— Сделано! — тотчас откликнулся управитель.
— А толку чуть… — обеспокоенно проговорил Перси.
— Пятнадцатикратная перегрузка системы… — пробубнил управитель через несколько минут. — Ввожу третью резервную секцию.
— Добро!
— А ведь резерв исчерпан, парни! Тройное дублирование, обычно этого за глаза хватает…
— Плохи наши дела! — подвел неутешительный итог Вивьен. — Головы им поотрывать надо!
— Кому это «им»? Ты мог предположить, что появятся «сестры» и флуктуации магнитного поля возрастут в тысячи раз против расчетных? Молчи уж…
— Ты прав… — обреченно вздохнул Серж. — Фактор риска не в нашу пользу. Так что будем делать?
— Ждать. И молиться, не знаю уж, Богу или дьяволу, чтобы окончательно не сдала система охлаждения. Выдержит она, как-нибудь продержимся и мы. Но стоит сгореть Пельтье-структуре…
— И нам конец, это ты хотел сказать, командир? — поежился Перси. -
Перспектива не из приятных, но мы ведь знали, на что шли, правда, Серж?
Вивьен молча кивнул.
Неожиданно Соль вскочил.
— Что делать, управители? — крикнул он.
Перси и Серж недоуменно переглянулись: в голосе командира им почудилось отчаяние.
— Задача неразрешима, рекомендации отсутствуют, — бесстрастно констатировал автомат.
— Неразрешима? Это мы еще будем посмотреть! — воскликнул Соль с задором. — Включить концентраторы ультразвука на полную мощность!
— Это безумие! — замахал руками Вивьен. — Если сам не понимаешь, то я, как врач…
Концентраторы ультразвуковых волн предназначались для контактного разрушения гранитных и базальтовых пород. Включать их в жидкой среде с гораздо меньшим поглощением энергии запрещалось техникой безопасности: мощный эхо-сигнал от объекта, который мог находиться поблизости, губительно сказался бы на людях.
— Отражающего объекта может и не быть, — перебил Соль. — Да если и есть, нам терять нечего. Это наш единственный шанс. Или ты можешь предложить что-нибудь другое, Серж?
«Гея» вздрогнула. На короткое время интранавты испытали гнетущее чувство дурноты. Перехватило дыхание, подкосились ноги, бешено зачастил пульс, в глазах замельтешили золотистые мушки.
Но вскоре все прошло. Переглянувшись, они бросились к эховизору.
Мелькание теней за бортом прекратилось!
И температура начала медленно понижаться.
— Какой же ты молодчина, Виктор! — благодарно сказал Перси.
— Да, с таким командиром не пропадешь, — поддержал его Вивьен и в избытке чувств запел.
Соль молчал, и вид у него был подавленный.
— Смотри, он вроде не рад! — оборвав арию, с удивлением произнес
Серж.
— Мне сейчас не до песен… Я совершил убийство!
— Убийство? Какую чушь ты несешь!
— К сожалению, не чушь. Всякая жизнь уникальна. И был ли я вправе ради нашего спасения…
Перси положил на плечо командира поросшую золотистыми волосками руку.
— Ты не виноват, Виктор. Разве дело в нас? Мы отвечаем за успех экспедиции перед человечеством, а возможно, и перед теми, кто послал сигнал.
— Словом, цель оправдывает средства… Удобная формула, сколько грехов она списала! Так или иначе, что сделано, то сделано. Только бы жертва не оказалась напрасной…
— Ты чего-то опасаешься? — насторожился Вивьен.
— Наши злоключения на этом не закончились, — посмотрел ему в глаза Соль.
— Температура понизилась, так?
— Ну, так…
— А дышится не легче. Предполагаю, что произошел…
— Отказ в системе регенерации воздуха! — не дал договорить управитель. -
Перевожу на дубль!
— Добро!
С каждым часом дышать становилось все труднее. Хотя автомат молчал, было ясно, что дублирование не дало результата.
— Виктор… придумай что-нибудь… — задыхаясь, прохрипел Вивьен.
— Для тебя… безвыходных положений… не бывает…
— Не преувеличивай мои возможности, Серж. От меня сейчас ничего не зависит.
— Но ты попробуй… попытайся…
— Все, что возможно, управители сделают и без меня, а там…
— Тогда помолчим, парни! — предложил Перси.
Превозмогая себя, Вивьен встал, круто взметнул голову и срывающимся, совсем не похожим на бархатный баритон, голосом запел старинную флотскую песню, как нельзя более созвучную их катастрофическому положению.
— Наверх вы… товарищи… все по местам! Последний парад… наступает…
Впервые, и не только за время экспедиции, Соль подумал о смерти. Конечно, сознание того, что человек смертен, было и раньше не чуждо ему, но как нечто абстрактное, лично его не касающееся. Он не задумывался над тем, что когда-нибудь неизбежно умрет. Это «когда-нибудь» принадлежало далекому будущему, в котором Соль уже не будет нынешним Солем. И умирать доведется совсем другому, отжившему свое, человеку.
Даже тогда, во время «сна», когда ум подсказывал, что побороть монстра невозможно, мысль о смерти не приходила в голову. Да если бы Виктор позволил себе подумать о ней, он тотчас бы перестал быть астронавтом!
Выбрав профессию, Соль сознательно и охотно ступил на дорогу риска. Жизнь стала зависима от множества экстремальных, зачастую непредсказуемых, факторов. Но все они до сих пор были подвластны опыту, знаниям, находчивости, хладнокровию и… везению. И вот, похоже, именно везению пришел конец…
Но тут он вспомнил об одном своем разговоре с Великим Физиком. Виктор не раз ощущал необъяснимую симпатию ученого, который по общему мнению был скуп на проявления добрых чувств, а вот на придирки — щедр. Слушал только то, что желал услышать, не считался с чужим мнением, мог грубо оборвать, а то и выгнать вон. С ним же старый брюзга разговаривал ласково и называл не иначе, как «сынок».
Соль вдруг понял, что Великий Физик для него не просто крупнейший ученый, звезда первой величины на небосводе науки, в чье поле тяготения он был втянут по воле загадочных обстоятельств. Не только строгий, хотя и странно снисходительный нас тавник, необъяснимое расположение которого так ему льстило…
Виктор не помнил родителей: они погибли при восхождении на Эверест вскоре после его рождения. Слова «отец» и «мать» воспринимались им как абстракция, ассоциировались с голограммой, запечатлевшей на фоне нестерпимо сверкающей горной белизны двух близких, но совершенно не знакомых ему людей — мужчину и женщину, молодых, радостных, навеки застывших в нерасторжимом счастливом объятии. Он ни разу в жизни не произнес этих слов. Но сейчас, следуя душевной потребности, мысленно воззвал к Великому Физику:
— Помоги, отец!
И, словно в ответ, вспомнил диалог, которому когда-то не придал значения:
«А ты ведь экстрасенс, сынок!»
«Шутите? Я вообще не верю ни в каких экстрасенсов!»
«И правильно делаешь. На одного истинного экстрасенса приходится миллион дутых… Но ты-то истинный».
Кажется, этим разговор и закончился. Хотя нет, Великий Физик добавил:
«Твои способности еще проявятся. Когда придет нужное время…»
Да, именно так он и сказал. «Когда придет время!» Но не слишком ли уже поздно?
Утверждение Великого Физика, будто по степени риска интранавт неизмеримо превосходит астронавта, сначала показалось Солю заведомым преувеличением, затем раззадорило его и в конце концов заставило задуматься. Но и тогда он проникся не покорным осознанием того, что «ходит под Богом», а дисциплинирующим чувством ответственности — не столько за свою судьбу, сколько за судьбу доверенного ему дела.
Возможно, сыграло роль общение с Великим Физиком или же Соль наконец-то повзрослел, но с тех пор он отказался от бравады, которая прежде сопутствовала ему, подталкивала под руку, заставляла «играть на публику».
Мужество запредельного пилота очистилось от наносного и подчинялось теперь разуму, а не бездумному «первому порыву».
И сейчас Соль страдал от бессилия, испытывал чувство обреченности и… стыда. Собственная гибель, впервые обретшая зримые очертания, страшила меньше, чем крах экспедиции, которого так и не удалось предотвратить. А разве он не в ответе за жизни друзей, доверившихся его опыту и умению находить выход из безвыходных положений!?
Вот они, рядом, друзья… Напряженные, сосредоточенные лица, даже хмурые: есть от чего! Но не видно страха во взглядах. А он еще заподозрил Вивьена в трусости… Серж тоже мог бы обвинить его в беспомощности, неуверенности, слабости. Только не думают так друзья, не обвиняют командира ни в чем…
«Но уже и не надеются, что сотворю чудо, — подумал Соль. — А может, все-таки сотворю? Ведь не зря же поверил в меня Великий Физик!» Тем временем Вивьен неверными движениями вкладывал капсулу со сверхстимулятором в ультразвуковой инжектор, а Перси Перс закатывал рукав оранжевого комбинезона, обнажая могучий бицепс. Его льняные волосы потемнели от пота, дыхание было хриплым и неровным.
