Доктор прервал свой довольно продолжительный монолог. Он с искренней теплотой смотрел на поднимавшегося по тропинке и ни о чем не подозревавшего друга юности. Через пару минут тот должен был присоединиться к ним.
– Тем не менее, – добавил сэр Бартоломью, – похоже, мы не правы. В простой жизни есть определенная притягательность.
– Порой о человеке, играющем ту или иную роль, составляют неверное мнение, – заметил мистер Саттерсуэйт. – Его, зачастую незаслуженно, не воспринимают всерьез.
Доктор кивнул.
– Да, – задумчиво произнес он. – Это правда.
Поприветствовав их, Чарльз Картрайт бодро взбежал по ступенькам на террасу.
– «Мирабель» превзошла саму себя, – сказал он. – Вам следовало приехать, Саттерсуэйт.
Мистер Саттерсуэйт покачал головой. Ему слишком часто приходилось страдать при пересечении Ла-Манша, и никаких иллюзий по поводу стойкости своего организма в отношении морской болезни он давно уже не питал. Тем утром он наблюдал «Мирабель» из окна своей спальни. Дул довольно сильный бриз, и мистер Саттерсуэйт благодарил небеса за то, что находится на суше.
Сэр Чарльз подошел к окну гостиной и крикнул, чтобы принесли напитки.
– И тебе следовало приехать, Толли, – сказал он, обращаясь к другу. – Ты уже и так полжизни просидел на Харли-стрит, рассказывая своим пациентам, какой замечательной была бы их жизнь на берегу океана.
– Медицинская профессия обладает одним существенным преимуществом, – сказал сэр Бартоломью. – Доктор не обязан следовать своим собственным рекомендациям.
Сэр Чарльз, еще не вышедший из образа грубовато-добродушного веселого моряка, рассмеялся. Это был чрезвычайно привлекательный мужчина с тонкими, пропорциональными чертами лица. Налет седины на висках придавал особое благородство его облику. В первую очередь он выглядел джентльменом и только во вторую – актером.
– Ты плавал один? – спросил доктор.
– Нет. – Сэр Чарльз повернулся, чтобы взять бокал с подноса, принесенного нарядной горничной. – У меня была помощница – девушка по прозвищу Эгг.
Услышав в его голосе нотку смущения, мистер Саттерсуэйт внимательно посмотрел на него.
– Мисс Литтон-Гор? Она умеет ходить под парусом?
Сэр Чарльз горько усмехнулся.
– Рядом с нею я чувствую себя сухопутной крысой. Но благодаря ей я делаю определенные успехи.
Теперь понятно, подумал мистер Саттерсуэйт. Вот почему он не выглядит уставшим. Опасный возраст. На этом жизненном этапе обычно и появляется молодая девушка…
– Ничто не сравнится с морем, – продолжал сэр Чарльз. – Солнце, ветер, волны – и простая хижина, куда потом возвращаешься…
Он бросил довольный взгляд на белое здание с тремя ванными, с холодной и горячей водой в каждой спальне, с самой современной системой центрального отопления, новейшим электрическим оборудованием и целым штатом прислуги, включавшим двух горничных, шеф-повара и кухарку. Представление сэра Чарльза о простой жизни было явно завышенным.
Из дома вышла высокая, чрезвычайно некрасивая женщина и направилась в их сторону.
– Доброе утро, мисс Милрэй.
– Доброе утро, сэр Чарльз.
Взглянув на остальных мужчин, она едва заметно наклонила голову.
– Вот меню обеда. Не желаете изменить в нем что-либо?
– Давайте посмотрим, – пробормотал сэр Чарльз, взяв протянутый ему лист бумаги. – Дыня-канталупа, борщ, свежая макрель, суфле «Сюрприз», канапе «Диана»… Ничего менять не нужно. По-моему, меню составлено превосходно, мисс Милрэй. Гости приедут поездом в четыре тридцать.
– Я уже отдала Холгейту соответствующие распоряжения. Кстати, сэр Чарльз, если вы не возражаете, я сегодня поужинаю вместе с вами.
Сэр Чарльз посмотрел на нее с изумлением.
– Буду очень рад, мисс Милрэй… но…
– В противном случае, сэр Чарльз, – невозмутимо пояснила она, – за столом окажется тринадцать персон, а многие люди суеверны.
Тон мисс Милрэй не оставлял сомнений в том, что она усаживала бы за стол тринадцать персон каждый день на протяжении своей жизни без каких-либо колебаний.
– Кажется, все готово, – продолжала она. – Я велела Холгейту привезти леди Мэри и Баббингтонов на автомобиле. Правильно я сделала?
– Абсолютно. Именно об этом я вас и просил.
С улыбкой превосходства мисс Милрэй удалилась восвояси.
– Замечательная женщина, – чуть ли не с благоговением произнес сэр Чарльз. – Я боюсь, однажды она придет и почистит мне зубы.
– Олицетворение деловитости, – заметил Стрейндж.
– Она служит у меня шесть лет, – сказал сэр Чарльз. – Сначала, в Лондоне, была секретаршей, а в настоящее время выполняет функции экономки. Работает как часы. А сейчас вдруг решила уйти.
– Почему?
Сэр Чарльз потер нос с выражением сомнения на лице.
– Говорит, ее мать – инвалид и нуждается в уходе. Я ей не верю. Не представляю, что у подобной женщины вообще может быть мать. У меня такое впечатление, будто ее породила некая динамо-машина… Нет, здесь что-то другое.
– Вполне возможно, – сказал сэр Бартоломью. – Ходят кое-какие слухи…
– Какие слухи? – удивленно спросил актер.
– Мой дорогой Чарльз, вам это прекрасно известно.
– Вы хотите сказать – о ней и обо мне? С ее-то внешностью? И в ее-то возрасте?
– Ей, наверное, нет и пятидесяти.
– Может быть… – Сэр Чарльз задумался. – Но серьезно, Толли, ты обратил внимание на ее лицо? Оно имеет два глаза, нос и рот, но разве его можно назвать лицом – женским лицом? Даже самая злобная сплетница не стала бы распространять слухи о любовной связи такой женщины с кем бы то ни было.
– Вы недооцениваете воображение британской старой девы.
Сэр Чарльз покачал головой.
– Мне что-то не верится. Мисс Милрэй излучает благочестие, и это должно быть очевидным даже для британской старой девы. Она воплощенная добродетельность – и в высшей степени полезная женщина. Я всегда выбирал себе секретарш, страшных как смертный грех.
– Очень мудро.
На несколько минут сэр Чарльз погрузился в размышления.
– Кто сегодня приедет? – спросил сэр Бартоломью, дабы вывести его из этого состояния.
– Во-первых, Энджи.
– Анджела Сатклифф? Очень хорошо.
Мистер Саттерсуэйт подался вперед. На его лице появилось заинтересованное выражение. Анджела Сатклифф была известной актрисой. Уже не молодая, она тем не менее все еще привлекала внимание к своей персоне и отличалась незаурядным умом в сочетании с редким обаянием. Иногда ее называли наследницей Элен Терри.
– Затем, Дейкрсы.
Мистер Саттерсуэйт понимающе кивнул. Миссис Дейкрс являлась владелицей «Эмброзин Лтд.», процветающей фирмы по пошиву одежды. В программке спектакля значилось: «Платье мисс Бланк, в котором она появляется в первом акте, изготовлено фирмой «Эмброзин Лтд., Брук-стрит». Ее муж, капитан Дейкрс, был темной лошадкой, выражаясь на его собственном жаргоне: он проводил много времени на скачках, а когда-то и сам принимал участие в «Гранд Нэшнл». Однажды капитан попал в какую-то неприятную историю – никто толком ничего не знал, ходили лишь слухи. Официальное расследование не проводилось, но при упоминании о Фредди Дейкрсе люди многозначительно поднимали брови.
– Далее, Энтони Астор, драматург.
– Ну как же, – сказал мистер Саттерсуэйт, – та, что написала «Одностороннее движение». Я дважды видел эту пьесу. Она имела большой успех.
Он не без удовольствия продемонстрировал свою осведомленность о половой принадлежности Энтони Астор.
– Совершенно верно, – подтвердил сэр Чарльз. – Не помню ее настоящего имени. Кажется, Уиллс. Я встречался с ней лишь однажды и пригласил ее ради Анджелы.
– А местные?
– Местные? Баббингтоны – он священник, неплохой парень, не слишком занудлив, а его жена просто чудесная женщина. Консультирует меня по садоводству. Ну, еще леди Мэри и Эгг. Вот и всё… Ах да, будет еще один молодой парень, Мандерс. Он журналист. Таков полный список.
Будучи педантом, мистер Саттерсуэйт принялся пересчитывать гостей.
– Мисс Сатклифф – раз, Дейкрсы – три, Энтони Астор – четыре, леди Мэри и ее дочь – шесть, священник с женой – восемь, журналист – девять и мы трое – двенадцать. Либо вы, либо мисс Милрэй посчитали неправильно, сэр Чарльз.
– Только не мисс Милрэй, – с уверенностью произнес сэр Чарльз. – Эта женщина никогда не ошибается. Дайте подумать… Да, вы правы. Я упустил из виду одного гостя. – Он усмехнулся. – Ему это вряд ли понравилось бы. В жизни не встречал более самодовольного человека.
Мистер Саттерсуэйт с любопытством посмотрел на него. Он всегда считал, что самыми самодовольными людьми на свете являются актеры – не исключая сэра Чарльза Картрайта.
– И кто же это? – спросил он.
