воображения.
Если бы он только смог заговорить. Если муравьям удалось управлять его рукой, возможно, они могли заставить двигаться его рот, челюсти и язык и издавать звуки.
Слишком сложная для насекомых задача.
Его беспокоили надвигавшиеся с горизонта большие черные тучи, затягивавшие лиловое небо и погружавшие во тьму его самого, каменную пустыню и муравьев.
Да, надо попытаться.
149.
Данило Апреа съехал с эстакады и вывернул на виа Энрико Ферми, распевая во все горло:
— Не раскрывает этот мир объятия ни для кого, как для меня, но мне же нужно, что-то большее нужно, чего ты не можешь мне дать..
Вот и банк. Прямо перед носом машины.
Данило поцеловал медальон с Падре Пио, вжался в сиденье и взял курс на банкомат.
— ...машина мчится, и, может, кто-то, хоть кто-то, спросит меня: ну что, жив, курилка? — прохрипел он вместе с Бруно Лауци.
Правое колесо на скорости сто шестьдесят километров в час врезалось в бортик тротуара и сорвалось со ступицы, машина перевернулась, завертелась и в конце концов затихла, протаранив огромную бетонную клумбу для цветов, установленную здесь по решению нового городского совета, чтобы преградить автомобилям въезд на территорию так называемого исторического центра.
Данило выбил головой лобовое стекло и перелетел через клумбу, угодив лицом в стойку для велосипедов.
Пролежав там какое-то время без движения, он медленно, словно воскресший из мертвых, поднялся и, шатаясь, стал топтаться посреди пешеходной площадки.
Вместо лица у него была маска из живого мяса и стекла. Единственным зрячим глазом он увидел зеленоватое свечение.
"Банк. Получилось"
Он видел, как банкомат выплевывает деньги, словно обезумевший игровой автомат. Только вместо монет вылезали большие, как полотенца, зеленые банкноты.
"Я богат".
Он опустился за ними на колени, сплюнув на асфальт комок крови, слизи и зубов.
"Не может быть. Я умираю..."
Будь у него силы, он бы засмеялся.
"Как нелепа жизнь..."
Не забудь он пристегнуться, то не проломил бы головой стекло и, возможно, спасся бы, а Лаура, наоборот... Лаура умерла из-за...
Он рухнул, и смерть подобрала его на асфальте, под дождем, пока он улыбался и шевелил пальцами, чтобы собрать свои деньги.
150.
Переполняемый эмоциями, Беппе Трекка возвращался домой за рулем своей "пумы". Впереди светились красные огоньки "опеля" Иды.
Он покачивал головой, в которой не укладывалось случившееся. Сначала они с Идой занимаются любовью, потом рушится кемпер, и они, как герои приключенческого фильма, чудом остаются в живых... Невероятно.
После всего было тяжело, мучительно тяжело смириться с тем, что они не могут провести вместе остаток ночи и, обнявшись, встретить рассвет.
За все тридцать пять лет его жизни у него еще не было такой страстной и такой...
"Мистической?! Да, мистической связи"
Его рот растянулся в счастливой улыбке.
"Беппе... Беппе... О господи, я сейчас кончу... Кончаю! Кончаю!" — простонала она за секунду до того, как кемпер подхватило смерчем, словно домик в "Волшебнике из страны Оз".
— Высший класс, — поздравил он самого себя.
И эти объятья под вой разыгравшейся стихии закрепили союз, который образовался не просто ради мимолетного секса. Прежде чем разжать объятья, Ида прильнула к нему и заплакала, а потом сказала:
— Беппе, я тебе правда нужна?
— Конечно.
— Даже с детьми?
— Конечно.
— Тогда доведем все до конца. Поговорим с Марио и все ему расскажем.
Впервые в жизни Беппе Трекка не колебался:
— Конечно. Я сам с ним поговорю.
Зазвонил сотовый.
"Ида"
Он моментально ответил.
— Беппе, любовь моя, я здесь сворачиваю. Поспи за нас обоих, потому что я глаз не сомкну. Буду думать о тебе, пока вновь тебя не увижу. Я все еще чувствую тебя внутри.
Социальный работник сглотнул. "Мне не будет радости, пока я вновь не коснусь твоих губ"
— Созвонимся завтра?
— Конечно.
— Я тебя люблю.
— А я тебя еще больше.
Наблюдая, как автомобиль Иды включает правый поворотник и выезжает на окружную Варрано, Беппе Трекка произнес мелодраматическим голосом:
— Марио, я должен сказать тебе одну вещь. Я влюбился в твою жену. И она меня тоже любит. Я знаю... это тяжело, но так бывает. Мне очень жаль. Но перед силой любви не устоять. Две родственные души нашли друг друга, поэтому я прошу тебя, отпусти нас.
Довольный сказанным, он нажал кнопку проигрывателя компакт-дисков и стал подпевать Брайану Ферри: "More than this..."
151.
Казалось, он так и видит его, проклятого Теккена, как тот ухмыляется со своими дружками. Кристиано Дзена не понимал, что такого забавного было в этой идиотской шутке.
"С завтрашнего дня мне надо быть настороже. — Он устроился на диване и обхватил рукой большие пальцы ног. — "Теккен мне этого так не оставит".
Прямо над головой громыхнуло, и со странным стереофоническим эффектом каркающим звуком отозвалось в трубке.
Кристиано разинул рот и тут же зажал его рукой, чтобы не завопить от страха.
"Он здесь! Рядом! Он позвонил, чтобы понять, один ли я".
Он бросил телефон и кинулся проверять, хорошо ли заперта дверь. Для надежности он повернул замок на все обороты и закрыл дверь на цепочку.
"Окна!"
Кристиано опустил везде ставни, включая кухню и туалет, и на ощупь в полной темноте вернулся к телефону.
Отыскав между диванными подушками трубку, он поднес ее к уху. Этот тип был еще на линии.
— Теккен, ублюдок... Я знаю, что ты здесь... Я не кретин. Советую тебе держаться подальше от этого дома...
"Он видел, что фургона нет?"
— ...если не хочешь, чтобы я разбудил отца. Понял, урод? — Кристиано прикрыл глаза и напряженно вслушался. Какое-то время он слышал только собственное сдавленное дыхание, но потом ему показалось, что слышится что-то еще. Он прижал трубку к уху и задержал дыхание.
"Что это?"
Ветер, какой-то шелест и стук капель по листьям — шум дождя среди деревьев...
"Он здесь, рядом".
Во рту пересохло. Внутри все застыло, как высохшая половая тряпка.
Но было что-то еще. Еле слышное. Хрипение. Хрип астматика. Или раненого. Или...
"... того, кто дрочит".
Кристиано поморщился от отвращения и возмущенно крикнул:
— Кто ты, твою мать? Маньяк?! Отвечай, урод! Урод!
Он хотел бы добавить: "Я сейчас обделаюсь от страха".
"Ну, давай, вешай трубку... Чего ты ждешь? Отключайся. Проверь, крепко ли заперта дверь, и прыг в постель".
И тут его позвал по имени загробный голос.
152.
"Кри... сти... ано..." — сказали муравьи.
Язык Рино Дзены состоял из кишащей муравьями плотной черной массы. Губы, зубы, нижняя челюсть, нёбо тоже были покрыты муравьями, которые упорядоченно перемещались, словно танцоры поставленного неизвестно кем колоссального балета, отдавая свои жизни за то, чтобы он смог поговорить с сыном.
153.
— Папа?! — выпалил Кристиано, сразу же поняв, что налет на банкомат провалился. Он представил отца, израненного, истекающего кровью, преследуемого полицией, на обочине дороги шепчущего его имя в сотовый. — Папа... — Но голос его оборвался. Кто-то выкачал весь кислород из комнаты, он задыхался. Выпуская из легких последний воздух, Кристиано выдохнул: — Папа?! Папа, что случилось? Ты ранен? Папа! Папа?!
Внезапно на полную громкость включился телевизор. На экране появился мужчина с челкой и обвислыми усами, чертивший параболу и вопивший как оголтелый: "Переменные х, у и z... "
