— У вас курить можно? — робко поинтересовалась через три минуты Журавлева.
Клавдия не отреагировала. Продолжала заполнять протокол. Тщательно, перечитывая по нескольку раз.
— Кури, конечно, — сказала она, когда Журавлева уже забыла о своем вопросе, и пододвинула ей пепельницу.
— Ага! — обрадовалась Журавлева.
Чиркнула спичка, и запахло табаком.
— Ты в какой школе училась? — неожиданно спросила Дежкина. — Номер назови.
— Седьмая, а зачем вам? — удивилась Ира.
— В «А» классе?
— Да…
Наконец Клава подняла на нее глаза и сразу поняла, что так сильно интриговало ее в Ирине. Просто интересно было знать, какого же цвета на самом деле волосы у парикмахерши. Оказались пепельные, довольно красивые. Стильная мальчишеская прическа.
— Как ты понимаешь, я веду дело не о краже кошелька, а об убийстве, которое вы с Денисом совершили.
Сказала спокойно, дружелюбно и опять углубилась в чтение бумаг.
— Я не совершала, — быстро затараторила Ирина. — Я вообще ни о каком убийстве не знаю, это какая-то ошибка, я…
Но Клавдия не обращала на нее внимания. Копалась в бумагах минут пять, не меньше, пока Ира молча сидела перед ней, начиная плавиться от напряжения.
— Он сказал, что это ты на Верку парик надела. Зачем?
— Какой парик? Я вас не понимаю, — сказала Ирина, но уже менее уверенно.
И снова пять минут молчания. Но и Клавдии они давались нелегко. Так артист держит паузу. Нужно дотянуть до самого последнего мгновения и в то же время не переборщить. Существует грань, после которой зрителю просто скучно, а подследственный замыкается и перестает отвечать на вопросы.
— Как твое отчество?
— Леонидовна. Ирина Леонидовна.
— Машину до этого разбили или после?
— До.
Ну вот и все. Клавдия, конечно, знала, что машина была разбита до этого.
— Ну вот. — Она посмотрела на девицу и улыбнулась. А теперь расскажи еще раз все по порядку.
— Почему еще раз? — удивилась Ирина. — Я ничего не рассказывала.
— Ты — нет. Но Харитонов рассказал. — Клавдия остановила диктофон, чтобы «перевернуть кассету». — Рассказал, как этот мужик приставал к тебе в ванной, как ты его разводным ключом огрела и убила, как потом привязала его подругу к батарее и надела на нее парик.
Ира не могла опомниться около минуты. Смотрела на нее выпученными глазами и глотала воздух.
— Хотя в принципе это не важно. — Клавдия включила диктофон и опять углубилась в чтение.
— Врет он все! — вдруг закричала Ирка. — Все до последнего слова врет! Это неправда! Не верьте ему, гражданин… Гражданка…
— Госпожа следователь, — поправила Клавдия. — Ну так расскажи мне правду. Только не говори, что ничего не знала и тебя там не было. У меня нет времени байки слушать. Через три дня дело в суд подавать. Придется строить все обвинение на его показаниях. Мне-то в принципе все равно, главное сбагрить…
— Хорошо, я все расскажу, все! — заговорила Ира как можно серьезнее, иначе бы у нее просто случилась истерика. — Это он их убил. Вернее, его. Потом все подстроил, как будто это мы погибли. Девку просто привязали к батарее и парик на нее надели… надел, он надел. С меня снял и надел.
— Зачем?
— Хотел следы замести.
— Зачем?
Журавлева запнулась.
— Черепец кем тебе приходится? — Сейчас должна клюнуть. Если скажет, что никем, то придется попотеть. Ну не молчи, говори.
— Любовником.
— От него скрыться пыталась? Зачем? — теперь Клава сыпала вопросами, стараясь не упустить инициативу. — А машину зачем разбила? Почему спрятала?
Пусть врет, лишь бы не отрицала ни одного факта. А дальше — дело техники.
— Он мне угрожал! — клюнула Ирина. — Он не хотел, чтобы я от него уходила. Обещал нас с Денисом прикончить, если я к нему не вернусь. Он страшный человек. У него много знакомых, он может. Вот Денис и решил так все устроить, будто мы при пожаре погибли. Думали, может, тогда отвяжется. Он пригласил двух бомжей, одолжил у меня парик и все устроил. А я даже не знала. Вернее, догадывалась, но точно не знала. Он только потом сказал, когда все кончилось. Я испугалась и решила с ним удрать в Рязань.
— Ну хорошо, а на собаке зачем зло срывать? Зачем ты ее убила? Она-то вам чем не угодила?
— Да не убили мы ее. Она сама сдохла. От этой, как ее, ну такая отрава крысиная…
— Мышьяк, — подсказала Клавдия.
— Да! Она мучилась! Мне стало жалко! Собаку я убила, признаю.
— А может, это ты ее замучила? Противозачаточными?
— Какими противозачаточными?
— «Регивидон»… что там еще?
— Нет, это я сама… Она случайно таблетку сожрала…
— Вон что! Таблетки любила?
— Она случайно…
— А Фому? Зачем украла у Черепца Фому?
Глаза Журавлевой дернулись.
— Он ее просто любит очень, — ровным голосом сказала она. — Мы хотели его шантажировать, чтобы он нас не искал, тогда получит своего Фому обратно.
— Ну и что же? — Клавдии уже начало казаться, что она танцует какой-то замысловатый танец.
— Он просто сбежал, — ответила Ирина. — В окно — и выпрыгнул, когда мы его везли. А убивать его мы и не думали…
Ну все. Клава облегченно вздохнула. Про собаку Ирина, похоже, не врет. Незачем. Фома в окно сиганул.
— Это когда ты «девятку» разбила? — спросила Клавдия уверенно.
— Да, — мрачно согласилась Ирина.
Вон оно как! Толком и украсть не смогли.
— Это где случилось?
— Возле Переделкина, — снова буркнула Журавлева.
Ну ясно. Откуда ж там ГАИ взяться?
— Ну хорошо… — сказала Дежкина.
«Теперь — внимание, Клава!»
— Мой последний вопрос. Расскажи мне про рэйдж.
— Про рэйдж? — Ирина побледнела. — А что это?
— А это что?! — Клавдия схватила Ирино запястье и задрала рукав выше локтя. — Что это за странные такие синяки у тебя, девочка? Что это за дырочки такие интересные? Это тебя комары искусали?
— Про наркотики я ничего не знаю, — глухо пробормотала Ирина, пытаясь выдернуть исколотую руку. — Я рассказала вам все. Могу написать показания в письменной форме.
— А я и не произносила слова «наркотики», — улыбнулась Клава, отпуская Ирину. — Я сказала просто — рэйдж.
Ирина сложила руки на груди и вдруг… рассмеялась. Расхохоталась так, что чуть с табуретки не свалилась.
— Поймать меня решили, госпожа следовательница?! Да про этот «рэйдж» любой школьник знает. Ловит она меня! И не надо мне тут! Да, я кололась! У нас наркомания — болезнь, а не преступление! Знаете?..
Клавдия покраснела. Как девчонка. Прокололась, ничего не скажешь. Это только она, выходит, от жизни отстала, не знает, что такое рэйдж. Ладно, придется по-другому.
— Допрос окончен.
Она позвала милиционера.
— Передайте там начальству, что задержанная Журавлева — наркоманка. Пусть позаботятся, чтобы к ней наркотики не попали. Я лично прослежу.
— Сука!.. Какая же ты сука! — прошипела Ирина. — Что тебе, сука, нужно от меня?
— Мне нужен Фома.
— Ищи своего Фому по всей Москве! — закричала Ирина. — Хер найдешь! Сук-ка! Блядь, сук-ка позорная!
Ее истеричный голос еще некоторое время слышался из коридора, пока милиционер не двинул ее под дых.
«Ну вот. И эта тоже не меня боится. Тупик…»
21.45–23.04
Чубаристов жил в так называемом спальном районе Москвы, занимая однокомнатную квартиру на последнем этаже хмурой коробки. Добираться, правда, трудно, автобусы ходят, как им вздумается. И еще от остановки минут пять топать по пересеченной местности. Но зато это своя берлога, убежище и тишина.
Лампочку в подъезде вывернули. Лифт сломан с прошлого года, приходится переться по лестнице. Ничего, после целого дня, проведенного в сидячем положении, лишние физические упражнения не помешают.
Однако этажу к седьмому Чубаристов запыхался и остановился передохнуть. Он так много курил в последнее время, что неудивительно. Виктор Сергеевич опустил портфель на пол и прислонился к стене. Тишина… Только собственное дыхание…
Нет, еще чье-то.
Виктор Сергеевич напряженно всмотрелся в темноту и различил вдруг два еле заметных пятна, белки человеческих глаз. Кто-то стоял в нескольких шагах от него…
Чубаристов редко носил с собой табельное оружие, справедливо считая, что пистолет не спасет. Если захотят убить — даже гаубица не поможет. Вообще, Виктор часто оказывался в затруднительных ситуациях, когда его жизни угрожала опасность, но остался цел и невредим. Ни единой царапины. Чубаристов не боялся смерти, наоборот, ему даже нравилось играть с ней, получая при этом загадочное, необъяснимое и неповторимое удовольствие…
— Кто здесь? — Виктор чиркнул зажигалкой. Желтоватый огонь высветил худощавого мужчину, заросшего густой бородой. — Это ты, Равиль?
