— Но не Седову?
— Седов слишком много летал для этого, — сказал Гур. — Надо много летать, чтобы всерьез относиться к фантастике… Но рано или поздно нам всем придется примириться с тем, что так называемые фантастические события происходят гораздо чаще, чем мы думаем. И чем дальше, тем будут происходить чаще, потому что необъяснимые факты определяются примерно квадратом числа фактов, уже известных и объясненных.
— И все же мне не ясно, в чем тут фантастика.
— Ах, не ясно?.. Итак, ты уже знаешь, что этот самый проклятый запах возникал у нас в определенные моменты, когда Транс, мы и звезда Арвэ, около которой, очевидно, находится что-то интересное, располагались на одной прямой.
— Знаю. Герн…
— Старый гениальный болтун. При чем тут Герн? Важно, что направленное излучение, как правило, в природе не встречается. Есть возможность предположить его искусственный характер. Иными словами, предположить, что Транс — это…
— Фантазия, Гур.
— Видишь? А почему, мой ортодоксальный…
— Потому… потому, что этого никогда не было. Никакие признаки…
— Вот, вот! Но тебе не кажется, что в таком случае фантастика и Звездолетный пояс?
— Ну, знаешь!.. Хотя ладно. Зачем же ты посылаешь им сигналы?
— Чтобы они их приняли. Вернее, их автоматы… Да, скорее всего.
— Они не поймут.
— Неважно. Хозяева автоматов поймут хотя бы, что вблизи — авторы этих сигналов. И этого будет достаточно, чтобы они сами разобрались в остальном, и их автоматика не устраивала нам неприятностей вроде лобовской или той нашей драки с экранами.
— Ты думаешь?
— Размышлять полезно всегда, только не в ущерб действиям. Одним словом, скажу по секрету: я не удивлюсь, если…
— Ну?
— Да ничего… В общем, я думаю, Лобов вскоре расскажет все сам, и гораздо более подробно. А пока я пойду ко всем. У меня мало времени…
— Очередной эксперимент?
— Нет, куда серьезнее и тяжелее. Предстоит вычистить этот мой праздничный костюм.
— Возьми новый.
— Не позволяет совесть. Но он мне нужен. Уж ради тех, кому я сигналю, я надену праздничный. В ближайшем будущем, друг мой, я предвижу много необычных встреч.
— И все же не верится.
— А само собой, — сказал Гур рассеянно. — Так это ты для этого соизволил вытащить меня с места, которое, я уверен, уже занял какой-нибудь уставший корифей монтажа?
— Все зубоскалишь?
— Я серьезен, как академик Велигай, как тензорное исчисление, как разочарованный влюбленный.
В следующий миг Гур оказался прижатым к стене. Кедрин яростно глотал воздух.
— Где она? Или…
— Фу, как банально — душить человека!.. Разве ты ее не заметил?
— Где?
— В команде корабля. — Гур яростно схватил рукой воздух, перед ним была пустота. — Да послушай…
Он смотрел вслед убегающему, пока тот не скрылся за углом поперечного проспекта, ведшего к эллингам. Потом улыбнулся.
— Что ж, кричи, родившийся, — пробормотал он, — ибо дважды рождается человек, и оба раза в любви. Первый раз его порождает любовь родителей, а второй… Впрочем, я, кажется, становлюсь серьезным…
XX
Молчание на орбите Трансцербера. Проникая через иллюминаторы, голубоватый свет заливает рубку. Все молчат и, сами того не замечая, принимают такие позы, чтобы удержаться, устоять. Но не устоять, потому что Транс приближается со скоростью примерно километра три в секунду. Все произойдет мгновенно и безболезненно.
Тишина. Потом кто-то из исследователей произносит:
— А зря мы заставили ребят волноваться там, на Земле… И снова молчание.
Космический разведчик, набитый материалами, ушел к Земле три минуты тому назад. Он достаточно быстр, он уйдет. Но аппараты продолжают щелкать, замерять, записывать. Может быть, что-нибудь уцелеет, и экипаж Длинного корабля найдет.
Тишина. Только слышен размеренный, будничный голос капитана Лобова:
— Двенадцать…
И пауза. Страшно долгая пауза…
— Одиннадцать… Бескрайная пауза.
— Десять…
Другой исследователь говорит:
— Интересно, что это все-таки такое?
— Восемь… — вместо ответа говорит капитан Лобов.
— Ну, — смущаясь, говорит третий исследователь. — Давайте, что ли, по обычаю…
Он неловко целует стоящего рядом пилота. Другие тоже целуются.
Это всегда выглядит немного смешно, когда целуются мужчины, хотя на самом деле это иногда бывает страшно.
— Шесть… — говорит капитан Лобов.
— «Наверх вы, товарищи…» — запевает кто-то.
— Четыре… — говорит капитан Лобов. Голубое сияние в рубке становится все ярче…
На орбите Трансцербера все спокойно.
— И запишите, — скучным голосом говорит капитан Лобов. — Тело, именуемое Трансцербером и оказавшееся кораблем неизвестного происхождения — межзвездным автоматическим разведчиком, — обогнуло корабль «Гончий Пес» и ушло курсом сорок семь — двести двенадцать плюс… Установлена работа двигателей, характер которых не ясен. Трансцербер больше не наблюдается. Ну, и прочее, что надо. А я пойду спать. Да, работа двигателей сопровождается излучением в световом диапазоне. Это не забудьте. И приведите все в порядок. Думаю, скоро мы увидим и наш корабль…
Кедрин вышел из приемного шлюза в салон Длинного корабля и сощурился от слепящего света. Перед ним стоял Седов. К позади него — Ирэн. Кедрин смотрел через плечо шефа.
— Послушайте, Кедрин, тут, на корабле, нет Элмо.
— Но, шеф…
— Нет Элмо, такого как на Земле, — здесь он чуть меньше.
— Шеф!
— Говорить буду я, вы — слушать. Вы зачислены в экипаж Длинного корабля.
Кедрин пытался открыть рот, но Седов предостерегающе поднял руку:
— Свяжитесь с Герном и возьмите необходимые исходные данные по расчетам Трансцербера.
И тут Кедрин увидел, что каменное лицо Седова может улыбаться, а глаза сверкать искринками веселья:
— Считайте, что вы сделали еще один шаг вперед.
Недавно мы закончили работу над повестью «Тонкая нить», которая будет публиковаться на страницах «Искателя» в будущем году.
Книга с острым и сложным сюжетом, написанная увлекательно, со знанием дела, воспитывающая читателя в духе преданности социалистической Родине, дающая яркие примеры мужества, самоотверженности, чувства долга (а именно таким примером служат герои приключенческих произведений), полезна, необходима. Нужны произведения, посвященные героическому труду наших славных чекистов, работников милиции, охраны общественного порядка.
