Рауль вскинул голову так резко, словно его ударили, а Харриет, выворачиваясь из его объятий, нарочно позвала:
— Себастьян!
— Значит, Себастьян? — Стиснув зубы, Рауль сжал ее так крепко, что ее зов превратился в крик боли. — И что ваш драгоценный Себастьян сделал для вас в деревне Латики? Он рисковал своей жизнью ради вас? Он нес вас в безопасное место?
Но Харриет больше не слушала его. Она знала только одно — ей нужно освободиться из его рук, ей нужно вернуть себе чувство собственного достоинства.
— Я не Наринда! — с мукой выкрикнула она и ногтями оставила у него на щеках длинные глубокие царапины. — Я не рабыня, которой можно пользоваться для собственного удовольствия!
У Рауля кровь застучала в висках, глаза заволокло, красным туманом. Он несколько месяцев мечтал о ее теле, он рисковал своей жизнью ради нее, а теперь, оказавшись в безопасности, она зовет Крейла! Его железная воля сломалась, он пальцами больно схватил Харриет за волосы и откинул ей назад голову, так что его глаза смотрели прямо ей в глаза.
— Вы именно рабыня! — выкрикнул он, не обращая внимания на упорные попытки Харриет вырваться от него. — Спросите вождя Латику! Спросите сотни его воинов! Спросите Крейла и Лейна! Вы проданы с аукциона, как рабыня, и куплены, как рабыня! И ей-богу, я буду наслаждаться вами, как рабыней!
На этот раз в его губах, набросившихся на ее губы, не было ни капли нежности. Его тело, прижавшее Харриет к земле, теперь было не защищающим, а жестоким, угрожающим — чрезвычайно возбуждающим. Харриет услышала тяжелые удары его сердца у своей груди, и страсть, которой она так долго сопротивлялась, поглотила ее. Харриет оказалась в огне, который разгорался и пожирал все, не зная границ. Губы Рауля обжигали ей губы, причиняли боль, искали, требовали, но Харриет в глубинах души все же нашла силы на один последний отчаянный протест, и когда слово «Нет!» вырвалось из нее, полог палатки распахнулся и чьи-то руки яростно вцепились в Рауля.
Харриет откатилась из-под него, тяжело дыша и рыдая от стыда за свою слабость.
Вывернувшись как угорь, Рауль ударил кулаком в первое же лицо, попавшееся ему на глаза. Им оказалось лицо Себастьяна, который, завертевшись, вылетел из палатки в грязь и пыль, а через несколько секунд за ним последовали Уилфред Фроум и Марк Лейн, а потом выскочил и сам Рауль.
Двумя молниеносными движениями Рауль лишил Уилфреда Фроума способности что-либо предпринимать, и только удар Марка Лейна, еще носившего церковный воротник, привел его в чувство. Они стояли друг перед другом, сжав кулаки и тяжело дыша.
— Не будьте дураком, Рауль. Я не хочу вас бить, — задыхаясь, сказал Марк.
— Если вы это сделаете, я изобью вас до потери сознания, — хрипло рассмеялся Рауль.
— Если это то, что поможет вам прийти в себя, то я согласен. Бейте, я вытерплю.
Рауль долго пристально смотрел на него, а потом выругался, круто развернулся и почти побежал, стремясь поскорее покинуть лагерь, чтобы избавиться от осуждающего взгляда Марка Лейна, избавиться от присутствия Харриет, доставляющего мучения. Марк Лейн, стараясь восстановить дыхание, вытер текущую изо рта струйку крови.
— Он в своем уме? — поинтересовался Уилфред, с трудом поднимаясь на ноги. — Он вернется?
— Он в своем уме, и он вернется, — ответил Марк Лейн и пошел туда, где стояла Харриет.
Себастьян, утешая Харриет, обнимал ее рукой за плечи, а у нее, казалось, были одни только огромные глаза на побелевшем лице.
— Вы не должны слишком плохо думать о Рауле, — все еще не отдышавшись, сказал Марк. — Он перенес тяжкие испытания…
— Как все мы, — грубо перебил его Себастьян.
— Но именно Раулю досталась основная тяжесть.
— Пожалуйста, не оправдывайте его, — заговорила Харриет, сдерживая слезы. — Он не заслуживает прощения.
— Мы с Фроумом на рассвете отправляемся обратно в Гондокоро, — сухо сообщил Себастьян. — И мисс Латимер едет с нами. И еще, чтобы вы знали, ее репутация не будет запятнана. Она только что оказала мне честь, приняв предложение стать моей женой.
— Это правда?
Марк в полном недоумении уставился на Харриет.
— Да, — холодно встретив его взгляд, ответила она с едва заметной дрожью в голосе. — Это правда.
Харриет повернулась и, войдя в палатку, опустила за собой полог.
Глава 10
Наринда с торжествующим блеском в глазах, не обращая внимания на нерешительные возражения Уилфреда, подбежала к своему мулу и, усевшись на него, направила животное в том же направлении, в котором исчез Рауль.
Себастьян подошел к палатке Харриет, но в замешательстве остановился, услышав отчетливый звук рыданий.
— Странное поведение для счастливой невесты, — саркастически заметил Уилфред Фроум, возвращаясь в свою палатку.
— При данных обстоятельствах я нахожу поведение моей невесты вполне понятным. — Себастьян с угрожающим видом шагнул к нему. — Я намерен покинуть этот лагерь как можно скорее, чтобы ей не пришлось снова увидеть этого негодяя.
— Разделится ли наша группа и если да, то когда это случится, будет решено надлежащим образом, — спокойно сказал Марк Лейн.
— Мне выбирать, когда это будет! — бросил Себастьян и отвернулся от палатки, не в состоянии набраться мужества, чтобы утешить свою невесту.
Харриет плакала до тех пор, пока у нее уже не осталось больше слез. Долгие часы плена в хижине туземцев заставили ее посмотреть в лицо мучительной правде. Не важно, что он делал, не важно, каким отвратительным было его поведение, она всегда будетлюбить Рауля Бове. Она не могла ничего с собой поделать. Стоило ему только прикоснуться к ней, как у нее закипала кровь. Даже когда он больно откинул ей назад голову и целовал ее с такой свирепостью, что потом у нее кровоточили губы, она все равно ему отвечала, и ее последний протест в его объятиях был просто пустой видимостью. Только Себастьян с товарищами спас ее от окончательного позора. Харриет, тихо застонав, прикрыла лицо локтем. Чем она провинилась, что вынуждена терпеть такие мучения? Она не поощряла его, не обращала на него внимания, отказывалась поддаваться его обаянию, против которого не устоял Марк Лейн и даже вождь Латика. И что толку? Она так же покорена им. Она ничего не может сделать, чтобы освободиться от каприза собственного сердца.
Харриет охватило безысходное отчаяние. Как она будет жить без радости видеть его? Не будет слышать его низкий бархатистый голос? Не будет ловить его скупые улыбки, не будетЪбъектом его жестокого гнева? Как она будет жить без человека, которого любит больше всех на свете?
