— Слышал? — обратился Иван Иванович к Сергею. — Завтра поезжай на железобетонный завод. Ровно в одиннадцать зайдешь к старшему инспектору по кадрам Костину Федору Федоровичу. Только не опаздывай, он любит точность.
— Понятно.
— Тогда все. Если еще будет нужда — приходи.
— Спасибо, Иван Иванович.
Время все дальше уносило прошлое, о нем не хотелось вспоминать. Жизнь выправилась. Но однажды в нее опять вклинился Черноскулов.
Началось с неожиданной встречи. Сергей пошел в очередной отпуск. В конце рабочего дня получил зарплату и отпускные. Домой, как всегда ехал автобусом. Настроение было беззаботное. На остановке «Кассы аэрофлота» сошел, решив по случаю отпуска пообедать в ресторане, который находился недалеко, в тихом переулке.
Был такой час, когда ресторан начинал наполняться посетителями. Зал блестел завидной чистотой. Уютно, приятно, хорошо. Не думая задерживаться долго, Сергей облюбовал свободный стол у входа. Заказ приняли не сразу. Официантка, видимо, ждала еще клиентов. Однако новые посетители проходили дальше, в глубину зала. Наконец официантка подошла. Принимая заказ, уговорила взять марочного вина. Пообедав, Сергей хотел рассчитаться и уйти, но вдруг почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, на мгновение растерялся от неожиданности: перед ним, улыбаясь, стоял Черноскулов. Улыбка его была натянуто-загадочной.
— Привет, Серж! — Черноскулов плюхнулся на стул.
— Здорово, — без радости ответил Лоскутников.
— Я тебя ищу. Сегодня два раза приходил домой. Где ты пропадаешь?
— Разве не видишь?
— Ну, ну. Давно на воле?
— Давно.
— Сколько?
— Почти три года.
— Я всего пять дней. А ты выправился. Здоров стал, здоров. Я даже не сразу признал.
Сергей молчал.
— Встречу надо бы вспрыснуть, — продолжал Черноскулов. — Как считаешь?
— Я уже выпил. Мне хватит.
— Не заметно.
— Мне хватит, — повторил Сергей.
— За мой счет.
— Я не беден, мог бы и сам взять.
— Серж, я тебя не узнаю. Ты что, на меня в обиде? Нет, в натуре?
— Не в обиде, но…
— Договаривай.
— Восторга не испытываю.
— Нет, ты просто не в норме и затуманенный какой-то. Надо бодрости добавить. — Черноскулов поманил пальцем официантку с высокой прической. — Графинчик «женских слез».
— Чего? Чего?
— Водки. Мы пьем, женщины горько плачут, — пояснил Черноскулов. — Пива пару, груздочков соленых, два заливных, двое пельменей. На двоих.
Ждали они недолго.
Скоро с большим подносом появилась официантка, поставила заказ, улыбнулась и отошла к соседнему столу.
— Как живешь? — спросил Черноскулов, наливая водку в рюмки.
— Как все.
— Вкалываешь?
— Работаю.
— Где?
— На бетонном заводе.
— Нравится?
— Доволен.
— Не женился?
— Пока нет.
— Правильно делаешь. Не торопись. Не зря говорят: «Муж — голова, жена — шея. Куда захочет, туда и повернет».
— Глупые слова.
— Не я придумал. Да, Гошку Кубышкина не видел?
— Нет.
— Надо повидать. Ему, может, известно, как тогда милиция на нас вышла. По-моему, случайно.
— Угрозыск не глупее тебя.
— Нет, наверняка какая-то случайность подвела. Надо все обмозговать. Я остановился пока у Розки. Заходи.
— Зачем?
— В гости. Разве не о чем поговорить?
— С тобой не о чем. От прошлого тошнит, с меня хватит.
— Завязал?
— Завязал.
— Надолго?
— Навсегда. У нас на заводе таких, как я, четверо. Я пятый. Все завязали.
— Ну, ну. — Черноскулов выдавил улыбку.
У стола появился незнакомый парень.
— У вас свободно?
— Занято! — резко ответил Черноскулов, хотя два места пустовали. И тут же добавил: — Двигай, милок, дальше, там места есть. Мы ждем приятелей.
Парень ушел. Черноскулов опять пригласил официантку, еще заказал водки. Сергей, уже захмелевший, противился, отговаривал. Вытянув из внутреннего кармана пиджака пачку денег, он отделил непослушными пальцами две десятки, протянул официантке, пробормотал:
— Больше ничего не надо.
— Мне двести, дорогуша.
— А говоришь — завязал, — с ухмылкой произнес Черноскулов, когда официантка отошла. — Темнишь? Откуда столько денег? Такие добывают, а не зарабатывают.
— За-ра-бо-тал! Понял?
— Сказывай сказки.
— Не веришь! Не верь. — Сергей попытался встать и уйти, но Черноскулов удержал его за плечо.
— Серж, не уходи. Не хочешь — не пей, просто посиди. Меня не пробрало. Душу раздирает. Глотну еще малость. Потом увезу тебя на такси. Домой увезу.
Сергей пьяно посмотрел на Черноскулова, мотнул головой. И хотя он упрямился, отказывался пить, Черноскулов не унимался, ласково, но назойливо упрашивал:
— Ну, глоток. Один глоток, Серж. За тебя. За твое здоровье, Серж. Ты же хороший парень, Серж. Умница. Тебя все любят…
И Сергей, разомлевший, делал очередной глоток. Расплывшееся лицо Черноскулова то отдалялось, то снова приближалось. Грянула оглушительная музыка, начались суматошные танцы-тряски. Черноскулов протянул подошедшей официантке деньги и под шум взбудораженного зала поднял Сергея с мягкого кресла, вывел на улицу. В низком небе ворочались уродливые облака. Кругом серо, тускло. Даже маленький, всегда ухоженный сквер, приткнутый к ресторану, казался неряшливым. Сюда и завел Черноскулов Лоскутникова, усадил на скамью под дряхлый клен.
Не прошло и пяти минут, как Сергей свалился на бок и уснул. Черноскулов склонился над ним, подергал за лацкан пиджака, за ухо, расстегнул пиджак Сергея, вытянул пачку денег, сунул в свой карман, неторопливо вышел из сквера и лишь потом ускорил шаг. Свернув за угол и пройдя еще квартал, он остановился у телефона-автомата, два раза крутнул диск:
— Милиция?! В сквере у ресторана «Вечерний» валяется пьяный!
«Завтра поглядим, Сергуня, как ты запляшешь, — думал Черноскулов, шагая вразвалку. — Притопаешь ко мне, как пить дать. Никуда не денешься. Тогда и покалякаем. Не верю, чтобы не помог мне… Уломаю».
Проснулся Лоскутников глубокой ночью. Тяжелую голову разламывала острая боль. К горлу подступала тошнота. Во рту — сушь. Хотелось пить. Открыв глаза, он не сразу понял, где находится. Длинную комнату, окна которой были задернуты белыми легкими шторами, освещала одна лампочка, слабо распылявшая свет. Кушетки, выстроенные в два ряда, заправлены чистыми простынями. Слева и справа спали мужчины — человек десять. Монотонный храп разносился по всем углам. Здесь все походило на больничную палату, но в следующую минуту в проеме открытых дверей появился милиционер в распахнутом синем халате. Вытрезвитель! Сергей поморщился, зажмурил глаза. И все этот проклятый ресторан! И все эта проклятая выпивка! В больной голове смутно вставала картина начала вечера: он постоял у порога, осмотрелся, выбрал стол, сел и сделал заказ… Неслышно подошел Черноскулов. Пили… Дальнейшие события не задержались в памяти. Сколько Сергей ни старался, ничего вспомнить не мог.
Сергей со стоном вздохнул, откинул простыню, поднялся, направился к дежурному походкой больного человека.
Рослый, с пышными усами старшина милиции Угрюмов устало поглядел на Сергея, стоявшего в трусах и майке против двухтумбового стола. Старшина расспросил и записал на листе фамилию, имя, отчество, день, год и место рождения, домашний адрес, место работы. Эти данные он передал кому-то по телефону и стал ждать. Минуты через три сказал в телефон: «Все совпадает? Хорошо. Спасибо». Опуская трубку на рычаги, спросил:
— В вытрезвителе первый раз?
— Первый, — горько вздохнул Лоскутников. — И последний.
— Часто пьете?
— Нет.
— А не пить можно?
— Можно.
— Все, с кем доводилось говорить, согласны, — ворчал Угрюмов, — но не все умеют сдержать себя. Потому и не перевелись «шатуны», выписывающие ногами кренделя.
Пока Лоскутников одевался, Угрюмов заполнял акт, продолжая ворчать:
— Из «шатунов» получаются «падуны». Упадет и подняться не может. Таких сам господь повелевал подбирать и доставлять сюда. Вас тоже можно причислить к «падунам», хотя вы не валялись под забором, а лежали на скамье.
— Где? — вырвалось у Лоскутникова.
— В сквере у ресторана «Вечерний».
— А… — Лоскутников осекся, лихорадочно обшаривая карманы пиджака и брюк. — А деньги? Где деньги?
— Какие деньги? — старшина перестал писать, вскинул глаза на Сергея.
— У меня было триста пятьдесят рублей. Пусть двадцать-двадцать пять пропил. Остальные должны быть.
— Триста пятьдесят?
— Зарплата и отпускные.
— Вас доставили общественники. При них проверяли одежду. Денег не было. Вот подписи. — Угрюмов ткнул пальцем в исписанную бумагу. — Что деньги у вас были — верю. Но когда? В том вопрос. Искать надо там, где вы находились. Пили где?
