Всю долгую ночь полный муки взгляд Рауля ни на миг не отрывался от круглой хижины, в которую бросили Харриет. Хижину так хорошо охраняли, что даже батальон солдат с трудом смог бы взять ее штурмом. И конечно, Рауль никак не мог перехитрить охранявших его самого и вернуть себе пистолет.
Время тянулось медленно, но рассвет приближался. Ни еды, ни воды в хижину не приносили. Рауль не знал, связана ли Харриет или свободна, и чувствовал себя как в аду. У него не было возможности ни поговорить с ней, ни объяснить свои действия. Он мог только представлять себе, как золотисто-зеленые глаза, которые так легко вспыхивали от гнева или смеха, расширятся от ужаса, когда он поднимет копье. Не будет ни последнего слова, ни последней ласки. Крик Харриет будет единственным звуком, который он унесет с собой в могилу.
На следующее утро, проведя ночь без сна, когда каждый мускул и каждый нерв в его теле были напряжены до предела, Рауль встретил Латику с внешним спокойствием. Один намек на страх — и дружелюбие Латики превратится в презрение, с Раулем перестанут обращаться как с равным и не позволят торговаться за Харриет наравне с прибывающими вождями.
Вожди, сопровождаемые свитой воинов, во всем великолепии сидели рядом с Латикой: крупные мужчины, одетые в цветастые тоги, в наброшенных на плечи накидках из леопардовых шкур. Когда солнце поднялось выше в небо, Латика жестом пригласил Рауля присоединиться к ним на церемониальном помосте. Марк Лейн и Себастьян, со всех сторон зажатые толпой из сотен воинов, их жен и визжащих детей, снизу со страхом наблюдали за происходящим.
Яркий солнечный свет, ворвавшийся в темноту хижины, когда дверь широко распахнулась и вошли два воина, на мгновение ослепил измученную и обессилевшую Харриет, а затем она набросилась на вошедших, но напрасно — ее удары ни к чему не привели. Ей скрутили руки за спиной и, спотыкающуюся, повели на жару и пыль.
Все существо Рауля отчаянно кричало от возмущения, мускулы у него на шее и плечах вздулись от напряжения, которого стоил ему железный контроль над собой. Одно неверное движение, и они все погибнут. Ему предстоит пережить тяжелое испытание, когда придется стать свидетелем страданий Харриет. Увидев, что Харриет идет, дерзко вздернув вверх подбородок и расправив хрупкие плечи, Рауль понял, что когда она предстанет перед Латикой и его знакомыми вождями, в ее глазах не будет страха — такого удовольствия она им не доставит.
Оставшись без шпилек, волосы Харриет струились вниз по спине во всей своей красоте, и падающие на них солнечные лучи делали их похожими на золото. Когда Харриет по грубо вырубленным ступенькам поднималась на помост, ее волосы упали вперед, но она не могла откинуть их с лица, потому что ее руки были связаны за спиной. Она мотнула головой, стараясь отбросить их, и они превратились в шелковое облако.
Почувствовав, как вожди вокруг него затаили дыхание, Рауль стиснул зубы; Что мог он предложить Лати-ке, соревнуясь с сидевшими рядом мужчинами? У него были только лошади и несколько животных, провизия и научные приборы. Будет ли все это представлять ценность для Латики? На этот вопрос Рауль не мог дать ответа. Но что было очевидно, так это то, что окружавшие его вожди, чтобы обладать прекрасной женщиной с волосами как солнце, заплатят высокую цену чем угодно, чего бы Латика ни потребовал.
Рауль сидел, скрестив ноги, на леопардовой шкуре так непринужденно, словно находился в Хартуме, и, улыбаясь, разговаривал с Латикой. Харриет безуспешно пыталась поймать его взгляд и проглотила рыдание. Она думала, что Рауль остался, чтобы попытаться спасти ее, что он переживает такие же душевные муки, как и она, — оказывается, это была ошибка. Рауль остался, потому что Латика объявил себя его другом, потому что он вряд ли мог бросить ее в присутствии Себастьяна и Марка Лейна, не создав видимости, что старается спасти ей жизнь.
Рауль отвернулся от Латики, и Харриет, быстро отведя взгляд, снова напряженно смотрела прямо перед собой, а ее сердце билось, как птица в клетке. Она любой ценой сохранит чувство собственного достоинства, какие бы публичные унижения ей ни пришлось терпеть. Она будет помнить, кто она такая — она Харриет Латимер, дочь миссионера.
Мускулистый человек с многочисленными браслетами на лодыжках шагнул к Харриет, и она зажмурилась, ощутив запах пота; его руки коснулись ее волос, а потом сильные пальцы, сжав ей подбородок, повернули ее голову слева направо.
Харриет решила, что будет думать о Челтнеме, о своих тетушках, о светлых, омытых дождем рассветах и благоухающих весенних днях.
Она чувствовала себя выставленной напоказ всему миру. Перед ней были вожди со своими свитами и Рауль, позади — сотни других людей, и где-то, если они еще живы, находились Себастьян и Марк Лейн.
Ее тело ощупывали, словно она была кобылой, выставленной на продажу, и Харриет вспомнила, как рабов в Хартуме заставляли ходить и бегать в угоду их возможным владельцам. Она стояла неподвижно, закрыв глаза и мысленно переносясь далеко от своего страдающего тела, которое обсуждали, трогали, за которое торговались, — Харриет вспоминала отца, его доброту и нежность, его любовь к ней.
Опять забили барабаны, голоса стали громче от возбуждения и возмущения. Вокруг жужжали мухи, беспощадное солнце палило ее непокрытую голову, Харриет потеряла счет часам, проведенным без воды, во рту у нее пересохло, губы запеклись, и ей пришлось собрать все силы, чтобы остаться стоять на ногах. Услышав голос Рауля, низкий, громкий и вполне самоуверенный, Харриет открыла глаза. Она знала, что вот-вот потеряет сознание, а когда снова придет в себя, будет принадлежать одному из вождей с бесстрастными лицами, стоявших всего в шаге от нее. Она надеялась, что Рауль, Себастьян и Марк Лейн будут спасены и продолжат экспедицию. Она никогда больше не увидит Рауля. Он ее бросил, будучи свидетелем ее унижения, он не поднял голос в знак протеста.
Харриет трудно было сосредоточиться. Цвета скользили и расплывались, ей показалось, что зеленый, как трава, помост заполнен предметами, которых там прежде не было, предметами, которые были ей знакомы. Харриет пошатнулась, зажмурилась и снова открыла глаза. На помосте были секстанты и хронометры, подзорные трубы и бусы. Вождь Латика рылся в ящиках, которые она не так давно видела в лагере, а Рауль объяснял ему, как пользоваться подзорной трубой, и вождь восторженно кудахтал.
Почему Рауль не смотрит на нее? Почему не проявляет интереса к ней? Там ли он вообще, или она попала в какой-то нереальный мир? Харриет отрешенно посмотрела вокруг. Позади нее толпа расступилась, чтобы лошадей Рауля, Себастьяна и Марка Лейна провели парадом перед Латикой.
