Он еще раз обошел вокруг мойки, вокруг будки.
"Иди посмотри впереди"
Он снова сел на велосипед, но через каких-нибудь двести метров после заправки дорога начинала медленно подниматься в гору и углублялась в лес.
Свет фонарика падал на нависшие над дорогой черные стволы деревьев.
"Не нравится мне это место. Здесь его быть не может".
Фургон запросто мог быть припаркован до заправки, просто он его не заметил.
Кристиано уже собирался повернуть вспять, когда что-то привлекло его внимание. Тихая, почти неслышная музыка. Звуки смешивались с льющим по дороге и кронам деревьев дождем и с шуршанием колес по асфальту.
Он остановился, внутри все свело, а по основанию затылка неприятно побежали мурашки.
"Элиза".
Певица. Он ее знал.
Элиза, поющая: "Послушай меня... Теперь я умею плакать. Я знаю, что ты мне нужен... Мы с тобой — как солнце и звездочка..."
Ему показалось, что он угадывает на той стороне дороги какой-то массивный силуэт, который по мере приближения принял очертания фургона. Дождь барабанил по металлу. Зыбкий свет окрашивал стекло дверцы в крапинах дождя.
Фургон!
Музыка доносилась из радиоприемника.
Кристиано даже не смог обрадоваться, так силен был страх.
А если внутри не отец, а кто-то другой?
"Не бзди"
Он слез с велосипеда и пригнулся к земле, стараясь не шуметь. Во рту окончательно пересохло.
"Черт, какой мандраж"
Он стал приближаться, хлюпая обледеневшими ногами. До фургона оставалось меньше метра. Он протянул руку и пощупал бампер. Вмятина на месте. Поворотник сломан.
Это была их машина.
"Два шага, берешься за ручку и... Я не могу".
Ноги подкашивались, а руки повисли как плети...
"Если открыть дверцу..."
В его воображении рисовалась картина, в которой была смерть и много крови.
"Пойду позову кого-нибудь..."
Кристиано быстро взялся за ручку, распахнул дверцу водителя и запрыгнул внутрь, готовый уклониться от нападения убийцы.
"Никого"
Красный дисплей авторадио на приборной панели освещал место водителя. Кристиано выключил его. Ключ торчал в замке зажигания. Под пассажирским сиденьем стоял ящик с инструментами. Он его открыл. Взял длинный электрический фонарь. Зажег. Потом достал тяжелый молоток, спустился и открыл заднюю дверь.
Но там тоже ничего не было, за исключением мешка с цементом, пары досок, пакета с мусором от пикника и тачки.
Направив фонарик на землю, Кристиано проверил всю площадку. Пара мусорных баков, щит с надписью "ПОЖАРООПАСНО", трансформаторная будка.
Нет, больше ничего.
168.
Беппе Трекка стоял на коленях перед распростертым на земле иммигрантом, ожидая, что свершится его судьба.
Черный автомобиль с литыми дисками затормозил перед ним, осветив дорогу и дождь многоваттным светом своих фар.
Беппе не удавалось разглядеть, кто сидел внутри.
Машина была похожа на "ауди" или на "мерседес"
Наконец, в салоне зажегся свет и опустилось стекло.
За рулем сидел мужчина лет пятидесяти. На нем была песочного цвета куртка и темно-голубая водолазка. Густая черная борода от самых скул. Волосы уложены гелем назад. В зубах зажата сигарета, которую он притушил в пепельнице, после чего, вытянув шею в сторону правого окна, поглядел, выгибая бровь, на дорогу.
— Отдал концы?
Беппе поднял на него непонимающий взгляд и промямлил:
— Что?
Бородач кивком показал на тело:
— Умер?
— Не знаю... Похоже...
— Твоя работа?
— Да, думаю, да.
— Черный?
Беппе кивнул головой.
— А чего ты ждешь? — осведомился бородач таким тоном, будто спрашивал, когда будет следующий автобус.
— То есть?
— Чего ты здесь торчишь?
Социальный работник не знал, что ответить. Он раскрыл рот и снова закрыл, словно невидимое привидение заставило его проглотить ложку дерьма.
Человек почесал бороду.
— Кто-нибудь уже проезжал?
Беппе помотал головой.
— Так сматывай удочки, чего ты ждешь? — Он посмотрел на часы. — Ладно, мне пора. Давай. Удачи.
Стекло поднялось, и "ауди" или что уж там это было, исчезла столь же стремительно, как и появилась.
169.
Кристиано Дзена вышел на середину дороги в смутной надежде, что кто-нибудь проедет.
Ну почему днем эта дорога — нескончаемый поток машин, велосипедистов и бегунов, а ночью вымирает, словно между деревьями засели чудовища?
— Папа! Папа! Ты где? — закричал он в конце концов в сторону леса. — Отзовись! — Звук его голоса затерялся в листве.
"Я в этот лес не сунусь, даже если..."
Но теперь он припоминал, что приглушенная трескотня, которую он слышал в трубке, была как раз очень похожа на шум дождя в лесу.
"А если он там?"
Кристиано подошел к ограждению. Между столбами был просвет, от которого отходила терявшаяся в зарослях травы и терновника тропка. Между поросшими мхом валунами — пакеты, бутылки, презерватив, старое автомобильное сиденье. Он направил фонарик вперед. Черные стволы и переплетение ветвей, с которых капала вода.
Он сделал шаг, остановился, а потом запрыгал, стараясь стряхнуть с себя страх.
— Зачем ты так со мной? Козел! Я спал... Если это розыгрыш... — процедил он сквозь зубы.
Кристиано еще потоптался немного в начале тропинки. Потом сделал глубокий вдох и, подняв над головой молоток, шагнул вперед. Кроссовки тут же увязли, еще шаг — и он оказался в грязи по щиколотку. Он двинул по тропинке, деревья, казалось, так и ждали его, протягивая к нему длинные ветви ("Иди к нам! Иди!"), в темноте мог таиться кто угодно, готовый выскочить из-за дерева и неожиданно напасть на него.
Кристиано прошел всего несколько метров, но ему уже казалось, что он в тысяче километров от дороги. Дождь, катившийся с листьев и ручьями стекавший по стволам. Мокрый мох. Напитанный влагой, запахом земли и гнилой древесины воздух.
Ему представилось, как во тьме возникает стая волков с красными, словно раскаленные кусочки лавы, глазами.
В правой руке он держал поднятый молоток, готовый нанести удар, если перед ним кто-либо появится, а левой лихорадочно вертел фонариком.
Свет дугой скользил по большим шершавым камням, по дереву, по ручейкам, проложившим себе в грязи дорогу, и по паре черных армейских ботинок.
Кристиано вскрикнул, отступил на два шага, споткнулся о ветку и завалился на спину. Поднявшись, он дрожащей рукой направил свет фонаря на заляпанные краской ботинки, на серую куртку с оранжевой светоотражающей полосой, которую отец надевал на работу, на плавающую в грязной жиже бритую голову, на руку и на упавший в лужу сотовый телефон.
170.
Беппе Трекка все еще стоял на коленях под дождем рядом с трупом, спрашивая себя: "Чего ты ждешь?"
Мужик на "ауди" дал ему понять, что на его месте ехал бы себе своей дорогой.
Но он — это не Беппе. Беппе — не бессовестный лихач. Беппе помогает людям и не бросает их в беде.
"Надо вызвать полицию и "скорую помощь" Вот и все"
"Зачем? Зачем губить свою жизнь? Если бы этот бедняга был ранен, при смерти, я бы его, не раздумывая, отвез в больницу. Но так?"
Беппе вытер лицо ладонью, все его тело дрожало, а зубы стучали. Он еще раз потормошил африканца. Никакой реакции.
"Он умер. Хватит. Довольно. Скажи это: умер"
И поэтому... поэтому уже ничего сделать нельзя.
Почему он не может вернуться назад во времени? Ненадолго, всего лишь на полчаса, за секунду до того, как взял в руки диск Рода Стюарта?
Леденящая мысль о том, что нет, случившееся уже не поправить, что нет на свете человека, способного исполнить это простое желание, повергла его в ужас.
"Хватит! Возьми на себя ответственность за содеянное".
"Но что от этого изменится? Ничего. Он же не оживет. А я окажусь по уши в дерьме"
Что ж, угасла одна несчастливая жизнь, а так еще одна будет загублена.
— Нет никакого смысла. Никакого, — жалобно застонал он, закрыв лицо руками. — Это несправедливо. Я этого не заслужил. Я не могу, именно сейчас не могу...
"Хватит. Пошевеливайся. Садись в машину и уматывай, пока никого нету. Вот и тот мужик сказал тебе: Чего ты ждешь?"
Беппе Трекка поднялся и, повесив голову, поплелся к "пуме"
171.
В мрачных фантазиях Кристиано Дзены отец умирал тысячу раз (зарезанный в стычке, смятый в искореженном фургоне, сорвавшийся со строительных лесов...).
И он всегда представлял себе, что ему сообщат об этом в школе. Директор вызовет и скажет: "Случилось несчастье... Мне очень жаль..."
"Да тебе наплевать, сукин сын", — ответит Кристиано, но не заплачет. Потом он подожжет их дом, сядет на торговый корабль и уплывет, чтобы никогда не возвращаться в эту дыру.
Ему ни разу не пришло в голову, что отец может сдохнуть в грязи, как скотина.
